Я вип'ю схід сонця із ніжних твоїх долонь, най навіть се подарує мені небуття.

Мистер Харкер, незадачливый исследователь, один из новоявленных искателей истины, признаться, мало заинтересовал графа Цепеша, однако привлек пристальное внимание одного из поверенных вампира, что вызвало у Владислава некоторое любопытство: обычно его собраться по псевдо-жизни были равнодушны ко смертным, которые редко представляли для них какой-либо интерес, кроме... гхм, гастрономического. Нет, разумеется, некоторые из юных вампиров были столь неосторожны, что влюблялись в такую хрупкую человеческую красоту и утонченность души, но здесь было что-то иное. Иное.
Щось змінилося у бутті та світобудові, і він відчував се надто гостро, це "щось" стискалось у камені серця гаряче-червоним, стукало у груди - випусти, пане, - він втратив звичний спокій і почувався недобре, його завше повільна кров нині текла швидше, немов час ізнов мав над ним владу. Він ізнову бачив сни: короткі, немов постріли, яскраві, гарячі, як колись його серце. Він тинявся похмурими залами свого палацу, не знаходив супокою у книгах та товаристві ані самого себе, ані своїх братів за кров'ю, щось значно сильніше за його байдужість до життя кликало його кудись, ятрило знепокоєну душу, фарбувало у занадто яскраві кольори його буття і се було незвично, і глибока зморшка віднині пролягла його чолом. ВІн силувався зрозуміти, що трапилось, і не знаходив ані відповіді, ані спокою. Аж поки одного разу не завітав у пошуках відповіді на невиказані питання до кімнати свого гостя, пана Харкера, що, навпаки, марнів та хворів із кожним днем все більше...*
...Да, в комнате мистера Харкера не было ровным счетом ничего, что могло бы рассказать о личности гостя графа Дракулы (признаться, Цепеш даже запамятовал причину визита Джонатана в замок; какое-то там любопытное для юноши исследование): стандартный комплект одежды типичного лондонского клерка или иного мелкого служащего, чемодан, несколько книг, бумаги, фотография на столе. Фотография на столе. Темные очи графа Дракулы вперились в обрамленный серебристой вязью рамы светлый лик и хриплый вскрик сорвался с его губ:
- Елеміне..
Не веря глазам своим, он схватил фотокарточку, всматриваясь, вглядываясь, вчитываясь в кажый оттиск, в каждую линию, до мельчайшего оттенка. Его руки дрожали впервые за долгие века, а с фотографии на него смотрела с легкой полуулыбкой златокудрая Элемина, вечная любовь графа Дракулы. Она, вылитая она. У девушки была ее красота, ее запах - легкий флер теплого прикосновения - вероятно, эту фотографию Мина отдала Харкеру прямо на вокзале, перед расставанием, и плотная бумага хранила тепло и запах ее рук, ее юного тела... Элемина... Она вернулась, и потому он потерял покой, потому мятежился и блукал замком, не находя покоя, потому так горячо и больно стучало в груди его окаменевшее от горя сердце.
- Елеміне... - шепотів він, гаряче притискаючи до серця її фотокартку, - люба моя, квітко моя, зоре моя... дочекавсь тебе, ясне сонце душі моєї, не марно мене обішла смерть, о ні... я знайшов тебе ізнов, чи се ти знайшла мене? Елеміно, кохання моє вічне, чи пізнаєш мене тепер, чи приймеш, чи прокинеться до мене душа твоя?.. - його голос зривався на стогін, в темних очах жевріло полум'я шаленства, дикого та невтримного, як Карпатські вітри. Хотілося видертись на найвищу із гір і кричати на всесвіт: Елеміне! Ти повернулася, Елеміне, ти прийшла до мене ізнов, ти... О, Елеміне...
І сердце його калатало у грудях, і було йому затісно у кістковій клітці, і рвалося воно до коханої, що крізь віки жила знов. Він покликав слугу і велів збиратись до Лондона.*
Мистера Харкера, слегшего с лихорадкой, определили в лечебницу при бенедиктском монастыре в окрестностях владений графа Дракулы. Через несколько часов все было готово к отъезду и вампир со своей свитой покинул Валахию. Он направлялся в Лондон. Еще никогда темный тисовый гроб не казался ему, неспящему, столь тесным и неуютным, никогда не жаждал он увидеть туманы Альбиона столь сильно. Признаться, вампиру всегда нравился Лондон, скупой на солнце и человеческие эмоции и щедрый на пытливые умы, однако сейчас Дракула был готов боготворить этот город, подаривший ему возлюбленную. С каждой милей пройденного пути она ощущалась все явственней и ближе, Дракула сходил с ума, бредил, метался, словно в горячке, потерял покой и, казалось, жил только единой мыслью сейчас - увидеть ее, произнести ее имя, поцеловать бледные уста, коснуться пальцами золота ее кос, не отпускать ее никогда... никогда.
Поезд прибывал в шесть. Около пяти (весной в Лондоне сумерки наступают как раз к вечернему чаепитию) в купе, где ехала свита вампира, появился еще один пассажир. Дракула был бледнее обычного, на щеках его то и дело проступал лихорадочный румянец, глубоко посаженные темные глаза необычайно живо блестели. Надежда растекалась по венам вместо холодной, мертвой крови, превращая лишенного смерти в человека. Никто из поверенных не рискнул спрашивать: они впервые видели графа в таком возбуждении, однако полагались на то, что господарь разумеет, что творит. Наконец показались платформы вокзала Кинг-Кросс, воздух наполнился суетливым гамом, вокзальным шумом, который обычно сопровождает прибытие поезда, но это вовсе не волновало пана Цепеша, нет. Его взгляд скользнул по перрону и замер на тонкой светлой фигурке там, в отдалении, на скамье. Сделав сопровождающим жест оставить его, валахский володарь направился к ней, пьянея от столь упоительной близости.
Светлокудрая мотыльком сорвалась со скамьи, видимо, полная решимсти уходить, замерла, взгляд ее коснулся его кожи, девушка, дрогнув, опустилась на скамью, сжимая в пальцах книгу, а он уже был рядом, вглядывался в ее очи, в самые глубины ее души и шептал сбивчиво:
- Елеміне... зоре моя, се ти... це ти... Здрастуй, Елеміне, квіт серця мого, чи пам'ятаєш мене, чи не забула крізь небуття? - И мир молчал затаенно, и время вилось тугим кольцом, обручальным, вокруг этих двоих: хрупкой девушки с чужой душой и Владислава Колосажателя, валахского князя, рожденного много веков тому назад. Мир потускнел, поблек, и были только глаза, шепот, прикосновение, память и что-то такое горячее, рвущееся из груди.
Я пам’ятаю, колись ти прокинешся знову, бо кохання моє здолає закони буття та світу, бо я чекаю тебе, а ти йдеш до мене. Вічність бо ж не може дозволити, щоб ми не зустрілись ізнов, крізь тисячолітні дні, крізь біль та страждання – бо я винен тобі щастя, най і коротке, але щире й гаряче, незаймане, вільне і
тільки на двох...

*если читателям потребуется перевод, я готов его предоставить;
приношу извинения за доставленные неудобства при чтении, но персонаж категорически чувствуется мне двухязычным

Отредактировано Vlad Drăculea (23-03-2013 17:05:30)

Май. Терн цветет.
Наверное, со стороны эти двое смотрятся странно.
Как ангелы на земле.

Элемина, милая Элемина, небо души моей, ты вернулась!..неужто судьба сжалилась над пасынком Дьявола и вернула тебя, здесь, на лонднском вокзале, из крови и плоти - тебя, которую можно коснуться, выпить взглядом до дна, осушая, обнажая спящую память - ты ведь помнишь меня, Элемина, сердце мое... Как бледна ее кожа, как златы ее кудри, как бьется в груди всполошенной птахой ее юное сердце, как дрожат губы, как лучится теплом взгляд ее... Дракула замер, накрывая ее ладонь своею, ловя каждое из слов, вслушиваясь в шелест-шепот ее голоса - боже.. неужто ты есть в этом мире, всеблагий Господь? Она вздрагивает, ее пальцы выскальзывают из-под его ладони, она испугана, мысли ее мечутся, сердце колотится тахикардично, он чувствует запах ее страха, такой провокационный и пьянящий - ее шея, закрытая наглухо тканиною, що кольором - мов смарагд так близко, и там, под бледной кожей, бьется живчик, пульсирует горячая кровь - один поцелуй, и она - навсегда твоя, валахский господарь Владеш Дракула. Мысли осекаются, нет, нет, никогда, это все дурман, это в нем говорит кровь зверя, а не кровь возлюбленного, стучит в виски гулко, болезненно и пальцы в бессильном отчаянье сжимаются в кулак. "Кто вы?" - спрашивает она, тонкий голос дрожит, льется елеем на измученную душу румынского князя, пальцы его подхватывают девичью ладонь, губы - касаются ее пальцев и Элемина, отпрянув, срывается раненной птицей со скамьи, отступая на шаг или два, внимая то сердцу, то разуму, утопая в очах господаря.
- Чи ти не пізнала мене, Елеміне? - гірко питається, а розкраяне серце стукає в грудях - боляче, сильно, відмежовуючи очікування від життя - відчекав своє, тепер ось - живи, чуєш, живи, бо розумом не пізнавши, душею взнала тебе твоя Елеміна, твоя, княже, твоя, не край серця свого, дай їй спам'ятати, хто ти є... - Елеміне... чи приймеш мене таким? Чи схочеш бути із тим, ким я став, допоки чекав повернення твого? Чи приймеш мене, чи згадаєш себе, Елеміне, зоре моя доленосна?..
Цвіте терен. Ох, цвіте терен...
Его ладонь снова касается ее ладони, близко, предельно откровенно, почти неприлично близко - он обнажает пред ней свою темную, измученную душу, свое каменное сердце с огненным цветком внутри, смотрит в глаза ее и утопает в рассвете - я вип'ю схід сонця, хо-чеш?- Элемина, о Элемина... Я вижу, как трепещет душа твоя, как просыпается твоя память, как болит твое сердце - прости меня, любовь моя, я не хотел причинить тебе боль, неосторожный, нетерпеливый... Прости меня, ангел мой светлый, спасение мое, оправдание мое перед Небом... О, Элемина! Не позволяя ей сделать шаг назад, вырвать ладонь, принять слово и довод разума - дескать, это же безумие, Мина, вот так вот встретиться с незнакомцем и забыть себя, или...вспомнить? - сомкнуть ладонь на ее ладони, переплетая пальцы, рывком притягивая к себе, на шаг ближе, обнимая крепко, прижимая к сердцу - бьется, слышишь, Эльмина, оно бьется, потому что ты здесь.
Наверное, со стороны они выглядят странно.
Как ангелы.
Яке й кому є діло до двох, що зустрілись крізь смерть, забуття та людську ненависть, що розлучила їх? Чи має право отой християнський Господь, що володарює світом, заборонити їм любов; бо ж він є бог, що сина свого єдиного на розп'яття віддав за любов свою до невдячного людства, то хіба сей бог, що бачив, як байстрюк кнєжича світу сього, названий Дракулою, себто чортом, - страждає, як зі страждання цього та муки невимовної заперечив смерть власну, викреслив із душі право на людськість, на едем господній, на все, най на самого себе - з-за кохання обірваного, як він чекає крізь віки свою голубоньку, зореньку свою світлу... - то хіба сей бог, що любить усіх дітей своїх - хіба ж би він міг ізнов забрати, відійняти її у нього? Ні ж бо... ні, чуєш, боже?! Не треба. Най і тобі не буде діла до тих двох, що нині зустрілись крізь смерть, забуття та людську ненависть, що колись розлучила їх...
Она дрожит. Чувствует, как бьется его сердце, видит безумие - горячее и бесконечное, в темных глазах его - пугающе близко, а он держит крепко, но трепетно, улыбается едва - так улыбаются, боясь спугнуть нежданное счастье: это она, Мина, его, незнакомца - счастье.
- Владислав Дракула, господарь валахский - говорит он, повторяя слова многовековой давности, те, которые шептал Элемине юнак-провожатый, когда невеста Цепеша только приехала в Валахию и первый раз увидела юного владетеля непокорных земель: статного, гордого, красивого, сурового в красоте своей, с глубоким, тяжелым, пронзительным взглядом, верхом на неоседланном вороном коне - осадил, помнится, подал деве златокосой руку свою - и она приняла, - забросил рывком пред собой на жеребцов круп, ударил пятками в крутые бока вороного и умчался с невестой на просторы вольные, а под вечер - повел под венец светлоокую.
- Вспомнишь ли ты меня, Элемина? Вспомнишь ли ты - себя? - вопрошает, склоняясь ближе, губами касается губ ее, смыкая пальцы на ее ладони - крепче; не отпущу тебя больше, даже во смерть, коль ты сама не захочешь уйти от меня, не приняв то, чем я стал теперь. Не отпущу тебя больше, свет мой. Нашел тебя - и не отпущу боле.
На перроне Кинг-Кросса двое. Где-то вокруг есть мир, но миру до них нет дела, как и этим двоим - до целой вселенной.
Они сами себе - вселенная; история на двоих, эпилог которой затянулся на несколько веков - может, пора начать третий акт?
Наверное, со стороны они смотрятся странно.
Как ангелы.
Май. Терн цветет.

Отредактировано Vlad Drăculea (23-03-2013 21:09:20)

Вона дихає до нього.

Интерлюдия.

За ними из надвигающейся темноты с полузатаенной ревностью наблюдают трое - свита господаря, его возлюбленные по крови. Они слышат, что сердце валахского правителя снова стучит. Они видят хрупкую фигурку светлокудрого ангела, отпрянувшего было, но - вновь пойманного: совсем как во взрослых сказках и апокрифах рая - зло побеждает, тьма падает, увлекая свет за собой, демон ласкает ангела, ангел теряет крылья, сказка становится былью - все очень правильно, не правда ли? Трое не вмешиваются ни во что, они смотрят, как смыкаются ладони двоих, которые прошли сквозь тысячу и одну вечность, чтобы быть вместе, они слышат - там, в непорочной душе Вильгельмины Мюррей просыпается златоволосая княгиня валахская, льнет к возлюбленному своему, едва касается губами его кожи в тихом шепоте, прячется в его объятиях.
- Он теряет себя, - отмечает с некоторой нотой меланхолии в звучном голосе один из наблюдателей, неодобрительно цокает и первым удаляется прочь.
- Он обретает, - возражает одна из спутниц наблюдавшего, и в ее голосе чуткий слушатель узрит скорбь куда как более глубокую и бездонную. Дева уходит следом за первым, а третья молчит и смотрит: зачарованно. Ее мысли остаются безмолвными, ее губы едва тронуты улыбкой, она, кажется, вовсе не замечает, что осталась одна. Со стороны эти двое смотрятся странно, - думает она и по-привычке ёжится: зябко, впрочем - холода она давно не чувствует. - Как ангелы. Цветет терн. Горьковатый запах миндаля окутывает собою сумерки. Почудится тоже! Откуда бы взяться кустам терновника близ вокзала Кинг-кросс? Она отступает на шаг или два и скрывается, все так же безмолвно, как вдруг невольно вскрикивает и тут же прикусывает отзвук собственного голоса: тшшш. Странно. Она давно не чувствует боли, но...
...нет, ничего. Вязкая кровь будоражит. Вязкая, густая кровь с терпким запахом миндаля от шипа в неглубокой ранке. Укололась?
Почудилось. Откуда взяться терновнику близ одного лондонского вокзала.

Валахский господарь слышит, что они ушли. Впрочем, до них ему нет никакого дела, потому что хрупкое счастье совсем близко, рядом, утыкается носом в шею, дышит едва слышно, говорит тихо, с дрожью, неуемной, как и стук трепещущего сердечка - ей страшно, ей не хватает воздуха, она едва стоит на ногах, льнет ближе, словно бы в поисках защиты у такого знакомого незнакомца - защиты от него самого. Голос разума уступает безумию, безумие расправляет крылья, безумие - тоже ангел, только старше на несколько сотен лет.
- Элемина!.. - он шепчет, прижав ее ближе, пряча от мира, от наблюдателей, от себя самой, той, отжившей себя, верной невесты Джонатана Харкера, он перемежает ее слова поцелуями - горячими, терпкими, искренними до боли - о, как долго он ждал! Как безысходно долго! Ее слова елеем льются на измученную его душу: словно вы были всего дороже на свете, словно... - Ты помнишь... ты помнишь... - он прижимает ее к себе так крепко, что, кажется, еще немного, и он просто сломает хрупкое девичье тело. - Я так довго на тебе чекав, моя зоре, я так довго тебе шукав, ладо моє світле, щастя моє невимовне... - Він цілує її ізнов, ніжно торкається вустами шиї, долоней, гарячих, ледь тремтячих вуст, цілує щиро, палко, нестримно - ні ж бо, він так довго чекав, він шукав її крізь віки, по всьому світу, долаючи сам себе та згубні свої думки, кленучи і Господа, і Диявола, відмежувавшись од світу, позбавивши себе права на смерть, на сонце, на людськість та людяність - ні, не треба, нічого не треба, чуєш, Всесвіте?! Тільки віднайти її, тільки торкнутись ізнов - і душі її світлої, і тіла, віддати їй всю свою любов - виплекану, вистраждану, віддати їй, відвести її до щастя - най навіть короткого, тільки на двох - без сторонніх та зайвих, без захисників давно вже збезчещеної моралі, без тих, хто захоче відняти її - бо ж він - чудовисько, дияволів пасинок, не людина зовсім...
- Пойдем со мной, Элемина, - зовет он, ловит ее дыхание, замершее на устах, целует, чувствуя, как бьется в его грудную клетку ее невинное сердце, сильнее, ярче, почти до боли, смотрит в глаза ее неотрывно - пойдем со мной, ладо мое, и я подарю тебе любовь, которой ты не знала доселе, я подарю тебе маленький, богом забытый рай, в котором у тебя будет право на незаслуженно потерянное прошлое, я отдам тебе каждое из тех чувств, которые я еще не забыл, как чувствовать, все мои богатства - твои, весь мой мир - твой, вся моя душа, какая она есть, темная, грешная, вывернутая наизнанку, изболевшаяся - твоя, и ее отдам тебе...
Ходімо зі мною, я шепотітиму тобі той світ, якого тобі не промовить ані бог, ані диявол, ані люди, що колись відібрали тебе у мене... я подарую тобі любов, чистішу од янгольських сліз, відшукаю для тебе найщиріші, найніжніші із слів, заберу твої негоди, твій сум та тугу, цілуватиму тебе вічність, торкатимусь ніжних твоїх долонь, милуватимусь снами, які ти бачитимеш зі мною... Ходімо зі мною, і більше ніхто й ніколи не насмілиться скривдити тебе чи ж бо відняти життя твоє, занапастити тебе, янголе мій золотокосий... благаю тебе, прошу тебе, Елеміне, ходімо зі мною.
Темнело. Отчаянно пахло горечью миндаля и припорошенной солнцем пылью. А незнакомец, резкие черты которого разгладились, темные очи которого смотрели тепло и бережно, держал в своих объятиях потерянное было среди времен, и найденное снова сокровище свое, целовал девичьи уста, и холод его поцелуев был жарче любого пламени. Прибыл поезд. Люди суетились, сновали по перрону, по крохам растаскивая уют тишины, толкались, звали носильщиков, целовались при встрече или скупо пожимали руки, а господарь Валахии тонул в светлых очах светлокудрой, звал ее с собой, настойчиво, безмолвно, и клялся проклятой душой своей, мол, боле - не отпущу, никому, никогда не отдам - слышишь, Боже? И не проси...
Бог слышал.
Дракула выпустил возлюбленную из объятий и, отступив на шаг, предложил ей руку.
- Ходімо зо мною...

Отредактировано Vlad Drăculea (25-04-2013 20:25:38)