Стук шагов по пустому коридору в унисон стуку учащенно бьющегося сердца. Раз, два, три, четыре… еще ровно двадцать шесть шагов, и она остановится у его камеры, чтобы сквозь узкий проем между прутьями решетки протиснуть поднос с завтраком. За какое-то дисциплинарное нарушение его перевели в одиночку и временно лишили возможности покидать ее пределы. Что ж, это было только на руку.
Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять… двадцать шесть. Бернадетт останавливается, и сердце ее тоже на несколько мгновений замирает.
Впервые о Теодоре Роберте Банди девушка услышала несколько лет назад. Когда был совершен первый его арест. Да, взять у него интервью тогда никому не представлялось возможным, однако первые полосы популярных и малоизвестных печатных изданий и без того пестрели крупными заголовками нагоняющего страх содержания и всевозможными статьями о «Нейлоновом убийце» с редкими вставками добытых неведомым способом его цитат. Журналистов к Банди старались не подпускать, собственно, потому двадцатилетняя Детт сразу отмела такой вариант знакомства — податься хотя бы внештатным корреспондентом в какую-нибудь из газет и получить задание взять интервью у знаменитого серийного убийцы. Она могла бы писать ему письма каждый день, как это делало множество влюбленных в него женщин. Странным образом их не пугало то, что до заключения он насиловал и убивал таких же представительниц прекрасного пола, как и они сами. Может быть, даже привлекало, кто знает. Внимание Луин привлекла не приятная внешность мужчины, а его… характер, что ли. Не зря ведь со временем у него появилось еще одно прозвище — «Харизматичный убийца». Харизмой Тед был наделен сполна и умел очаровывать даже на расстоянии. А когда Бернадетт представилась возможность увидеть его воочию, очарование это не исчезло, не рассеялось, а лишь усилилось. Хотя поговорить с ним до сих пор так и не удалось — запрещено. Вот ведь досада: она специально отправилась на обучение в полицейскую академию, которую успешно закончила; упорным трудом добилась того, что ее приняли на работу в тюрьму, где содержался под стражей объект ее интереса… но пообщаться с ним никак не получалось. Даже сейчас она шла по тюремному коридору не одна, а в сопровождении напарника. Разве при нем обмолвишься хоть парой слов с одним из опаснейших заключенных? Да еще и каких слов. Не полных пренебрежения и ненависти, а совсем наоборот — восхищенных.
И брюнетка решила это исправить. Поняла, что действовать ей нужно более решительно. Особенно, учитывая то, что в суде, который должен был состояться в ближайшее время, вердикт — с вероятностью больше 90% — мог оказаться совершенно убийственным. Для нее — в переносном смысле, разрушительным в эмоциональном плане, поскольку она испытывала необъяснимую привязанность к этому человеку. Для Теодора же — в буквальном: скорее всего, ему «светила» смертная казнь. Вполне справедливо, по меркам общественной морали, ведь он погубил столько невинных молодых девушек. Но Детт не считала, что он заслуживает такой участи. Он, осмелившийся на то, что другим было неподвластно. Он, выбравшийся за пределы тех рамок, которые навязывает общество и бремя которых смиренно несет это стадо безвольных баранов, осуждающих разительно отличающегося от них Банди. В ее глазах он был кем угодно — храбрецом, сильной личностью, даже героем. Но никак не монстром, как считали другие.
Луин молча просовывает поднос со стандартной тюремной едой через специальное отверстие. Оглядывается на Кайла, другого охранника, делящего с ней смену и сейчас со скучающим видом созерцающего растрескавшуюся серую стену. Отлично. Девушка чуть сдвигает в сторону тарелку в центре пластиковой плоскости для переноски посуды, и из-под нее становится виден край сложенного вдвое небольшого листка бумаги. Она едва заметно кивает, указывая на него мужчине в оранжевой униформе, затем снова беспокойно оглядывается на своего коллегу. Слава Богу, ничего не заметил.
Раз, два, три, четыре… Шаги в обратном порядке, бесстрастное выражение лица, но сердце радостно подпрыгивает в грудной клетке от предвкушения грядущего.

Сегодня в восемь. Ждать осталось совсем недолго.

* * *

Кайл Дэвис накрепко привязан к стулу в небольшом подсобном помещении, и его запястья для верности скованы еще и наручниками. Рот его закрыт какой-то первой попавшейся под руку тряпкой, а глаза завязаны шелковым женским шарфиком.
Зачем я завязала ему глаза? Он всё равно не мог видеть меня, когда я ударила его сзади по затылку. То, что он отправлялся сюда на встречу со мной, еще не доказывает, что напала на него я. В случае чего скажу, что просто пошутила, алиби будет обеспечено. Если оно мне вообще понадобится. Если я вообще сюда вернусь…
Бернадетт аккуратной стопкой складывает ранее снятую с Кайла униформу охранника. Она неслучайно выбрала именно этого парня: у них с Теодором примерно один размер одежды. Да и во внешностях есть небольшое сходство: натянуть кепку поплотнее — никто ничего и не заметит. О камерах наблюдения Луин успела позаботиться, запустив одну из старых записей и поставив на таймер. Она включится ровно в восемь. Если в этом будет нужда: в кофейнике, к которому прикладываются охранники на нужном этаже, растворена приличная доза снотворного.
Наверняка эти идиоты уже спят, как младенцы. Что ж, сейчас проверим.
Девушка сверяет время по часам на левом запястье.
Без трех минут восемь. Пора выдвигаться.
Осторожные шаги по знакомому коридору. Навстречу никто не выходит: охранники этого тюремного блока преспокойно дремают, и никто не бросится их искать, когда они не ответят на вызов по рации. Вызов будет лишь через час, а до того времени они с Тедом будут уже далеко отсюда.
Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять… двадцать шесть.
— Я подумала, что ужин лучше провести в более приятной обстановке, — поворачивая ключ в замочной скважине и отворяя нараспашку дверь камеры, произносит Детт. — И что ты захочешь переодеться.
Она осторожно кладет форму охранника на узкую тюремную кровать и отходит в сторону, скрестив руки на груди и прислоняясь спиной к решетке.

Отредактировано Mary Sibley (10-01-2015 21:03:43)