Вечерний воздух приятно охлаждал лицо.
Леонардо вспомнил, как они плыли к Неизвестной Земле, и как небо открывало ему свои секреты. Как звезды вели его, указывая верный путь, как Венера едва не сыграла с ним злую шутку. Звезды вели их и сейчас, верно сопровождая все путешествие.
Стоило все же найти Зороастро и поговорить с ним. Друга не хватало рядом, не хватало его легкости и шуток, просто ощущения присутствия не чужого человека, который никогда не предаст и не отвернется. Маэстро и мошенник – что могло их объединять? Пожалуй ничего, если не учитывать, что Лео сам порой был мошенником, просрочивающим многие работы, а Зоро был обладателем большого доброго сердца.
Его тихо позвали по имени, вырывая из плена губительных и разрушительных мыслей, возвращая в суровую реальность на корабль. Лео не стал оборачиваться, прекрасно зная, кто сейчас находится рядом с ним; этот голос и манера разговора принадлежали только одному человеку на борту. Забавно было осознавать, что в былое время Да Винчи ни за что бы не повернулся к Риарио спиной – слишком велика была вероятность получить удар ножа или вообще быть перекинутым за борт. Казалось бы не так давно Лео слышал яростные крики и угрозы, слышал как Риарио кричит его имя, разнося в щепки двери, надеясь добить раненного Лоренцо и самого Леонардо. Этот яростный вопль, более подходящий зверю, нежели благородному графу, до сих пор эхом отдает в сознании, как и каждый миг долгой погони под землей.
Но сейчас было даже непривычно слышать голос Риарио – не так часто граф покидал свою каюту, то ли из-за травмы, то ли по другим, одному ему ведомым причинам. Впрочем, это устраивало всех, в том числе и самого Леонардо, который опасался, что Зороастр все же не сдержится и драке быть. В лучшем случае только драке.
— Помнишь, однажды я сказал, что, должно быть, Господь не желал нашей смерти, если мы выжили во время шторма?
Лео вообще редко забывал что-то. Даже если очень хотел забыть. А все, что случилось на Неизвестной Земле, так вовсе хотелось стереть из памяти, но не получалось. Первобытную жестокость, пусть и не сильно, но все же развитого народа, свои потери, чужую кровь и сдавливающие грудь страхи – все это невозможно было забыть, как и слова заклятого врага. Страх закончить свою жизнь под гнетом Врагов Человечества был как никогда велик. Так забавно было слышать это название... Враги Человечества… Сами Люди называли себя врагами Людей. Врагами образованности, просвещения, чистоты духа и свободы, всего того, что отличает человеческую сущность от дикого зверя. Вопросов пока что было больше, чем ответов.
Риарио уже стоял рядом, оперевшись руками о борт. Он не смотрел на Лео, а Лео не смотрел на него, но было ясно, что это только начало тяжелого разговора.
- Я подумал... А может, он играет с нами, хочет преподать урок за наше желание найти Книгу во что бы то ни стало? Может, он намеренно заставляет нас идти на жертвы, дабы узнать, как далеко мы можем зайти, будучи не в состоянии бороться с искушением и забывая, кому и чему нужно служить?
Леонардо повернул голову к Риарио, не скрывая изумления во взгляде. Нет, это было не так. Если Бог есть и намерения его благосклонны по отношению к человечеству, то он должен желать того, чтобы Книга была найдена. Неужели Всевышний хочет, чтобы на мир опустилась вечная Тьма и Враги Человечества покорили его и погрузили во тьму? Невозможно было поверить, что Бог способен предать созданный им мир. Хотя, Леонардо не мог сказать точно, верит ли он. Если и верит, то не столь параноидально, как некоторые. Да художника вера заключалась не в ограничениях, запретах и страхах. Вера должна давать надежду, а не забирать ее под угрозами вечных мук в адовом пламени.
Если ты есть, Господь мой, то надеюсь, не для того ты создал меня, чтобы приговорить к вечному огню за тобой же дарованный таланты.
Да Винчи не мог сказать Риарио, что он в прогулках по своему разуму видел себя в будущем. Что видел и слышал он об ужасной судьбе этого мира. Что вплотную, лицом к лицу, он столкнулся со своим проигрышем. Казалось бы, одного этого достаточно, чтобы сдаться и опустить руки. Или подняться с колен и объявить войну всеми миру.
— Мне пришлось пожертвовать самым дорогим, чтобы спасти тебя, и ты смог бы достать Книгу.
Упрек? Нет, упрека Лео не слышал, но понимал, к чему звучат эти слова сейчас. Мог ли Риарио винить в своих бедах и потерях Да Винчи? Несомненно, мог.
- Сейчас я сомневаюсь в правильности этого выбора. Дикари желали твоей крови. Но я принес тебе противоядие. Зита погибла, дикари потеряли веру в своих богов и в возможность спасти свой народ, а ты не смог найти Книгу.
Наверное, Леонардо мог сказать “спасибо” за честность и откровенность. Возможно, когда-нибудь он скажет Риарио “спасибо” за этот болезненный упрек, который заставил его отпустить бесполезные мыли о недавних событиях, видениях, страхах, женщинах и их предательствах. Возможно, надо было разозлиться, сказать, что только благодаря Да Винчи они все живы, но сколько бы то ни было правдой, Лео не ощущал, что сделал нечто весомое. Слишком легко он ставил на кон самых дорогих людей и слишком легко он требовал жертв от других. Да Винчи никогда не хотел крови и жертвы Зиты, ему не дали выбора, не дали знания, чтобы предотвратить это, но винить он мог только себя. И принять это молча, как должное, он тоже не мог. Но вот турок как назло молчал.
Риарио наконец-то посмотрел на Леонардо и их взгляды встретились.
- Должно быть, это было испытание веры. Только ты его прошел, не утратив веры в эти поиски. Но не боишься ли ты, что дальше последуют более серьезные испытания? Готов ли ты будешь пожертвовать всем? Стоит ли оно того?
Лео слушал и ловил каждое слово. В какой момент ему стали важны слова его врага? Когда все изменилось настолько? Простить? Забыть? Невозможно. Как и невозможно испытывать гнев в адрес того, кто мог бы стать другом. Не разведи судьба изначально этих двоих по разные стороны баррикад. Как грустно было смотреть на Риарио и видеть незаурядного человека, такого необычного и сильного духом, благородного даже в своих злодеяниях. И как больно было знать, что это все погрязло в саморазрушениях и пороках под гнетом собственной неуверенности и желании сыскать уважение и любовь отца, доказать право на собственную жизнь. Лео это понимал, переживал и ощущал каждый день. Вот только он не был готов плясать под дудку своего папаши.
Да Винчи было жалко Риарио после всего того, что он узнал о нем и его родителях. Однако это “жалко” было далеко от слова “жалость”, куда ближе ему тут было значение “сочувствия”.
- Как я могу потерять веру, - вкрадчиво отвечал Леонардо, смотря в глаза Риарио. – Если ты сам только что напомнил, чем для меня пожертвовали многие. Я не просил и не желал смерти Зиты, но разве я могу позволить ее жертве остаться напрасной? Ты говоришь, что пожертвовал самым дорогим? Имею ли я права закрыть на это глаза, даже если не так давно ты мечтал убить меня? И возможно будешь мечтать убить снова. Я едва не потерял Нико и Зоро, которые верно идут за мной в любую авантюру. Какое я имею право потерять веру и притвориться простым художником у своего Маэстро после всего, что начал?
Лео винил себя в смерти спутников, не смотря на то, что Риарио сам выбрал свой пусть, сам решил убить Зиту, чтобы спасти Да Винчи ради поисков Книги. Сам, собственноручно променял Зиту на Книгу. Но ради чего?
…последовав за Книгой жизни в надежде, что она спасет меня от моих грехов.
Кажется, так ты сказал мне на берегу, мой враг. Ты сам искал ее и сам сделал выбор. Почему же я ощущаю кровь на своих руках?
…я не говорил, что книга нереальна, Да Винчи, но стоит ли она того?
Почему именно сейчас в памяти всплыл тот разговор на берегу? Почему вновь прокручивались одни и те же слова? Но после услышанного родились и вопросы.
- Джироламо… - художник назвал графа по имени, не вкладывая в это панибратства. Скорее всего, сейчас он хотел, отбросив титулы и прошлое, поговорить с человеком, а не графом и папским агентом. Хотел услышать голос и мнение личности, спрятанной в кокон порочного нароста, достучаться до того Риарио, который только стоит в шаге от своего первого злодеяния. – Почему твой бог так любит посылать всем испытания и проверки? Разве не должен он вести детей своих к просветлению и спасению? Книга – это шанс на лучшее будущее, в чем же тогда мой грех?
Ветер обдувал лицо, развевая спутанные отросшие волосы. Извенился только его облик или художник изменился и сам? Трудно было знать, трудно было догадываться об этом, но в мыслях Леонардо уже сказал:
Я благодарен тебе и Зите за ваши жертвы и мое спасение.
Но вслух было сказано:
- Нет, я не готов пожертвовать всем. Точнее, всеми.
И тут Да Винчи понял, почему в своем будущем он проиграл.
Отредактировано Leo di ser Piero Da Vinci (03-12-2014 14:45:44)
