Pater noster, qui es in caelis; 
sanctificetur nomen tuum; 
adveniat regnum tuum…

«Господи, за что мне всё это?»

Темноволосая женщина откидывает капюшон длинного черного плаща и опускается на колени перед рядом ликов святых, изображенных трудолюбивым мастером на фреске в маленькой часовне на окраине Флоренции. Ее зовут Клариче Орсини, и она вполне могла бы молиться сейчас в главном городском соборе или, даже не выходя из дома, у капеллы волхвов. Но там она не нашла бы столь необходимого ей уединения и покоя, окруженная стражниками и прислугой, знакомыми, друзьями, просто случайно оказавшимися в то же время и в том же месте флорентийцами... ей нужно было побыть одной. Поэтому Клариче под покровом ночи тайно покинула дворец, дабы никто не увязался вслед за ней и не помешал попытке остаться хотя бы ненадолго наедине с собой и своими мыслями. И конечно, с Богом…

… fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra.

«Гоподи, слышишь ли ты меня?»

Брюнетка осеняет себя крестным знамением и смиренно опускает голову, складывая ладони вместе. Пламя зажженной ею ранее свечи тихо колышется от легкого движения воздушного потока, но не гаснет. В этой часовне синьора Орсини находится не первый раз. Именно здесь она остановилась в июне 1469-ого, чтобы справиться с волнением, когда только пересекла границу и прибыла во Флоренцию тогда еще невестой Лоренцо Великолепного. Теперь она уже девять лет его законная супруга, на хрупкие плечи которой за последние месяцы легло слишком много непосильных обязательств.

Panem nostrum quotidianum da nobis hodie…

«Наверное, моего раскаяния мало, и я должна искупить свои грехи.. но как? Господи, скажи мне, как? Что я должна сделать?»

Она оказалась слишком слаба и поддалась искушению. После девяти лет верности и беззаветной преданности Лоренцо, для которого их брак был не более, чем очередным договором. В то время, как бывшая римлянка отдала ему свое сердце, едва лишь увидев в первый раз воочию. Клариче любила и долгие годы терпела многочисленные измены. Он тщательно старался их скрыть, но женщина, даже самая глупая и наивная, рано или поздно чувствует, что ей изменяют. А она отнюдь не была глупой. Хотя, не глупость ли – несмотря ни на что оставаться верной, когда тебя раз за разом предают? Такая мысль стала посещать ее слишком часто с появлением при дворе Карло, внебрачного сына Козимо Медичи. Который в полной мере оказал ей поддержку, которой ей так не хватало. Который заставил ее почувствовать себя нужной. И Клариче позволила себе с головой броситься в омут соблазна. За что очень скоро поплатилась.

… et dimitte nobis debita nostra, 
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris…

«Господи, это ведь наказание за мою слабость? Тогда почему ты наказываешь бедняжку Маддалену, а не меня? Она не в ответе за грехи свой матери!»

Как еще объяснить внезапную странную болезнь, которая обнаружилась у младшей из их с Лоренцо дочерей? До того, как Клариче впервые изменила мужу, всё было в порядке. Но вскоре после того, как Карло оказался совсем не тем, за кого себя выдавал… после того, как он напал на знаменитого на всю Флоренцию Маэстро Леонардо да Винчи, не раз спасавшего их всех, и убил его учителя Андреа Верроккьо, а после сбежал… проблемы посыпались на нее щедрым градом одна за другой, ударяя всё больнее.

… et ne nos inducas in tentationem; 
sed libera nos a malo. Amen.

«Господи, почему ты не уберег меня от этой ошибки? Почему позволил усомниться в тебе и подвергнуть опасности мою ни в чем не повинную дочь своими пригрешениями? А может, тебя и вовсе не существует и никогда не существовало?»

Слезы стекают по щекам горячим потоком, обжигая кожу. Как она, столь верующая и набожная, докатилась до этого? От отчаяния. Сперва ее покинул любимый супруг, потом Карло… любила ли она его? Вряд ли. Но привязаться успела. И он тоже ее бросил. Бросил разбираться с тем, что натворил. А теперь, если не найти причину хвори, терзающей ее несчастное дитя, то и Маддалена, милая маленькая Маддалена ее тоже покинет. Причем, уже навсегда, безвозвратно. Что ждет ее по ту сторону, если ни Бога, ни ангелов не существует?..
Хрупкие стекла витражей внезапно начинают дрожать, нарушая тишину пустой часовни тихим звоном. Который с каждой секундой нарастает, больно ударяя по барабанным перепонкам. Синьора испуганно оглядывается, прижимая ладони к ушам, чтобы защитить их от пронзительного звука, но в тот же момент ей приходится сильно зажмуриться от яркого белого света, что заполняет дверной проем…

Отредактировано Clarice Orsini (16-10-2014 23:21:05)

— Хвала небесам, что Вы здесь! — первым делом восклицает Клариче, выслушав неожиданного гостя.
Ее страх буквально сразу же сменился благоговейным трепетом, как только она почувствовала, что странный оглушающий звук смолк, и с опаской открыла глаза. На пороге одного из Домов Божьих застыл приятной наружности молодой мужчина, и было что-то такое в его облике, что ни на секунду не давало усомниться в правдивости его речей. Перед синьорой стоял самый настоящий ангел, и хоть она ни разу доселе не видела их, — если только не считать картин и фресок, которые были далеки от реальности, — всё равно могла поклясться, что этот брюнет был ангелом и точка. От него исходила необъяснимая энергия умиротворения, волшебным образом передававшаяся темноволосой женщине и успокаивающая ее. Она не могла видеть ни нимба, ни ангельских крыльев, но чувствовала, будто прикоснулась к самим небесам, когда смотрела в удивительно спокойную океанскую гладь голубых глаз почтившего ее своим присутствием вестника Господнего.
"Значит, Бог всё-таки существует, раз мои молитвы были услышаны и прибыла долгожданная помощь. Значит, я не зря верила, всё совсем не зря!"
Клариче волновалась так сильно, пожалуй, лишь при первой встрече с супругом или несколько недель назад, когда боялась, что он погиб. Она нервно прижимает одну ладонь к груди, а другую — к устам, сомневаясь, стоит ли сразу переходить к делу. Ей много непростых решений приходилось принимать в последнее время в одиночку, но даже если бы жена Лоренцо Медичи решила попросить кого-либо о помощи, ни один советник не смог бы сейчас помочь. Кому из них доводилось встречать ангелов? Никому. Так что оставалось, как всегда, положиться на свою интуицию и надеяться, что излишняя решительность отчаявшейся матери, желающей спасти своего ребенка, не прогневит небесного гостя.
— Моя дочь Маддалена несколько дней назад заболела. Никто из лекарей ранее не сталкивался с подобными симптомами. Она почти не спит и ведет себя совсем не так, как обычно. Маддалена всегда была скромной воспитанной девочкой, но теперь ее будто подменили. Когда она неожиданно попыталась напасть на свою старшую сестру, украв мой кинжал, мы заперли ее в покоях наверху. Она отказывается от еды и чахнет не по дням, а по часам. Все слуги в ужасе, поскольку они считают, что это..., — Орсини тяжело вздыхает и тыльной стороной ладони вытирает новые слезы, которые подобно морскому приливу наворачиваются на глаза и бесконечным потоком омывают бледные щеки. — Признаться, мне и самой страшно, очень страшно, потому что я тоже начинаю думать, что... в нее вселился недобрый дух.
Она не может больше сдерживать рыданий и закрывает лицо ладонями, позволяя себе минуту побыть слабой. Клариче никто еще не видел в таком состоянии, она привыкла стойко сносить все удары судьбы, не показывая, как те ее ранят. Ей приходилось быть мужчиной в своем характере, чтобы никто не смел ослушиваться ее приказов. Покажи лишь раз свою уязвимость и больше уже никогда не сможешь вернуть прежнее уважение. Прояви мягкость, и тебя не будут воспринимать всерьез. Она была женщиной, но об этом сейчас приходилось забывать, чтобы крепко держать в своих руках власть и пытаться вывести Флоренцию из кризиса.  Плакать по ночам в подушку, когда никто этого не видит, — всё "женское", что этой брюнетке оставалось; слишком мало, чтобы не сорваться. И вот она сорвалась, сама дивясь тому, что не чувствует стыда за свою слабость, — только невероятное облегчение.
— Я могла бы обратиться к священнику, но без разрешения Святой Римской Церкви обряды экзорцизма проводить запрещено, а наша республика нынче от Церкви отлучена по указу Папы. И я слышала, даже мало кто из взрослых оказывался способен подобные обряды пережить... что же тогда ждало бы мое бедное дитя? — женщина вновь падает на колени, на этот раз перед Кастиэлем, и, молитвенно сложив ладони вместе, обращается к нему со своей главной просьбой: — Вы можете ее спасти? Я что угодно готова отдать или сделать, только помогите моей дочери и избавьте ее от мучений!

Отредактировано Clarice Orsini (21-10-2014 03:49:25)

Слуги были отпущены пораньше, и, несмотря на беспокойство начальника дворцовой стражи и его настоятельные рекомендации оставить всё же несколько человек у покоев Маддалены на всякий случай, Клариче заперла дверь комнаты дочери изнутри, не позволяя никому войти вслед за собой. Девочка всё равно была прикована к своей кровати и не могла причинить вред ни матери, ни себе, так что она не боялась находиться с ней наедине. А если бы и боялась, всё равно не оставила бы дочку одну, тогда, когда ей так нужна была родительская поддержка и любовь.
Сердце женщины сжалось от пронзительной ноющей боли, когда она окинула взглядом свое дитя. «Где прежний румянец на ее щеках? Где милая улыбка и живой блеск в невинных детских глазах? Бедный мой ангел, что с тобой стало…» Дрожащая ладонь легла на лоб ребенка, доселе недвижимо лежащего на кровати с прикованными к деревянным столбикам руками и ногами. Цепи были взяты из темницы, раньше ими же сковывали преступников и предателей, а теперь тяжелые железные кандалы «украшают» бедняжку Маддалену. Тяжело было согласиться подвергнуть ее такому, но после того, как девочка чуть было не изрезала себя, другого выхода не оставалось.
От прикосновения синьоры ее дочь встрепенулась и резко распахнула глаза. Клариче отпрянула в сторону, вскрикнув от ужаса. Некогда сияющие глаза цвета самого чистого водного источника стали полностью черными. От одного взгляда в такие глаза создавалось ощущение, будто тебя затягивает в саму пучину ада. «Святые небеса! Это что еще такое?» – подумала брюнетка, не переставая креститься, а губы ее беззвучно шептали слова молитвы.
До этого с Маддаленой творилось всякое. Началось всё с изменений в поведении, которые списали на плохое влияние неотесанных ребятишек домашней прислуги, с которыми та стала в последние дни проводить слишком много времени. Потом, когда ей запретили играть с детьми кухарок, младшая из дочерей Орсини принялась подолгу пропадать где-то в саду, и одному Господу известно, чем она занималась до того, как переполошенные слуги во главе с обеспокоенной матерью находили ее и возвращали домой. С каждым днем она проявляла всё большую жестокость, которую раньше за ней никогда не замечали. А когда малышка напрочь отказалась от похода в церковь и попросту взбесилась после насильной ее доставки на воскресную мессу, появились первые подозрения, что в нее вселился злой дух.
– Если не изгнать беса сейчас, то последствия могут быть непоправимыми, – вспомнились Клариче слова Кастиэля, и она понадеялась, что еще не было слишком поздно.
Если и могла она отдать в чьи-то руки судьбу своей дочери, если могла доверить кому-либо избавить несчастное дитя от терзающего его изнутри  дьявольского отродия, то кто бы это мог быть, как не Ангел Господень?
– Я помогу твоей дочери избавиться от мучений, Клариче Орсини. Я приду к тебе домой за несколько минут до заката, так что будь готова и не бойся, когда увидишь меня.
Когда Кастиэль произносил эти слова, его голос звучал так умиротворяюще, что женщина не представляла, как он может ее испугать. Но увиденное минутой ранее заставило ее дрожать от леденящего страха перед неизведанным и опасным, и она осознала, что демон так просто не сдастся. Он уже чувствует, что минуты его сочтены. Быть может, он так содрогнулся от прикосновения ее ладони, потому что до этого ее сжимала рука ангела? Демон показал свой истинный облик, наверняка он готов обороняться, а это означает, что, возможно, придется применять крайние меры. Клариче понятия не имела, какие именно, но подозревала, что ее материнское сердце может и не выдержать подобного.
– Думаешь, позвала на помощь небесного ублюдка и так просто от меня избавилась? – заговорил бес устами Маддалены, но хоть голос и принадлежал ей, холодные интонации с язвительными нотками не были присущи дочери Орсини. Зловещий хохот и хищный оскал на милом детском личике ввергали в ужас, и женщина невольно сделала шаг назад. – Даже если тебе и удастся избавиться от меня, придет другой мне на замену, и ты не узнаешь, от кого ожидать удара на этот раз. Карло не оставит тебя без присмотра, дорогуша.
«Карло? Карло Медичи? Причем здесь этот негодяй? Неужели он имеет ко всему происходящему какое-то отношение?» – Клариче нахмурилась в недоумении, но неестественно изогнувшееся тело ее дочери, в котором поселился ненавистный демон, заставило ее на время забыть об этих мыслях.
Брюнетка бросила тревожный взгляд в окно, где огненная макушка солнца уже едва-едва виднелась из-за горизонта. «Он обещал прийти, а значит, обязательно придет. Нужно лишь еще немного подождать». Всё, что ей оставалось, – это ждать и верить. Только вера имеет значение, ведь благодаря ей, мольбы отчаявшейся были услышаны. Никакие Папские запреты, никакие невзгоды и горести не остановят ее, коли вера живет в твоем сердце. И она сильнее любого страха.
– Где же ты, дорогой ангел? – взмолилась женщина, не отрывая взора от темнеющего неба. – Прошу тебя, явись скорее, где бы ты ни был. Ты моя последняя надежда.

Отредактировано Clarice Orsini (12-11-2014 18:32:44)

Матерям часто приходится решать за своих детей, как им будет лучше. Так, в свое время мать Клариче решила, что для нее самой и всей ее семьи лучше будет заключить выгодный брак с правителем Флоренции по имени Лоренцо. Чувства обоих участников этого союза никого не волновали, важна была лишь политическая стабильность и отсутствие каких-либо конфликтов, ведущих к кровопролитной войне. Возмущаться было бы бесполезно, юная римлянка отлично знала, какое будущее ее ждет, и сопротивляться было бы бесполезно. Но она также знала и то, что ее мать, договариваясь о замужестве своей дочери и мало интересуясь ее собственными соображениями на этот счет, желала ей лишь добра. Ведь она могла отказаться от предложения Лукреции Торнабуони и подыскать другого жениха, не окажись наследник Медичи не только обеспеченным, но и достаточно добрым к своей будущей супруге, чтобы той было уютно рядом с ним. С годами Орсини лишь утвердилась в своем мнении, когда у нее самой появились дочери, о счастливом будущем которых она беспокоилась. Выдавать замуж их, конечно, было еще рано, но случались и без того ситуации, в которых любящей матери приходилось руководствоваться здравым смыслом и разумом больше, нежели сердцем. Например, сейчас.
— Клариче, в моей власти изгнать беса из твоего дитя, сделать так, что этот демон больше никогда не потревожит её, — словно сквозь туман раздались слова ангела Господнего, и женщина с трудом отвела взгляд от своего страдающего ребенка, чтобы посмотреть на говорящего. Ужас сковывал ее, когда она смотрела на то, что творилось с дочерью, однако и не смотреть она не могла; это леденящее кровь зрелище притягивало взор. — Но это неизбежно доставит боль, как и демону, так и Маддалене.
«Надеюсь, ты простишь меня, родная», — подумала синьора, уверенным кивком давая согласие на болезненный процесс экзорцизма.
Болезненный? На собственном опыте она, к счастью, подобного не испытывала, хотя и была бы рада поменяться с Маддаленой местами, чтобы оградить ее от невыносимых страданий. Но по внешнему виду несчастной девочки можно было без труда догадаться, что той пришлось перенести много боли. И еще предстояло — в данный момент, когда крепко-накрепко вцепившегося в нее беса собирались изгнать из облюбованного им человеческого сосуда. Клариче хотела закрыть глаза, чтобы не видеть происходящего, но она не могла. Малейшее, что она была в силах сделать для своего ребенка — оставаться рядом с ним. Подойти близко и взять ее за руку пока не представлялось возможным, но она всё равно находилась рядом, пусть и на расстоянии нескольких шагов.
Честно говоря, ей самой сейчас не помешала бы поддержка. Чтобы кто-то тоже просто взял ее за руку и этим простым жестом уверил, что всё будет хорошо. Потому, что увиденное в следующие минуты ввергло Клариче в состояние оцепенения, и справиться со своими страхами и переживаниями в одиночку оказалось слишком тяжело.
Пронзительный вскрик, раздавшийся в тишине пустой комнаты, звонким эхом отдался в висках, оглушая, вселяя ужас. От прикосновения руки ангела слабое детское тело заметалось, подобно загнанному в угол зверю, настигнутому охотниками. Дикий вой, время от времени сменявшийся зловещим хохотом и обещаниями жестокой расправы над всеми присутствующими. Терзающий сердце хруст хрупких костей от неестественного изгиба конечностей, что вот-вот готовы были сломаться, если бес станет сопротивляться еще сильнее… а затем столб густого черного «чего-то», напоминающего дым, только гораздо более темный и дьявольски чудовищный, вызывающий паническую дрожь, вырвался сквозь приоткрытые уста Маддалены, устремляясь к потолку. Теперь женщина поняла, о чем ее предупреждали.
Ей было до безумия страшно, но она доверяла Кастиэлю, от ладони которого исходило голубоватое свечение, что через несколько мгновений заставило черный дым бесследно исчезнуть. И знала, что это доверие не будет использовано ей во вред. Ангел одним своим присутствием с самого начала вселял надежду и укреплял веру в лучшее. И за это, как и за его неоценимую помощь, Орсини была ему искренне благодарна.
«Неужели всё, наконец-то, закончилось?» — мысленно задала вопрос Клариче, неуверенно делая шаг к мгновенно стихшей и, казалось, уснувшей дочери.
— Ей нужно отдохнуть, — тихо промолвил брюнет, убирая ладонь со лба исцеленной им девочки и обращаясь к ее матери. — У неё пока нет даже прежних сил, их нужно восстановить.
— Я не знаю, как Вас и благодарить, — со слезами на глазах произнесла синьора, укрывая действительно уснувшую Маддалену и ведя ладонью по ее волосам. На секунду она склонилась, чтобы запечатлеть поцелуй на бледном челе ребенка, затем подошла ближе к ангелу, заглядывая в его проницательные аквамаринового оттенка глаза. — Я понимаю, что я всего лишь обычный человек, но… может, всё-таки есть что-нибудь, что я могла бы для Вас сделать? Что угодно. Я в неоценимом долгу перед Вами, Кастиэль.
Жена флорентийского правителя снова перевела взор на безмятежно дремлющую впервые за столько дней девочку, и тень улыбки скользнула по ее лицу. Ее дитя было спасено. Но улыбка быстро сменилась обеспокоенным выражением лица, когда она вспомнила слова беса о том, что опасность с его исчезновением не минует.
— Наверное, если бы я раньше догадалась, в чем суть проблемы, ей бы не пришлось столько мучиться. Ведь как-то же можно определить, что человека заполонил нечистый дух, даже если тот хорошо скрывает свое присутствие? Тот демон, которого Вы изгнали… до Вашего прихода он говорил со мной. И сообщил, что он не единственный. Как же понять, где таится враг, как защитить от него мою семью и Флоренцию?