Хорошо быть любимой дочкой папочки. Особенно, если ты одна такая у него, дяденьки при деньгах и хороших связях. Потому что границ недозволенности вообще нет, потому что на всякое капризное "хочу" отзываются сиюминутно и тут же исполняют детские хотелки-требовалки. Ты для него - зеница ока, у тебя должно быть все самое лучшее, куда бы не ступала твоя нога - везде тебя обязаны окружать именно самые-самые люди, тебе следует носить лишь самую-самую стильную одежду и знать изнурение тебе надо лишь от длительных увеселений - самых-самых, конечно же. И вообще, как может посметь дочка вспоминать о нуждах папочки, когда столько всякого не куплено и не сделано для счастья и удовольствия юного избалованного дьявола, взращенного на одной лишь пагубной мысли, что мир можно купить на отцовские деньги, что появляются из ниоткуда, как по заказу, из черной магической дыры, где лежат миллионы купюр, которые никогда и ни за что не кончатся?
Гордону Лайтвуду не хотелось забивать себе голову воспитанием дочери, да и не занимался он ею никогда, скидывая все родительские тяготы на жену, редкостную работящую женщину, которой в голову не приходило перечить любимому мужчине. Забитая? Да что там. Она просто блаженная, вечно восхищенная славным мафиози, в грозных лучах славы которого ей довелось теплиться до самой смерти от какой-то дурацкой и негаданной болячки. Тогда-то Тереза позабыла о невзгодах, ведь ей делали абсолютно все, только бы девочка не начинала грустить из-за потери такого близкого человека. Но она была слишком маленькой, чтобы погрязнуть в депрессии надолго, да и уподобляться веселью ей нравилось тогда больше, чем душой страдать за маменьку, которой, все же, временами, все равно жутко не хватало.
Терри выросла в бойкую, всегда знающую о том, что ей и когда нужно, девушку. Домыслов и предрассудков у нее - не хватит сил перечислять. Разум и интеллект имеются, но они давно уже пылятся где-то на верхних полках. Да и зачем, собственно, подключать к делу весь свой умственный потенциал, когда и без всего этого хорошо живется? На готовом-то и смысла нет думать.
Этим субботним днем ей надо было отправиться к своему косметологу, а то кожа где-то на лбу шелушится, прыщи (вот эти микроскопические штучки у носа) выскакивают, да и делать все равно нечего. Ей надо было просто сунуться в салон машины, приказать шоферу по имени Андре (его звали Дилан) отправиться по назначенному маршруту, а самой окунуться с головой в телефон, там ведь инстаграм-фейсбук-твиттер, там ведь все сливки общества, которые без ее ведома удумают устроить бунт на корабле имени мисс Лайтвуд. Ей всего-то надо было привести себя в божеский вид. Не планету завоевать, не банк ограбить, нет-нет-нет. Так почему это вдруг Андре (Дилан!) съехал с дороги? Почему в машину забрался еще какой-то неизвестный мужик, который заставил ничего не подозревающую куколку-Терри заверещать диким голосом и забить тревогу?! И шприц в руках этого самого непонятного парня - тоже неспроста, и делать что-то надо, спасать себя, а не глупо бить ногами по воздуху, пытаясь тем самым избавиться от нападающего.
Этим субботним днем ей вкололи транквилизатор, заставили окунуться в забытье, запихнули в темный мешок и закинули в багажник какой-то совсем другой машины, подготовленной именно для перевозки особого важного груза в назначенное место. Зачем двум верзилам какая-то блондинистая кукла? Деньги, всеми овладевали деньги. Из-за денег, что не стал отдавать Гордон Лайтвуд в нужный момент, все это заварилось, стало накапливаться, снежным комом набирать все большие размеры и, в итоге, привести к решительным действиям со стороны обиженных. Потому что Билл Бентон (вы еще не знаете его? не слышали, что он держит под контролем всю северную часть штата?) не любит ждать и не терпит избегающих ответственности должников.
Вряд ли Терри из багажника заметила, какой длинной дорога оказалась. Перевозить барышень через границу в Канаду - дело не из быстрых и легких, но, благо, юное очаровательное создание спало крепким сном, бед не знало и не подозревало, что за молчание некоторых высших инстанций двум дружкам Бентона пришлось раскошелиться на крупную сумму. Лайтвуд и за это заплатит, хмыкали парни и снова пускались наутек, пока доблестный папаша еще не подозревает, что дочь его уже за несколько километров от дома и ждут ее лишь жуткие условия в загородном домике и в компании одного весьма несговорчивого типа.
Они приехали поздно, умудрились задержаться там, где не надо было, вот и привезли девчонку на полчаса позже назначенного. Понимая, что за такие выходки им по голове не поглядят, Дилан-Андре вытряхнул Терри из мешка и силком заставил ее волочиться за собой. Ноги у нее сгибались, сознание продолжало мутнеть, она не понимала, что делает, лишь шла-шла, постоянно спотыкаясь и падая в обмороки. Нетерпеливому Дилану пришлось ее все же взять на руки и нести лежащую тряпичной марионеткой девушку в дом.
Там, в одной из комнат, ее садят на стул, но Терри вопреки всем ожиданиям едва не сползает с него, чем доводит двуликого шофера до матерного цежения проклятий сквозь сцепленные зубы. Напарник его фыркает и занимается тем, что сковывает руки постепенно приходящей в себя девушки наручниками, одевает ей повязку на глаза и вставляет кляп в рот. Он смеется, что-то пошло отшучивает, говорит, что им с Диланом давно пора уезжать, ведь самое время вступать в дело тому самому человеку, а ему на глаза попадаться парням не хотелось от слова совсем. Напоследок один из них привязывает ноги девушки к ножкам стула, хлопает легонько ее по щеке и приговаривает, что деточку остается только пожалеть.
Они уезжают, и Терри остается одна. Она не приходит в себя еще какое-то время, но тяжелая отключка все равно начинает спадать, и разум постепенно стал осознавать, что не должно быть так странно в кресле косметолога. И голова болит, и пить сильно хочется, а тело ломит только так. И во рту что-то противно мешается, хочется сплюнуть, но сил просто никаких, да еще свет кто-то отключил... Хотя, какой еще свет? Терри еле продирает глаза и видит абсолютную темень, и вот это уже ее пугает, вынуждая весь организм встрепенуться и прогнать последние ноты сонливости.
Рывок - руки сжимают тяжелые наручники. Попытка закричать - и лишь жалкое мычание. И паника, она самая, внезапно как нахлынет, и придет понимание, что то страшное нападение - не глупый сон, а лишь жестокая правда, пробирающая до самых глубин души. И хочется реветь, и кричать, взывать к помощи, рваться всем телом на свободу, но при этом и не мочь двинуться ни на миллиметр, а все из-за скованности, что вызвана путами на ногах, наручниками на руках, транквилизатором, высосавшем все жизненные силы. И голос надрывается в попытках докричаться до какой-нибудь помощи, и стул, раскачанный дерганьем из стороны в сторону, падает набок, отчего девушка больно ударяется головой об пол и начинает рыдать еще отчаянней.
Что происходит? Где она? Что с ней будет?
