frpg Crossover |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » frpg Crossover » » Флэшбэки » 3.588. Doctor, could you be my priest?
Время: сентябрь 2013
Место: Балтимор, штат Мэриленд, дом доктора Ганнибала Лектера, кухня, кладовая.
Участники: Ганнибал Лектер, Уилл Грэм
События: нетрадиционная терапия доктора Лектера в действии. Уилл Грэм с одной стороны двери, Ганнибал с другой.
Отредактировано Will Graham (22-07-2014 22:43:37)
В детстве Уилл не любил только одной игры – прятки. Точнее, когда прятаться нужно было ему. Томительное ожидание, когда же, наконец, тебя найдут, было для него почти пыткой. Не потому, что ему было скучно. Нет, он просто боялся, что однажды его не станут искать, о нем забудут и он навсегда останется в том темном углу, куда он смог забиться, собирая на джинсы и футболку старую паутину.
А сейчас находясь в практически полной темноте кладовой своего психиатра, Уилл испытал смешанные чувства. Он точно знал, что его найдут. Точнее даже так – его уже нашли. Он уже был не один. Он был не один по эту сторону тяжелой двери. Там снаружи был яркий свет идеально чистой кухни Ганнибала, сам Ганнибал, одно присутствие которого позволяло Уиллу расслабиться и почувствовать себя, пусть на краткий миг, в полной безопасности, там было можно не бояться того, что прячется в тенях, ложащихся в дальних углах дома, который был ему знаком уже почти как его собственный.
А вот тут, в темноте, вместе с Уиллом были только его кошмары. Липкой пленкой они покрывали все его тело, он чувствовал их даже более реальными чем свою одежду.
Уилл с трудом открыл рот, чтобы произнести имя, которое было сейчас единственным спасительным маяком в темной пучине, в которую он погружался с головой.
- Ганнибал! – нет, в его голосе не было не намечающейся истерики, ни жалобы, ни недовольства или раздражения. Уилл просто хотел знать, что он еще существует на этом свете, и только одному человеку он смог бы поверить, если тот подтвердит этот факт.
Слух, напряженный до предела, ловит каждый вздох, предшествующий вскрику, каждый неровный выдох, заканчивающий оный, и Ганнибал выдерживает столь необходимую сейчас паузу. Если бы доктора спросили, какая неведомая сила удерживает его рядом с Уиллом, он бы отделался тремя словами.
Интерес. Забота. Контроль.
Интересуется он Грэмом как явлением, сублимирует на нем запас заботы, который должен был уйти совершенно на другого человека - не суть, ведь единственное, чего опасается Лектер - недосмотреть, упустить, перестать владеть ситуацией. Всегда настает время, когда вселенная требует расплаты за чужие действия, и Ганнибал не желал его торопить. Не к чему недооценивать размеренность.
"Это фрикандо с вишней, - говорит Лектер чуть ранее, - одно из любимых блюд Генриха Тюдора. Я взял на себя смелость немного усовершенствовать рецепт. Издревне в качестве соуса использовалась сахарная вода или забродивший засахаренный хмель, но я заменил их янтарной глазурью с небольшими изменениями в составе. Рецепт прост, но в то же время любопытен.."
..не более двадцати грамм диэтиламида однолизергиновой кислоты, легкий сладковатый привкус сумасшествия на пару часов, постоянная и изысканная добавка - в те редкие моменты, когда Грэм не отказывался от совместного ужина. Уилл - почетный гость в его доме.
Что ты забыл здесь, в уютной, но душноватой квартире, пропахшей солодом и гавайскими специями, рядом с тем, чей факт существования ты, определенно, - если бы не Джек, Эбигейл и Алана - отрицал бы по умолчанию? Но от реальности не убежишь, как не старайся.
- Что ты видишь, Уилл?
Ганнибал задает ему много вопросов, пользуясь своим положением - ровно до тех пор, пока Уилл не начинает понимать, что тоже имеет право спрашивать. Доктор Лектер не против поотвечать, но всему свое время. Односторонний контакт вполне устраивает. Роль стены, за которой прячутся все страхи и ночные кошмары; кресло пациента, как окно, в которое Уилл позволяет ему заглядывать, или думает, что позволяет. Но в этом замкнутом, темноватом помещении, где по чистой, разумеется, случайности, перегорел свет, Грэм остается один на один со своей стеной. Без окон, без дверей, с потрескавшимся от времени фундаментом. И он вот-вот рухнет.
- Ты понимаешь, что проще ответить честно.
Уилл с видимым удовольствием доел предложенное ему пирожное, с трудом удержавшись от того, что бы по примеру Уинстона облизать тарелку.
Уилл порой чувствует себя студентом, всегда с дырой в кармане, всегда голодным, потому что дешевая еда в столовой при Академии не может удовлетворить запросы молодого организма. Молодого, но уже подвергающегося известным стрессам из-за известных проблем с психикой.
Ганнибал, Уилл это видит и очень ценит, старается, чтобы ему было удобно, удобно брать еду из его рук, удобно занимать место в его кресле, в его доме, в его графике приема, в его распорядке дня. Он не видит больше мимолетного удивления на невозмутимом скуластом лице Лектера, когда доктор открывает ему дверь вне приемных часов. И Уилл может поставить на кон всю меру свой эмпатии, что ему, удивительно, но рады. Он не обуза, не обязанность, не чемодан без ручки, которую Джек и Алана пихают друг другу. Кажется, в глазах своего психотерапевта он ни разу не увидел тот неприятной жалости, которая проскальзывала даже у Аланы, хотя та изо всех сил старалась быть ему другом. Это было приятно, и, кроме всего прочего, заставляла Уилла, почти болезненно, тянуться к Ганнибалу, который умел быть одновременно снисходительным к проблемам Уилла, заботливым и тем не менее показывал, что не против быть с Уиллом на равных. После их сеансов, разумеется.
Нетрадиционная терапия порой приносит положительные результаты… Кажется, Алана что-то говорило о том, что ее друг и учитель практикует подобные методы и в ее голосе Уилл не уловил смущения или сомнения. Может там что-то и было, но возможно это было скорее восхищение, Уилл лучше улавливал отрицательные эмоции, чем положительные, но тем не менее он уловил рекомендацию воспользоваться широтой взглядом доктора Лектера на решения его психологических проблем.
Темная кладовая, в которой Уилл слышал голос Ганнибала так четко, словно он звучал у него в голове, четче даже чем собственный внутренний голос, который в последнее время отказывался говорить что-то вразумительное, была одним из тех самых действенных методов, которые помогут, разумеется, вправить одному профайлеру мозги на место.
Он и сам не был бы против вернуться к привычному аутизму и Аспергеру, которые хотя бы не заставляли его переживать прогулки по роще оленьих рогов или библейские потопы в собственной кровати.
Голос доктора Лектера с слегка шипящим акцентом ласкает слух Уилла уверенными интонациями и отдает мурашками по взмокшей холодным потом спине. Грэм прижимается мокрым лбом к дубовой двери, чувствуя ему кладут на плечо ледяную, даже через ткань рубашки, руку и брызгают кровью и слюной ему на щеку. Вскрытая как консервная банка мертвая девушка, шипит что-то развороченными губами. Но Уилл знает, что она ему говорить.
«Видишь?.. Видишь?!..»
Они все словно берут пример с Гаретта Джейкоба Хоббса и задают ему один и тот же вопрос. Даже доктор Лектер вторит ему.
Возможно, лучше бы он представлял себя на месте жертв, переживал посттравматический синдром и был бы счастлив принимать гостями антидепрессанты.
- Я вижу… - выдыхает Уилл. – Я вижу себя убийцей. Я виноват во всех этих смертях...
Уилл уже давно не чувствовал себя настолько честным. У всех есть свои тайны, Уилл всегда оберегал свои, такие не стоит рассказывать в Правде или вызове. Но доктор Лектер же не намерен с ним играть. И Уилл тоже, не сейчас уж точно.
Отредактировано Will Graham (23-07-2014 12:06:33)
"Верно", беззвучно отвечает ему Ганнибал. Уилл говорит истину, непреложную и упорную в необратимости - истину, которую хочет знать Лектер и которую должен принять Грэм. Пока пациент питается только своими страхами и кошмарами, он безобиден. Волк-вегетарианец, однажды вкусивший сочного мяса не сможет вернуться к поеданию растительности, и Уилл, подобно хищнику, не сумеет вернуться к привычному меню, пока Джек, стараниями психиатра, подкидывает своему профайлеру вкусную и, безусловно, вредную пищу.
Эта неделя прошла под знаком итальянской кухни и мелодичного барокко, в качестве приятного дополнения.
Уилл пахнет страхом, кисловатый запах сочится через замочную скважину, рассеиваясь по периметру помещения; смешивается с соусом песто и заполняет губчатые легкие, методично перегоняющие кислород. Ганнибалу не нравится это амбре: он чуть дергает тонкими ноздрями, выталкивая "аромат" и последующее:
- Как ты убил их?
Чем больше подробностей, тем легче..
Доказать.
- ..опровергнуть твои видения, Уилл, вот чего мы пытаемся добиться, - опровергнуть факт видений, чтобы было меньше причин отшучиваться, когда задают неудобные вопросы. Он почти привык к чужой уродливой бестактности, беспардонному любопытству. Намного легче мимикрировать под окружение, если знать, чего именно стоит ожидать. - Я не справлюсь без твоей помощи.
Мы не справимся, если быть точным, но Ганнибалу всегда тяжело давалась работа в команде. Сейчас, почти касаясь лбом закрытой на ключ двери, он чувствует общность и - ответственность. За чужую безопасность - и пусть лишь физическую, моральная остается на усмотрение врача; за контроль возбуждения от осознанного убийства, за кошмары и ночные прогулки по пустынным шоссе. Лектер двигает многочисленные скульптуры млекопитающих в своем доме, что символизируют ход времени, с которым у пациента большие проблемы, подальше от Уилла, за пределы зоны видимости, хоть и бесконечно любопытно, насколько далеко заведет Грэма его больное воображение. Как легко было насаживать Кэсси Бойл на оленьи рога, зачем он извлек из нее легкие - знает лишь Уилл. Только Уилл понимает его, хоть и не осознает насколько.
То, что происходит сейчас - жертва, которую приносит нынешний пациент ради их дружбы, и Ганнибал не может допустить, чтобы эта жертва пропала напрасно. Пока разум профайлера распадается на составные, он начинает прозревать. Если ради своеобразного ритуала распада придется дискредитировать каждое слово Грэма, психиатру придется сделать это. Когда-нибудь Уилл поймет, что то был шаг к просветлению и абсолютному пониманию сути вещей. Шаг к перерождению.
Уилл старается дышать ровней. Кажется, что через пару вздохов у него закончиться воздух и он начнет судорожно вдыхать, бессильно стараясь наполнить кислородом горячие от него недостатка легкие.
Но доктор Лектер снова говорит с ним и Уилл облегченно дышит, глубоко затягивая пропитанный малознакомыми ему запахами воздух, как курильщик в завязке жадно вдыхающий сигаретный дым.
Момент просветления. Тьма, не так которая возникает от перегоревший лампочки, а та, живая, дышащая, проникающая в уши, в ноздри, в рот, немного отступает.
- Нет… я не убивал их, но помню как это делал. Каждую деталь…
Опровергнуть ведения? Как? Как он может опровергнуть Гаррета Джейкоба Хоббса, когда кровь его жертв на его, Уилла, руках? Когда его руки насаживают на оленьи рога Мариссу Шур. Хоббс к этому времени уже коченеет в холодильнике ФБР, но все равно девушки похожие на его дочь продолжают умирать.
- Я не справлюсь без вашей помощи, - вторит Уилл своему психотерапевту. Он уже попался в сладкий плен возможности рассказать кому-то, что твориться у него в голове. И можно не стеснятся того, что он тонет в болоте галлюцинаций и снов которые не отличимы от галлюцинаций… Или наоборот? Уилл сейчас ни в чем не уверен. Только в том, что ему нужна помочь. И он хватается за голос Ганнибала как утопающий за спасательный круг.
Уилл обессилено облокачивается на дверь, упираясь взмокшим затылком аккурат напротив того места, где двери почти касается лоб доктора Лектера. Он снова дышит как выброшенная на сушу рыба, резко и хрипло.
- Я не могу просто сказать галлюцинациям чтобы они убирались вон, - губы Уилла исказила улыбка, больше похожая на отчаянный оскал. – Нет, сказать-то могу, но вряд ли они меня послушаются.
Только спокойный, почти равнодушный голос Ганнибала с едва слышным восточно-европейским акцентом может прогнать все его видения прочь. Только в кабинете с книжными полками до потолка, лестницей, письменным столом, кушеткой, двумя креслами стоящими друг напротив друга, и еще окном с красно-белыми полосатыми занавесками, Уилл чувствовал себя почти нормальным. Он вспомнил все этим подробности, чтобы постараться представить себя на обычном сеансе. Но кроваво-красная вода уже подступила к самому его подбородку и Уилл запрокидывает голову, чтобы не захлебнуться. Он просто хочет вернуться обратно, хочет смотреть в темно-вишневые глаза Ганнибала и даже не отводить взгляд почти минуту.
- Доктор, эта ваша нетрадиционная терапия не действует, - Уилл хочет что бы голос его звучал спокойно и почти равнодушно. – Давайте вернемся к рисованию часов. Откройте дверь!
Последние слова были почти паникой, но Уилл прикусил губу и они прозвучали немного невнятно. Он не хочет, чтобы доктор Лектер знал, насколько ему страшно тут. Каково ему здесь убийственно.
- Ты не можешь помнить то, чего не совершал, - самый верный способ - это взывать к логике, пока Уилл не включил свет в своем доме и не отправился в самую чащу леса, где щебечут ночные птицы, журчат начинающие заледеневать ручьи в оврагах и - молчит Ганнибал.
Грэм способен анализировать лишь находясь в абсолютной тишине, изредка прерывающейся негромким сопением из влажного носа, что утыкается в ладонь, согревая дыханием. Отстраняется, пуская по влажной кисти неприятный холодок и упирается в темно-серую поверхность стены - как они только уместились в кладовой? - недовольно встряхивая головой. Им обоим не нравится. Доктор Лектер дышит беззвучно, столь же бесшумен присвист в наивысочайшем диапазоне ультразвука - не различимым никем, кроме псов Уилла и самого Уилла. Кто еще столь же близок к первобытным инстинктам?
"Вы меня понюхали?"
Мысли журчат, как пресловутый ручей - плещутся, захлестывают ледяным потоком.
- Значит, мы справимся вместе.
Словно обдав Уилла кипятком.
"Вы одержимы.."
Ганнибал смаргивает, стирая возникший облик собственного психотерапевта с внутренней стороны век, как неприятную картинку.
Ему доставляет странное удовольствие наблюдать за мечущимся в лихорадке Грэмом, осторожно перетягивать жгут на плече, выслушивая издержки больного и, несомненно, в чем-то гениального воображения. Еще большее удовольствие: знать, что только здесь и только с ним профайлер готов поделиться своими кошмарами, скормить доктору пару личных тайн, а иногда даже принять приглашение на скоротечный ужин, заканчивающийся слишком быстро. Интуитивные познания в искусстве этикета, а то и врывательство в кабинет с красноречивым "я поцеловал Алану Блум" - не более чем детали, требующие шлифовки и удаления из жизни пациента, дабы тот не отвлекался от терапии. Все мы родом из детства: прекрасное обоснование эгоистичному желанию держать игрушку рядом. Спустя много лет Ганнибал видит в очередной забаве незаурядность, необычность, своеобразную красоту. И что бы он не делал, отдельно взятый экземпляр упрямо не теряет научной ценности, сам того не ведая, и удерживает Лектера на прочной нити интереса.
- Ты можешь нарисовать их, не выходя отсюда. Ты боишься темноты, Уилл? - один из риторических вопросов, на который Лектер обязан выслушать ответ. В сущности, он ни к чему, но без связок в диалоге не обойтись. - Нарисуй мне часы с помощью подручных средств.
Машинально сжимает ручку двери, даже сквозь толщу дерева чувствуя нездоровый жар, исходящий по ту сторону. Чутко ведет ноздрями.
Свет вспыхнул и погас. Неисправная проводка - лишние доллары в карман электрикам.
Моргнула лампа, вновь загораясь.
Проблемы со светом - плохая новость для эпилептиков и неуравновешенных профайлеров.
- Используй что угодно.
- Но я не убивал их! – голос Уилла почти не срывается. Кого он пытается убедить, себя или докторе Лектера. Но он верит Уиллу, так? Только Уилл не может сам себе верить. Больше нет.
Олень снова наклоняет голову и трется об его руку мокрым носом, как преданный пес, словно потакая Уиллу в его безумном желании не быть тем, кто убил всех тех людей.
Кесси Бойл улыбается мертвыми глазами, и машет ему рукой. Она стоит перед ним обнаженная, только кровь и зияющие раны составляют ее сегодняшний наряд. Она протягивает ему бронзового оленя, который почему-то вдруг переместился из уютного кабинета доктора Лектера в руки мертвой девушки.
- Видишь? Видишь? – олень, настоящий, в черных перьях, трусит рядом с ней. И звонкий цокот его копыт заставляют Уилла поморщится. У него снова начинает ломит виски. Он
- Кажется, я уколол руку об оленьи рога, - равнодушно произносит Уилл, глядя на то, как по его ладони сбегают теплые капли крови.
Слишком много света и тени в углах становятся невыносимо опасными. Лучшее средство знать который час – посмотреть на часы. Вот и Ганнибал о том же. Он рисовал часы в кабинете и становилось немного спокойней, словно он мог управлять временем. Опасная иллюзия, но она приносила хотя бы немного равновесия в его судорожно вздрагивающий мир.
Красным кругом пачкает светлую стену кладовой циферблат часов. И не слишком аккуратные цифры идут по внутреннему кругу. Но Грэм не уверен, что в блокноте доктора он рисовал аккуратней. Распоротую об острый край металлического крепления стеллажа ладонь жжет и дергает от нарастающей боли, но Уилл рисует часы и не думает ни о чем больше. Только о голосе, который словно звучит у него в голове. А может быть так и есть.
Он должен рисовать часы, и шептать:
- Сейчас 7 часов 34 минуты. Я… не знаю, где я нахожусь. Но меня все еще зовут Уилл Грэм.
И ему кажется, что Гаррет Джейкоб Хоббс беззвучно смеется над ним. Он перестал прятаться в темноте и вышел на свет. Но Уилл не хочет смотреть на него. Не увидит ничего нового.
Уилл припадает к двери и шепчет:
- Доктор Лектер, вы откроете дверь, если я признаюсь, что всех их убил я? – на губах такая диковатая улыбка, которая бывает, когда совсем не смешно, но нужно все равно растягивать губы. Например, когда тебе говорит, что ты не можешь встречаться с любимое женщиной, потому что ты нестабилен. Очень хорошая шутка, Алана!
Он проглатывает ответ. В его кладовой нет и никогда было даже намека на наличие хоть какого-то животного, будь то живой экземпляр, или точная его копия, но Уиллу об этом знать необязательно. Попытки ранить самого себя являются наипрямейшим доказательством склонности объекта к насилию, но Ганнибал проглатывает и это. Беззвучно, со вкусом, искренне наслаждаясь им - этим доказательством. И спустя пару секунд неуловимо хмурится, сдвигая светлые брови. Доктор Лектер пытался вложить в голову пациенту, насколько неразумно вредить себе (после паузы следовало ожидаемое и оттого пропускаемое мимо ушей уточнение, что и окружению было бы неплохо выжить), и насколько сильный дискомфорт испытает сам Ганнибал, если ему снова придется штопать профайлера, мысленно уговаривая всех богов, в которых не верил, чтобы Уиллу продолжало везти и он не натыкался на шальные пули, что так часто свистели над ухом. Достаточно с него физических шрамов.
Уилл мог перекопать полки в поисках острых, режущих дерево предметов; отодвинуть шкаф, обнажая расцарапанную стену - итог визита еще одного медлительного кролика - но предпочел иное.
Вновь ожидаемое. Свидетельствующее о еще одной маленькой победе.
- Ты вынуждаешь обвинить тебя, - мистер Грэм сведущ в манипуляциях, но доктор Лектер предпочитает, чтобы его оружие не брали без спроса. Или, в крайнем случае, не использовали против него самого. - Прости, Уилл, пока я не могу этого сделать.
Если Уиллу показалось, что голос Ганнибала предательски и немного неискренне дрогнул, то ему показалось. Пусть психиатру нравилось наблюдать за чужими метаниями, но загонять профайлера в угол и смотреть, как тот стремительно теряет человеческий облик, было в той же мере неэстетичным, сколь и вульгарным. Когда объект не осознает процесс распада, куколка не сможет спокойно спать в своем уютном коконе, а ломка и попытки непереродившегося вырваться на свободу обеспечат деформацию плода. Ганнибал жаждет увидеть сформировавшийся Идеал, посему терпеливо ждет.
Беззвучный скрип двери, ровный приглушенный свет бьет в глаза, заставляя Уилла щуриться с непривычки. Ганнибал скользнул бесстрастным взглядом по вариации сеньора Сальвадора, украсившего темное дерево двери кладовой.
- Ты в Балтиморе, штат Мэриленд, - еще один взгляд на 13:00, расположенными в непосредственном близости к 19:00. После - на израненные ладони профайлера. В данный момент, время - наименьшая из его проблем. Есть вещи важнее. - Сейчас восемь часов ровно, тебя зовут Уилл Грэм и тебе нужна медицинская помощь.
Отредактировано Hannibal Lectеr (01-09-2014 03:03:12)
Доктор Лектер говорил, что упражнение с часами поможет ему контролировать чувство времени, помогать оставаться в этой реальности, но на самом деле якорем для Уилла служит он сам, его голос, с этим экзотичным акцентом, который словно создан для того, что бы проливаться бальзамом на истерзанный разум некого помешанного консультанта ФБР. Уилл хотел было спросить в какой стране могут родиться такие как Ганнибал Лектер, но сейчас его вопрос мог быть неполиткорректен, а обижать доктора было последним, что хотел бы Уилл.
- Пока не можете? – Уилл в порыве надежды приникает к двери. – Не можете обвинить? Потому что я попаду в руки Чилтона в итоге? Вы его не любите…
В голосу Уилла слабая улыбка, тень той, что была несколько мгновений назад. Теперь, когда он рассуждает о таком приземленном предмете, как доктор Фредерик Чилтон, его немного отпускает. Но все равно…
- Я боюсь психиатрический клиник… Вдруг меня по ошибке запрут там навсегда…
Да, Уиллу точно нужна помощь, доктор! Вы понимаете это лучше всех. Поэтому все-таки открываете дверь. Вам не хочется, что бы Уилл был убийцей, или же именно поэтому вы хотите взглянуть в его глаза, чтобы прочитать там пикантную правду.
Неяркий свет ослепляет, темный силуэт доктора кажется нереальным, неестественным, невероятным. Словно небольшая черная дыра спустилась со своей галактической трассы персонально для того, чтобы затянуть в себя Уилла Грэма и избавить его от необходимости жить в социуме, который не может его понять, словно он из параллельной вселенной. И Уилл тянется к этому черному силуэту. Эта тьма не ругает его как та, что позади. Никаких потопов, оленей, гарретов джейкобов хоббсов, никаких девушек на оленьих рогах, никакой вины, только непроглядная дружелюбная тьма.
Глаза Уилл привыкают к свету в самый последний момент, перед тем, как его снова накрывает. Он осознает только то, что вжимается лицом в шерстяную ткань отворота воротника и чувствует знакомый аромат дорогого парфюма и какую-то присущую только запаху доктора нотку. И сразу почувствовал себя лучше. Словно он шагнул все-таки в черную дыру и перестал существовать в обозримой части вселенной.
На самом деле, он просто потерял сознание от лихорадки и кровопотери, чуть испачкав кровью ткань пиджака доктора Лектера, но, кажется, ему не дали свалиться на пол и еще больше навредить себе.
Дружелюбная тьма приняла его в свои заботливые объятия.
Уилл всегда настороженно относился к лечебницам, особенно к психиатрическим - особенно для душевнобольных преступников. И к медперсоналу он относился с исключительной настороженностью, зная, какой лакомый десерт представляет для светил от науки, жаждущих вскрыть черепную коробку профайлера, поочередно воздействуя на все зоны мозга и наблюдая за реакцией объекта, вобравшего в себя толику не особо серьезных, но интереснейших заболеваний. Однако, эта адская смесь ингредиентов, это редчайшее блюдо досталось доктору Лектеру, и тот был намерен продегустировать его до последнего кусочка. До последней капли соуса.
...Капли пота, стекающие по виску неофициального пациента, Ганнибал расценивает как одну из составных рецепта и бережно прижимает ладонь к чужому лбу, потом спускается ниже, чуть сжимает артерию, отмеряя глуховатые удары пульса. Медицинская помощь действительно необходима.
Осторожное приподнятие головы визави, не менее осторожная транспортировка. Острый укол углы, на этот раз довольно болезненный, как бы не старался Ганнибал уменьшить ощущения. Еще одна смесь средств, используемых в альтернативной медицине, повредит Уиллу еще сильнее. Лимит мучений Грэма на сегодня был окончен, ровно как и отрезок, отведенный на сессию. Omnia in tempore, всему свое время, как сильно не хотелось бы ускорить события.
Обеззараживающая жидкость льется на израненные ладони, погруженные в металлическую емкость. Тем, кому интересно, чем обусловлено наличие хирургического лотка на кухне психотерапевта, лучше воздержаться от вопросов. В конце концов, как и у любого врача, у доктора Лектера существовал запас обезболивающего, обеззараживающего, и только галлюциногенов не наблюдалось в более чем обширной аптечке. Для них была отдельная, которую Ганнибал открывал только в исключительных случаях и для исключительных людей, словно полку с редким вином в домашнем баре.
- Это совершенно нормально, Уилл, - психиатр поднял чужую ладонь, безмятежно рассматривая глубокие царапины. - Твой разум отключает тебя от действительности, следовательно, защищает. Ты должен ему доверять.
Плывущий взгляд в ответ. Легкий нажим на чистую рану, заставляя открыться - совсем немного, без риска быть залитым кровью, - палец доктора Лектера с бисеринкой алой жидкости коснулся языка, пробуя солоноватую жидкость.
- Тебе стоит приостановить прием виски на ночь, - улыбка, которую можно было бы назвать фамильярной, но не в их случае; убрал лоток в сторону, прижимая к ранкам чистый, резко пахнущий комочек ваты. - Совет врача.
Уиллу хочется отдернуть руку, не только потому что раны начищает сильно щипать. Галлюцинации не остались в темноте кладовой, они последовали за ним и сюда, в ярко освещенную гостиную, не испугавшись господствующего присутствия доктора Лектера, продолжая подкидывать ему невероятные и завораживающие в свой нереальности картины. Ганнибал, пробующий на вкус его кровь, довольно жмурившийся словно сытый кот, вещь еще более не реальная чем девушка проткнутая рогами в его спальне, шумное дыхание оленя-ворона над плечом.
Он слышит собственный голос, словно сквозь толщ воды:
- И какой я на вкус? – его голос ровный, спокойный, словно это совершенно нормально – пробовать кого-то на вкус.
Есть мнение, что безумцы во время приступов могут быть невероятно сильными. Уилл не знал, был ли у него приступ безумия или просто вспышка адреналина, поскольку жизнь его находилось в совершенно явной опасности. Но, в тот момент, когда он грузил освобожденный от костяного костюма труп Рэнделла Тира в багажник своей машины, осознание реальности происходящего внезапно снова вернулось в его разум, словно включили лампочку.
Претворяясь убийцей, в какой-то момент он перестал претворяться.
Претворяясь, что мечтает убить Часопикского Потрошителя, он перестал претворяться.
Уилл галлюцинировал, когда каким-то невероятным усилием сломал череп пещерного медведя за которым прятался все тот же маленький мальчик, которому так и не помогли излечиться от безумия, потому что безумие было гораздо занимательней убогой серости его существования. Галлюцинировал, когда превращал в кровавую кашу мальчишечье лицо работника музея.
Галлюцинировал или просто видел то, что видеть хотел?
Тонкую переносицу, кожа на которой лопается под сокрушительным ударом его кулака, разбитые в кровь губы, который лгали, мучили, сбивали с толку, завлекали в ловушку с неизменно волнительным акцентом. И еще черную как нефть кожу, ветвистые рога и глаза, которые могли принадлежать как животному, так и человеку.
Кто теперь такой Уилл Грэм, который находясь в Вольф Трэпе штат Мэриленд в 22 часа 14 минут закрывает багажник свой машины, в который только положил труп им убитого человека?
Может быть за всеми этим ответами он едет к своему психиатру, а может быть только ему он может доверить совершенно нового себя. Способного опустить свои желания, способного принять новый опыт и получить от него удовольствие на уровне нейронов.
Сколько прошло времени с того вечера, когда доктор Лектер протестировал на нем свой нетрадиционный метод вытаскивания на поверхность самых сокровенных его кошмаров. Сколько всего произошло за это промежуток времени. Сколько глаз открылось и на сколько была накинута плотная пелена… Скольким пришлось умереть ради сегодняшнего вечера…
Но его окровавленная ладонь снова погружена заботливой рукой доктора в лоток наполненный водой, а губы произносят слова о жизни, которую он почувствовал, отнимая чужую.
- Я никогда не чувствовал себя таким живым… - произнес Уилл шепотом, стараясь смотреть только на бинты, ложащиеся на его разбитые костяшки. Он верит в то, что говорит только то, что хочет услышать его визави. – Но это не то, что чувствуете вы, доктор…
Он поднимает глаза нас своего психиатра, гордого словно отец, наблюдающий как его сын делает первые неловкие шаги, и видит в них, помимо всего прочего, растущую с каждым толчком сердца Уилла надежду.
- Что вы чувствуете, доктор Лектер?
Доктор Лектер не отвечает, зато удивительно наводяще молчит, оставляя Уиллу право решить самому, реальна ли проведенная дегустация. Только поднимает чужую ладонь, исследуя взглядом порез, пахнущий медью - как и порез на щеке, очередная попытка побриться - и чуть касается запястья кончиком носа, закрепляя собственные выводы.
...Ганнибал оставляет ему право решить самому: сколько стаканов виски выпить этим вечером, о чем напряженно думать, какие видеть кошмары, какое шоссе Вирджинии выбрать для ночной прогулки. Глядя на то, как профайлер на мгновение замирает перед статуэткой оленя у выхода, доктор Лектер едва заметно улыбается, отмечая: подсознание Уилла работает так, как необходимо, оно знает ответы на все вопросы. Уилл понимает это, интуитивно, не осмысливая в полной мере, но продолжает ходить на сеансы, потому что Ганнибал не анализирует его столь нагло, как остальные психиатры. Профайлер все еще не может выбрать позу, чтобы усесться в кресле, ерзает каждый раз, словно собака на новом месте. Позволить запереть себя, обезоружить перед самим собой - тяжелое решение. Дорогой подарок. Ганнибал принимает его, ставя мысленную отметку: я должен Уиллу Грэму.
Несмотря на собственные рассеянность и несобранность, профайлер предпочитал действовать эффектно и с размахом. У Уилла была какая-то нездоровая мания в любом состоянии - опьяненном или мрачно сосредоточенном - притаскивать в дом психиатра серийных убийц. Сажать их за кухонный стол, живых или, как ему казалось, мертвых, укладывать на пресловутый стол, прячась за пистолетом, приступом или плывущим взглядом, в котором сейчас явственно читалось осознание реальности произошедшего. Ганнибал видел в пациенте многообещающий эскиз, и лишь отдаленно представлял картину, что могла получиться. В их случае, холст грозил стать шедевром Босха - сюрреалистичным, искаженным.
Пугающим для большинства.
- Я чувствую ответственность, Уилл. За тебя, за нас, - у доктора Лектера нет необходимости подбирать слова, он говорит правду - неявную, туманную, - но правду. Это умение приросло к нему как клетчатый костюм, улыбка и цветастые галстуки удивительно в тон.
Жидкость в лотке неуверенно окрашивается в алый, словно забирая с бледного, чуть испачканного лица Уилла последние краски. Ганнибал улыбается глазами, глядя на напряженный профиль, после чего возвращает утраченное внимание лопнувшей коже на костяшках пальцев пациента. Теперь он имеет право сказать Джеку, что Уилл обретает себя. Что терапия идет на пользу. Что все их разногласия позади - что грех Грэма искуплен.
Он давит растущую где-то внутри гордость и смотрит на дело своих рук и слов, и воздействий. Потом - на дело рук Уилла.
- Голыми руками? - произносит чуть хрипловато, отражая собственные мысли, и "..хороший мальчик" повисает в воздухе тяжелой паузой. Основной плюс их терапии - это то, что Уиллу не нужна нелицеприятная правда. Он знает ее и без признаний, которые пытается вытащить из своего психотерапевта, видит в отведенном взгляде, слышит в постукивании пальцев по подлокотнику кресла. Ганнибал знает, что Уилл может стать тем, кем должен стать, без энцефалита, приступов и подмены воспоминаний. Уже стал. Доктор Лектер почти слышит, как бабочка расправляет крылья, как тихо трещит разрываемый кокон, и говорит голосом пациента - столь же негромким, слегка осипшим от долгого молчания.
- Когда ты убивал несчастного Рендэлла Тира, - в голосе доктора Лектера предвкушение гордости. Обещание ответного презента - не акта возмездия и не жертвоприношение. Жертвы Ганнибалу не нужны. - Кого ты видел?
Доктор Лектер говорит про ответственности и взгляд Уилла с растерянного становится цепким и внимательным.
Ему хочется ответить – разве это имеет значение, вы разрешили мне фантазировать о том исходе, который мне будет приятен, так какая разница кого я видел, но губы, едва разлепляясь, выдыхают это короткое маленькое, похожее на разрывную бомбу:
- Вас… Я видел ваше лицо… я видел того, кого вы прячете, застегивая на все пуговицы костюм, - Уилл шептал это, глядя в глаза доктору, словно пытаясь разглядеть там затаившегося монстра. – Его вижу только я и те, кто уже не смогут ничего рассказать.
Выпустив из себя слова, который словно переполняли его изнутри, делая болезненно-усталым каждый вздох, Уилл спокойно откинулся на удобную, будто специально под него сделанную спинку обеденного стула и чуть прикрыл глаза. Плечи его расслабились и поникли, он был настолько безмятежен, насколько скован и напряжен был до этого.
- Я тоже не могу никому ничего рассказать. Только вам. Мне больше не куда пойти, некому облегчить душу. Мне никто не поверит. – Уилл чуть повернул голову в сторону доктора, все еще занимающегося его рукой, аккуратно очищая ранки, в самом деле стараясь причинить ему как можно меньше дискомфорта. – Кроме вас.
Почему его нравиться реакция доктора, он ловил каждый одобрительный взгляд, полный неподдельной теплоты, которую невозможно ожидать у психопата. Все научные труды, которые когда-то изучал Уилл, сходятся в одном – у них нет подобных эмоций, направленных на окружающих, а не на себя. Так кто же перед ним? Может быть он просто очередной плод богатой, но невероятно расстроенной фантазии Уилла. Он протягивает неповрежденную руку и касается щеки доктора, уверенно и без какого-либо стеснения или неловкости – просто научный интерес. И он почти не удивлен, когда его пальцы не проваливаются сквозь морок, а касаются теплой гладкой кожи. Но теперь можно ли облегченно вздохнуть?
- Я бросил ружье, когда он свалился мне под ноги, - Уилл отвечает на вопрос вполне пространно, но так словно он только что вынырнул из своего спасительно мира. – Я подумал, что вы заслуживаете другого.
Это было честно. И откровенность требовала откровенность.
- А вы фантазировали о моей смерти? – они просто говорят о фантазиях, не так ли. Только о них. И каждое слово не станет приговором для психиатра-каннибала. Пока нет. Только бальзамом на душу профайлера, который поймет, что он не ошибся. – Чем я стану для вас после нее?
- Ужасно, - произносит Ганнибал. Взгляд в сторону, ища им аптечку. - Ужасно, когда становишься рабом собственного воображения.
Лектер не говорит ни "да", ни "нет", не выражает критики или одобрения - с непринужденным спокойствием констатирует факт, обволакивая чужую ладонь в мягкий, но тугой плен бинта. Уилл осознает, что находится рядом с волком - благородным, но верным своей природе, готовым в любой момент вцепиться в чужое горло. Он до сих пор напряженно замирает и не может сдержать комментарии, когда Лектер достает столовые приборы в присутствии пациента, и с изяществом вскрывает брюхо очередной принесенной форели.
Втирая в брюшко розмарин и посыпая толченными орехами, чутко вслушиваясь, как ре-диез плавно скользит к си-бемоль, Ганнибал думает о том, что Уиллу нужно поесть и выспаться.
Доктор Лектер отстраняет руку, едва заметно раздвигает губы в улыбке: нет, Уилл, не представлял. Не отводит вторую, скользящую по щеке - слова и действия профайлера не несут в себе агрессии или иного отрицательного подтекста; желание понять - вероятно и даже очевидно.
- Я заслуживаю доверия. И откровенности.
Тебе просто нужно выспаться, Уилл. Только выспаться.
- Qui pro quo, Уилл - только так мы его достигнем.
И поесть. Ты пришел с охоты, ты устал. Необходимо подкрепиться.
Ганнибал бессознательно избегает любого намека на двусмысленность. Их дружба проходит под эгидой того, что контролирует и осознает ситуацию лишь один из. Доктор Лектер взял ее в свои руки, но Уилл, с плывущим, но на удивление ясным взглядом - единственный, кто сейчас имеет смелость вникнуть в момент. И, кажется, совсем не боится. Предвкушает? Вероятно.
Психиатру не нравится определение "кажется", но Грэм не оставляет ему выбора думать как-то иначе. Никогда не оставлял. Допущения, основанные на допущениях, и только опыт позволяет доктору Лектеру говорить то, что пациенту необходимо услышать - то, что он хочет услышать. Ввиду желания разоблачить мотивы или последовать совету, формируя с чужой помощью свои, чтобы было не так страшно закрывать глаза по ночам.
- Он мечтал переродиться. Совсем как ты. Как я. Как мы оба - хотели изменений. Ты понимаешь.
Ненавязчивое, мягкое внушение - не вопрос. Ганнибал подталкивает Уилла на верный путь, но тот все равно сбивается на кривую дорожку, которая и привела его в отдел бихевиоризма, чуть ранее - в убойный отдел. Вселенная вновь требует расплаты за свои действия. Неважно, какие тут действуют законы - физические, вроде сообщающихся сосудов, суть которых заключается в том, что достигнуть равновесия; этические - когда того требует справедливость, если выражаться языком Джека. Ганнибалу не нужно, чтобы Уилл отвечал жестокостью на жестокость, убийством на убийство, хоть и кивнул в ответ на пресловутое "око за око", выраженное в виде бездыханного тела на кухонном столе. Ганнибалу нужно равновесие. Благодарность. Ответный презент. Но не справедливость. "Справедливость" - звучит резко, и появилась только в середине двадцатого века, в то время, как доктор Лектер живет в своем девятнадцатом, полном уверток, ухищрений, тонкой иронии, возвышения красоты, любого ее вида, и - безукоризненных, неприличных в своей неустанности манер. Мягкость улыбки постепенно сходит на нет, и во взгляде сквозит не арктический холодок, но предчувствие неуверенного/неправильного/отсутствующего ответа. Последние два варианта, очередное их допущение, словно сбивает некую устоявшую программу, которая заложена давно, поэтому доктор Лектер отводит взгляд, аккуратно укладывая бинты и перекись обратно в аптечку.
- Рендэлл выполнил твое желание. Как ты отдашь ему долг?
Отредактировано Hannibal Lectеr (26-10-2014 21:47:50)
Уилл чуть качает головой, не сводя взгляда с ложащегося слой за слоем на его все еще кровоточащие костяшки бинта. И на красные пятна, которые проникают через первые слои бинта, а потом скрывающиеся новыми и новыми, пока повязка не кажется совершенно белоснежной.
- Доверия и откровенности… – Уилл медленно повторяет, очарованный тем, как звучат эти слова в устах Ганнибала. Грэм постарался убрать из своего поведения, из речи, из мимики как можно больше эмоций, присущих ему прежнему. Словно новая одежда, прически, оправа очков прятала их, скрывала, приглушала. Такой он больше подходил в спутники и доктору Лектеру и тому, кого он прятал в глубине своих зрачков, больше вписывался в интерьер и гармонировал с вычурными узорами галстуков. Но порой ему трудно сдержаться. Он улыбается и на мгновение сжимает пальцы на израненной руке, чтобы почувствовать как боль тут же запускает в нее свои острые зубы.
- По-вашему, это достаточно откровенно? – Уилл кивает на труп, все еще лежащий на столе, словно диковинное украшение. Они обменялись подарками, только вот репутация доктора до сих пор осталась безупречна, а в доме Грэма невероятно много крови Тира и его костяной костюм, заботливо спрятанный в сарае. Но никому в голову не придет больше искать его в доме того, кого совершенно безвинно обвинили в прошлый раз.
- Переродиться и спрятаться, - он снова смотрит в глаза доктора, стараясь уловить в нем отблеск на шелковой путеводной нити, за которую Уилл крепко держится, которая приведет его в самое логово зверя. Он чуть склоняет голову, показывая, что он понял этот урок. И снова возвращает свой взгляд на тело на столе.
- Исполню его мечту, - шепчет Уилл отражению света в уголке открытых глаз Рэндалла Тира.
Что бы открыть для всех того, кого прячет доктор Лектер, Уиллу нужно прятать себя самого, закрыть на засов свою человечность, свою жалость ко всему живому, свою слабость ко всем потерянным, брошенным и одиноким. Оставить только то, чего он боится больше всего – удовлетворения от возможности контроля реальность вокруг путем познания силы.
«Видишь? Видишь, как с этим не сравнится ничто на свете?»
Уиллу не нужно видеть Гаретта Джекойба Хоббса, он слышит в голове не его голос и не голос Ганнибала. Только свой собственный. Он просто дал ему, наконец, слово.
Возможно, если не сильно вдаваться в детали, Уилл просто потрошил диковинную рыбу немного походящую на человека. Отделять конечности гораздо труднее чем срезать плавники, но у него в сарае было достаточно инструментов. Уилл старался сам не запачкаться в крови, по стенам развесил пленку, было тяжеловато работать так, чтобы не повредить не слишком тело, но зато в музее, когда он словно костюм надел части Рэнделла Тира на им же собранный скелет доисторического медведя, ему почти легко удалось закончить свою работу. Он отошел на пару шагов, чтобы оценить завершенный труд. Теперь зверь не снаружи, а там, где и должен быть – внутри.
This is my design.
Не стоило возвращаться в дом Ганнибала, но он приносить ему что-то уже почти стало привычкой. Нестерпимое желание принять немедленно душ говорило о том, что Уилла все таки стало отпускать и эмоции, которые он старательно закрыл, начали напирать на дверь. Сквозь шум воды, Уилл слышал стук копыт оленя и его шумное дыхание. Олень перешагнул через одежду, сваленную неаккуратной грудой, прямо на пол возле ванной и чуть толкнул мордой в плечо Уилла.
Уилл не мог не принести трофей. Он не оставил его у себя в сарае, не избавился от улики - принес своему единомышленнику, оставляя одну из частей Рэнделла Тира на усмотрение Лектера. На растерзание кухонного ножа и фантазии, если быть точным. Профайлер схватывал все на лету, на удивление четко сознавая самые важные вещи.
Не все столь недостойны, чтобы стать обычным скотом на убой.
Следует проявлять уважение к тем, что жертвует собой добровольно и видеть красоту в их жертве.
Если тянуть время - мясо испортится.
Уилл благоразумно не затягивал с последним, но водные процедуры превысили порог ожидаемого. Кабинет для пациентов, а двери дома и, особенно, кухни открыты для друзей в любое время суток, сказал однажды психиатр профайлеру, не принимая во внимание вероятность того, что тот оккупирует его ванную комнату. Их понятия о дружбе.. были похожи? Просто схожи в склонности к фатализму, что в их исполнении достоин эпоса. Доктор Лектер счел это не проникновением мангуста, но претензией на кусок территории, учитывая общее дело. Разнились мотивы - и то лишь потому, что у Ганнибала не было оных. Оставалось ждать, когда и Уилл потеряет их, наконец обретя себя, незамутненного и чистого от социальных рамок определенного рода. Этого прогресса психиатр готов ждать и временами добиваться. Впрочем, ныне официальный пациент и сам неплохо справляется.
...Все же слишком долго. Лектер аккуратно вытер нож, вставляя его в подставку. Вытер руки, и чутко прислушался к далекому шуму воды. Негромко хлопнула закрывшаяся дверь холодильника; неспешный шаг в нужном направлении.
Уилл не выглядит потерянным или шокированным, смутный силуэт за занавеской тянется к смесителю, усиливая напор воды и уменьшая ее температуру. Он более походит на того, кто желает отмыться от сделанного, но Ганнибал давит неприятную ассоциацию, не разрешая ей мазнуть по сознанию кисловатым сомнением. Пытается. Несмотря ни на что и благодаря многому - Грэму хочется верить. Поэтому никаких подозрений, никаких допросов. Только один крохотный тест, позволяя утихшему и ускользающему через дверь пару, обдать себя влажноватой дымкой.
Взгляд наверх. Смеситель шумит, но не перебивает, касаясь обоих теплыми каплями.
- Знаешь, на что это похоже, Уилл?
Достаточно не особо тонко проведенной аналогии касательно теплой воды и крови, и Лектер имеет удовольствие лицезреть, как профайлер давит порыв прижаться к стенному кафелю, стряхивая с рук и плеч несуществующую алую жидкость, заливающую с ног до головы. Уилл всегда описывал ее так красочно, не скупясь на подробности, так откровенно и так сочно, подкармливая воображение, что Ганнибал почти чувствует знакомый запах. Соленый мел, но не металл, с которым обычно ассоциируется оная. Шелест, шорох, поток воздуха - доктор Лектер отсекает все лишнее: аромат сомнительного одеколона, чужого одеколона, нейтрального мыла, едва ощутимый и тягучий - плотного целлофана, костной пыли, крови. После легкого хлора, с коим не под силу справиться даже системе фильтрации в доме, она остается невидимой пленкой, существующей лишь в чужом воображении и в этот раз доктор позволяет себе ему поверить. Протягивает полотенце. Наводяще молчит и молчание это выдергивает профайлера из-под густого водопада.
Что он чувствовал, когда отдавал долг? Чувство облегчения. Толику возбуждения и полной открытости новому, власть над телом, из которого совсем недавно ускользнуло дыхание; желание ощутить эту власть снова. Не сочувствие - его не существует - но понимание. Пар рассеивает внимательность и притупляет самоощущение, странным образом проясняя все, что было укрыто пеленой странного доверия, с каждой беседой все более и более выходящего за рамки разумного. Доктор Лектер понимает это куда лучше, чем Уилл с его извечной манией упрощать сложное, которое психиатр выставлял красивым, и усложнением элементарных вещей. Всегда интересно упростить и усложнить одновременно - в этом Лектеру нет равных.
Дверь захлопывается за обоими почти бесшумно, боясь вывести недавнего визитера из состояния, столь удобного в своей кратковременной нестабильности. Скрип проржавевших петель, тонкий, пронзающий слух, словно "Дьявольская трель" в убогой современной обработке - это должно прозвучать, когда Уилл, по всем законам жанра, возвращается в глухую камеру, такую пустую, но полную многообещающего покоя.
Суть идентична, меняются декорации; иные жесты, одни и те же слова.
- Уилл? - негромко произносит Ганнибал, бесстрастно указывая ладонью в сторону, и тянет уголки губ в намеке на ободряющую улыбку. Интонации приглашающие в той же степени, сколь и беспрекословные, отвечают сами: - Уилл.
Но скрипа нет, Ганнибал заботится о своем чутком слухе и комфорте, и покой Грэму не грозит. Падение сулит взлет, куда более высокий, а Уилл Грэм и без помощи доктора Лектера летал высоко. И падал низко. Когда делаешь одно и то же, думаешь об одном и том же, чувствуешь одно и то же - невольно становишься одним и тем же. Чем-то целостным, но жертвующим часть себя во имя этой самой целостности. Единственная жертва, которая стоит признания.
Ганнибал очень чувствителен к запахам, поэтому его шампунь и мыло практически ничем не пахнут. Взяв в руки увесистый брусок, самую чуточку небрежно обрезанный, чтобы не пропало ощущение ручной работы, Уилл и в самом деле пытается представить его стоимость. Чтобы не думать хотя бы некоторое время о том, что именно он тут пытается отмыть.
Но разве для этого его вели, направляли, готовили, наставляли, заботливо и трепетно взращивали ростки тьмы, которые он скрывал в самых глубоких омутах своего сознания. Не для того, чтобы дать ему забыться, окунуться в спокойные воды, могущие смыть все своим мощным потоком.
Он не услышал или же не захотел услышать, как в тесной кабинке немного поменялась обстановка. С ним продолжали играть, его продолжали мягко подталкивать в нужном направлении, его рассудок по прежнему обминали как пластичное тесто сильные уверенные руки, прекрасно видящие форму, которую он должен принять в итоге. Нажать здесь, убрать там, чтобы Уилл Грэм идеально подошел в давно очерченный и многократно взлелеянный образ Идеала.
И сейчас, он кажется, готов. Нужно только завершить последнее – ритуальное омовение, очищение наоборот. Приступ, который начался скорее всего в момент убийства Ренделла Тира, спрятавшийся в уголке сознания, но вполне уверенно влиявший на его действия, наконец вынырнул из тени и явил себя во всей красе.
Уилл отступил в угол, но поток крови все равно задел его и окрасил мир в праздничный багрянец. Он кивает на вопрос доктора, который доноситься до него словно сквозь толщу воды, твердо, ясно, но издалека и крайне иллюзорно. Так звучит голос в его голове.
Может быть все дело в этом – он все еще в своем воображении, а вокруг него, вокруг внешней оболочки, которую обычно именуют Уиллом Грэмом, может происходить что угодно. Но что-то очень малоприятно, раз он решил отстраниться и спрятаться. Но что-то на этот раз и внутри не особенно спокойно.
Но голос доктора хочет не просто односложного ответа, он хочет чтобы Уилл начал разговор. Это всегда пожалуйста – с кем ему всегда легко так это с самим собой или с доктором. Сейчас не так уж важно – одни это человек или два. Даже если тот стоит прямо перед ним и Уилл может видеть сквозь водяной пар как красноватые капли стекают по мокрой челке и медленно падаю вниз.
- В одной из школ… - он прошептал, закрывая глаза, чтобы не видеть проникающего в самое его нутро, сквозь кожу, мышцы и кости, пронзительно мягкий взгляд темных глаз доктора. Уилл просто должен объяснить то, чего не рассказал на тех, старых сеансах, когда один из них играл в слепую. - … Школьный психолог, поговорив со мной, поставила мне диагноз… Аспергер… - он чуть вздрогнул, хотя вода омывающая его плечи было достаточно теплой. – И решила, что я обязательно должен быть подвержен приступам агрессии. Зато ко мне хотя бы не лезли…
Не открывая глаз, немного неловко, он прикоснулся к плечу доктора. Живое тепло его кожи должно было помочь справиться с приближающейся волной приступа, но… пальцы словно нащупали холодное вязкое желе, в которое он тут же начал проваливаться. Может быть действительно он все еще в камере в Балтиморе, может быть он на суде, или все еще разделывает труп мальчика-зверя? А может быть он все еще запрет в кладовой Ганнибала, и все остальное просто галлюцинация, очень долгая и как всегда крайне реалистичная.
- Может быть галлюцинация реальней, чем настоящая реальность? – он даже не уверен в том, у кого он это спрашивает. Он уже давно перестал бояться того, другого, с черной, как самые темные желания Уилла, кожей и нечеловеческими глазами полными пугающей откровенной правды на все вопросы.
Но в последней надежде он все таки шепчет:
- Ганнибал? – Уилл пытается побороться со своим телом, отказывающимся подчиняться разбитому, как старая чашка, рассудку. Его трясет в лихорадочном ознобе, хотя в душевой кабине очень жарко, скрюченными совершенно чужими пальцами он пытается найти опору, чтобы не рухнуть в кровавый омут под ногами. Уилл что-то пытается еще сказать, но только судорожно пытается втянуть воздух, но что-то ему мешает, что-то застряло у него в горле.
Ему снова нужна помощь.
Профайлер очень чувствителен к прикосновениям и взглядам. Он прячется за встрепанным внешним видом и постоянно сдвигаемой темной оправой очков, избегая чужого назойливого интереса. Но Грэм может считать своего психиатра кем-угодно и чем-угодно - только не чужаком, поэтому относительно спокойно переносит щелчок переключателя, переводящего душ в более слабый режим, деликатное притягивание за изгиб шеи прочь от вялой струи, потерявшей прежний багрянец, объятие махрового полотенца, стирающего с плеч теплую воду и плотно перетягивающего грудную клетку.
Нет, Уилл. Это не смирительная рубашка.
Он похож на одного из своих псов в этот момент. Ганнибала не было на шоссе Вирджинии той ночью, но он уверен, что самый верный питомец выглядел точно так же. Растрепанный, взъерошенный, потерянный. Заблудший в темноте и волочащий рваный поводок, который не удержало Бюро. И ему весьма повезло наткнуться на доктора Лектера, что не преминул затянуть новый, красивый ошейник, и помочь обрести новый дом. Послушание и понимание - это все, что требуется от профайлера ФБР, профессора академии, заядлого собачника, социофоба и новоиспеченного убийцы Уилла Грэма. Ганнибал позволит ему быть рядом с собой, слушать себя, понимать себя. Он сломает - не целиком, чтобы не испортить то, что Уилл несет в себе, расплескивая, невольно делясь с кем-попало - и соберет заново. Грэму не нужно перерождение - теперь психиатр понимает это. Лишь небольшая коррекция. Модификация и реставрация одновременно, чтобы это произведение не потеряло своей уникальности.
Он разворачивает профайлера к себе и успокаивающе постукивает пальцами по чужому затылку, чутко вслушиваясь в начинающее выравниваться дыхание и притихший шум воды. Он позволяет Уиллу коснуться мокрым горячим лбом галстука, тотчас покрывшимся темными пятнами и, мягко раздвинув губы в улыбке, отстраняется, стягивая с шеи широкую полоску ткани. Ганнибал больше не смотрит на Уилла как потерянного (первые сеансы терапии, тычки, глубокое объятие кресла) или нашкодившего (первый визит в балтиморскую лечебницу, тычки, твердость казенной койки) щенка. Ганнибал смотрит по другому.
- Может, Уилл. Когда-то я сказал тебе, чтобы ты верил своему разуму. Больше не доверяй ему. - Улыбка - мягкая и внимательная, ровно как в тот момент, когда Лектер не позволил Грэму спустить курок. Ровно как в тот момент, когда Уилл в очередной раз открыл в себе нечто новое. - Доверяй мне.
Приятно сознавать, что изменилось так мало и одновременно с этим столь многое. Лектер словно возвращается на полтора года назад, когда приходилось вытаскивать Уилла из самых гремучих закоулков подсознания и тоскливого Волф Трэп, приводить к себе домой, кормить, вычесывать мокрую шерсть и решать его проблемы. Психиатру нравилось это. И то, как Уилл неосознанно тянется следом, когда Ганнибал отстраняется окончательно, ему тоже нравится.
Если не считать небольших и глубоко личных предпочтений и хобби, доктора Лектера вполне устраивали общепринятые рамки этики и обыденности. Уилл смотрел в том же направлении, но ограничения ему претили. Суть не в человеческой натуре, не во вспыльчивости, что иногда прорывалась, и уж точно не в отсутствии морали. Его воображение, богатое и буйное, возведенное в категорию сверхчувствительности, просто не давало уместиться в пресловутые рамки; его фантазии - глубокие и пугающие - отрицали этику и мораль как явления. Необыкновенно интересно, насколько далеко зашел Уилл Грэм. Потому что, уверен доктор Лектер, представление чужого убийства куда интимнее, нежели то, что профайлер мог сказать, но не стал.
Мог сказать. И он скажет.
- Мой психотерапевт.. - не доктор Дю Морье - однажды сказал, что я не смогу произнести ни слова. Он сказал, что не сможет мне помочь, и что я опасен для окружающих, - пальцы ложатся на чужой колючий подбородок, придерживают, давая время привыкнуть. Приподнимают, заставляя профайлера смотреть в глаза собеседнику. Это равноценный обмен. Доктор Лектер впервые за тридцать лет говорит с кем-то о столь личном. - Но я больше не хотел молчать. Никогда не слушай тех, кто говорит, что ты опасен или что-то не сможешь, Уилл. Следуй только своим желаниям.
Позволь мне решить за тебя. Просто позволь - и ты поймешь, насколько это удобно, когда кто-то принимает решение за двоих. Сделай один, последний шаг навстречу в темноте, в которую сам себя загнал, и тебе останется лишь следовать рядом. Ты будешь окружен уютом и комфортом, обществом того, кто действительно понимает и кого понимаешь ты, безо всякой эмпатии. Больше не будет той конуры в Волф Трэп, не будет своры собак, несчастной влюбленности, никто не будет приводить на место преступления и заставлять описывать убийцу по трем оставшимся частям тела, раскинутым в радиусе одной комнаты. Ты будешь правильно питаться, крепко спать и ложиться в одно и то же время.
Да, Уилл. Тебе даже можно будет спать в чужой постели, если ты сделаешь один шаг навстречу.
Она понравится ему. И рука его психиатра, на пару мгновение зарывшаяся в волосы, чуть больно сжав, а потом - отпустив, чтобы переключиться на махровую ткань полотенца, дабы освободить от нее, профайлеру тоже понравится. Если открыть глаза, то можно пересчитать все ворсинки на темном покрывале, прежде чем уткнуться в него лбом. Уилл может и пересчитать, если это поможет прояснить сознание - Ганнибал не против. Лектер знает, в каком направлении идти и какое положение принять. Втянуть запах, попробовать на вкус чужую кожу, запить их мгновенно потяжелевшим воздухом, и в качестве почтительной застольной беседы: негромкий приказ. Теперь Ганнибал не просит смотреть ему в глаза, - слишком много всего, слишком большое эмоциональное воздействие с обеих сторон, да и затруднительно физически - он требует другое. И загустевшая атмосфера, заставляющая втягивать воздух слишком жадно, хоть и беззвучно, нуждается..
Психиатр снова улыбается, точно зная, что Уилл не увидит, но почувствует его улыбку, и, безмолвно поблагодарив тех, кто придумал такой предмет мебели как кровать, исступленно впивается в изгиб шеи, бережно запуская ладонь под живот и собственнически обвивая за талию.
Отредактировано Hannibal Lectеr (26-12-2014 03:23:09)
[audio]http://pleer.com/tracks/4780930xcxf[/audio]
Доктор Лектер, это стоило бы признать всем, даже одному слишком много знающему профайлеру, цепляющемуся непослушными пальцами за его плече, выдающийся и, если так можно выразиться, прирожденным психиатр. Это не может быть, этого не просто не должно происходить, но… Уилл чувствует, что с каждым словом доктора приступ отпускает его… нет, это не совсем точно, приступ словно поднимает со дна темный осадок, то самую суть, что Уилл прячет и не дает выскользнуть наружу. Зато его больше не трясет, как в лихорадке, он больше не скулить что-то бессвязное, ему не нужна помощь доктора, ему нужно, чтобы тот просто был рядом.
- Вы увидели это во мне с первого сеанса? – никакая часть его тела больше не мочит тонкую ткань рубашки доктора, а губы растягивает неприятная улыбка, больше походящее на оскал. Или на тест на инсульт. Когда улыбаешься, независимо от того хочется тебе или нет. Но Уиллу сейчас очень хочется. Он вполне уже пришел в себя, выныривая из кровавого ручья, в который его макал доктора, как нашкодившего щенка. Да, да, таким он был в его глазах, Уилл был в этом уверен, они слишком много говорили о символизме стаи в его жизни. Но пока Ганнибал проделывал с ним манипуляции, подобные тем, что Уилл проделывал с каждой из подобранных псов, находил, мыл, вытирал, успокаивал, он превращался из питомца в равного, из того, кто только принимает, в того, кто хочет отдавать. И вместо того, чтобы полностью растворится в спасительное теплой уютной тьме, Уилл сам находит в ней руку Ганнибала и сжимает в своей ладони. И он не отводит взгляда, когда ладонь доктора обхватывает его подбородок. Он позволяет доктору вести его, но он и сам идет за ним.
- Своим желаниям… - как эхо от повторяет слова доктора и тут же с жарким оттенком тайны шепчет ему в самые губы: - Или вашим?..
И снова они понимающе улыбаются друг другу – слишком много слов не за накрытым столом излишняя роскошь, которая претить вкусам обоих.
Ладонь Уилла ложится поверх ладони доктора. В тот момент ему не до символичности – он пытается контролировать дыхание и не задохнуться от прикосновений. Уилл только стискивает пальцы, и закрывает глаза, стараясь не раствориться без остатка.
- Посещать ваши сеансы теперь неэтично? – неуверенность в голосе и легкая усмешка. Рассуждение об этичности сейчас действительно ужасно смешные.
Поддавшись импульсу, он поворачивается, чтобы снова взглянуть в глаза Ганнибала. Чтобы наполниться всепоглощающей горечью от того, что он читает в них – надежду на обретение, надежду на то, что одиночество будет теперь разделенным, все то, что он испытывал сам. Но того Уилла, который оттолкнул бы доктора, потому считает, что даже монстры не заслуживают такой боли, здесь нет. И поцелуй, кажется, отдает металлическим привкусом.
Вы здесь » frpg Crossover » » Флэшбэки » 3.588. Doctor, could you be my priest?
