Нет ничего лучше возвращения в родной город. Ну, кроме, разумеется, пинты горячей свежей креольской крови, вкус которой Лестат уже даже позабыл за время своего сна. Да, к слову о креолах!
  Кто бы мог подумать, что такой занудный и меланхоличный вампир, как Луи де Пон дю Лак (ужасная фамилия, не находите?), сожжет Театр Вампиров! Да и как – пройдется по всему зданию с косой на плече, отрубая головы незадачливым кровопийцам.
  Не то чтобы Лестат был против, но даже его буйного нрава на подобное бы не хватило. Оставалось только удивляться, на что способен его тихий экс-спутник. Только вот удивляться вампиру захотелось непосредственно на месте некогда произошедшей драмы.
  Ночь стояла душная, но влажная, совершенно не любимая французом погода. Лестат одернул кожаную куртку, - в лучшем стиле американских рокеров, - опустил воротник. Ему было неприятно дышать возле Сены, совершенно загаженной отходами смертных. В самом деле, хуже было только во времена его смертной жизни, когда люди не мылись всю жизнь, а первые чумные трупы сваливали в проулках.
  Конечно, вампир был в восторге от прогресса. Редкое недовольство запахом или шумом – все это так мимолетно и переходящее! Лестат свернул с оживленной набережной и, не смотря на солнцезащитные очки, прекрасно видя в темноте, уверенно зашагал по хорошо известному проулку.
  О, эти булыжники… Когда-то он сбил об них носки новых кожаных сапог, купленных на так тщательно откладываемые деньги. Театр… Почти поломавший судьбу беглого маркиза. Да и к черту! Именно ему он был обязан бессмертием.
  Серое панельное заграждение, сплошь измалеванное бессвязными фигурами, почему-то называвшимися граффити, привело вампира в уныние. Ну что за грязь! С досады пнув носком лакированной туфли стоящую у забора бутылку, Лестат с легкостью перемахнул через ограду. О, да…
  Теперь-то обгоревший остов театра, как скелет обрюзгшего Левиафана предстал перед ним во всей красе. Прекрасная старая французская земля…  По тебе ходил когда-то юный актеришко Лелио, невольно дразня взгляд древнего вампира! Бессмертие на сцене… О, каким многозначным оно может быть.
  Вампир усмехнулся, быстро приближаясь к зданию и ныряя под обвалившийся проход. Уголь, сажа… Все впиталось в прогнившие доски вместе с дождями, почернели плиты пола, кое-где проростя мхом.
-  Кровь проливали в стародавний век,
Когда закон не правил общежитьем;
Да и поздней убийства совершались,
Ужасные для слуха; но тогда
Дробили череп, люди умирали,
И был конец; теперь они встают
С челом, пробитым насмерть двадцать раз,
И гонят нас со стульев; это хуже,
Чем самое убийство…
  Патетично говорил под темными сводами вампир, прохаживаясь по коридорам до зала, где ранее проходили представления. Вся мебель превратилась в рухлядь – удивительно, что не растащили. Очевидно, то заслуга нанятых сторожей. Даже люстра, тускло отсвечивая осколками, гордо возвышалась кристальной горой посреди пола.
  Лестат бесшумно наклонился, поднимая одну из стекляшек, и ловя в ней свое отражение. Наверное, здесь было красиво, когда Арман ремонтировал помещения. Негодник, Луи… Ты разрушил нечто большее, чем просто здание.
  От мыслей о Луи пришла другая. Лестат резко поднялся и торопливым шагом, будто а ним кто-то гнался, спустился в зияющим провал в стене за кулисами. Лестница оставалась сухой, вопреки ожиданиям и представлениям о старом подземелье, только вот туфли быстро почернели от копоти. Мужчина был уверен в последней точке своего пути.
  Сначала – зал. Просторный, всегда теплый. Надо же, здесь почти все осталось прежним, почти обжитым. И кресло Армана только обивкой истлело… Лестат на секунду улыбнулся, но тут же помрачнел, вспомнив, как его, изуродованного, держали здесь, словно зверя. Мерзавцы…
  Но вот она – роковая дверь. Заржавевшая, старая, а для посторонних еще и зловещая, благодаря проглядывающему на ней старому рисунку. Мертвецы музыканты с лысыми черепами, отплясывающие друг на дружке… Лестат смутно помнил картинку, с которой была сделана эта репродукция.
  Он толкнул дверь, на удивление тихо, с едва различимым стоном петель. Полукруглая, обложенная кирпичем сливная яма. Наверху – решетка. Она сгорела здесь под лучами солнца, их с Луи дочь, его, Лестата, главный враг и почти убийца. Милая девочка Клодия…
  Вампир тихо вздохнул, разглядывая место ее гибели, когда услышал звуки. Присутствие? Но кого? Запаха человека не ощущалось. Блондин расправил плечи и обернулся, откидывая за спину растрепавшиеся кудри. Какую еще темную душу занесло в этот старый театр? Замерев на пороге, Лестат обратился в слух.

Отредактировано Lestat de Lioncourt (18-05-2014 15:31:00)

Ожидание не слишком-то затянулось, поскольку нежданный объект вскоре появился со стороны проходов от закулисья. Собственно, оттуда спускался ранее и сам вампир. Но именно что спускался, вполне прогулочным шагом, а не крался, как появившееся из тени существо.
  Поначалу Лестат уже хотел было суеверно перекреститься и, заорав благим французским матом, валить к черту из театра. Из Парижа. Из Франции. Да, именно, куда подальше валить. Все же некое странное крылато-хвостатое существо слишком уж напоминало ненавистного Мемноха.
  Тут же на секунду накатила злость: Не сородич ли это той сволочи, что посмела выдрать у него глаз? Может, отплатить той же монетой, благо, теперь все будет происходить на его Лестата территории?
  Но нет, в глаза бросилось вполне очевидное отличие существа от Мемноха – та была явственно женского пола. Крутые бедра, высокая грудь, не могли не притянуть взгляд, не смотря на излишнюю, но исключительно по мнению вампира, мускулистость тела. Да, к слову, цвет кожи также изрядно заинтересовал Лестата – серый, с непонятным отливом, точное определение которому он никак не мог подобрать.
- Не страшно бродить по развалинам в такой час?
Раздался, наконец, спокойный голос. Вампир как-то даже завис поначалу от подобных заявлений.  Медленно покачнувшись с носка на пятку, Лестат широко улыбнулся, с искренним недоумением отвечая вопросом на вопрос:
- Нет, серьезно?
  Вампир рассмеялся, своим таким раздражающим, всегда кажущимся издевательским смехом. Других вампиров даже передергивало, когда они слышали этот смех, да и не удивительно – если Лестату весело, значит, кому-то скоро придется хвататься за голову и думать, как сладить со всеми проблемами, которые учудит принц-паршивец.
  Француз прошелся на достаточном расстоянии от женщины в комнату, предусмотрительно прикрыв за собой дверь в памятное место. Нечего давать ничьим лапам-ногам топтать прах девочки-вампира и ее матери. Если, конечно, весь прах не разлетелся по ветру.
- Mon Djeu, кажется, я понял! Неужели вы приняли меня за человека? Это потрясающе лестно, настолько, что даже как-то неловко объясняться.
  Разведя руками, Лестат притворно вздохнул и окинул заинтересованным взглядом фигуру гостьи. Любопытно, в высшей степени любопытно… Был бы здесь Арман, так бедняжка уже каталась бы с ним по полу, стараясь сбросить любопытного клыкастого. Да, он бы не отказался попробовать что-нибудь у нее отрезать. В конце концов, не погнушался ведь этот маленький зсранец попыток пришить голову малышки Клодии к телу взрослой женщины! А тут – почти новый вид. Странный такой, серенький… Лестат поймал себя на мысли, что с любопытством разглядывает дергающийся кончик хвоста женщины.
  Впрочем, медлить Лионкур не хотел, а потому отвесил гостье фиглярский поклон, не переставая усмехаться со свойственным ему прищуром.
- На правах хозяина, раз сложилась столь неловкая ситуация, представлюсь первым. Я – вампир Лестат. И я жажду услышать, кто вы, что вы и зачем пробрались в это грязное место.

Отредактировано Lestat de Lioncourt (18-05-2014 16:08:42)

Она восхитительна. Эта мысль билась в голове вампира и не давала любой другой здравой идее туда проникнуть. Но, право же, именно что восхитительна. Этот поворот головы, этот взгляд, а какой тон…
По правде, Лестат давно уже отдавал себе отчет, что в его склонности к мужеложству виновато только время. Нет, он любил женщин, даже более того, частенько наведывался на сеновал, как и некоторые деревенские, еще при смертной жизни. Но вот так, чтобы полюбить женщину, увы, этого не случалось. В те времена девушки были слишком просты, необразованны, загнаны в рамки условностей, что лишало прекрасный пол всякой индивидуальности. В сущности, они были ему просто скучны и неинтересны. Ни развязность и наглость деревенских девчушек, ни скромность и затравленность леди из приличных семейств, не могли зацепить или вызвать любовь. Лестат привык считать все это ошибками воспитания и чистой случайностью – ведь именно в это время, когда он был молод и слишком заинтересован в удовольствиях, рядом оказался Никола.
Конечно, была еще Габриэль де Лионкур. Пожалуй, единственная женщина, с которой Лестат испытывал настоящую крепкую любовь. Или же страсть… Но, тем не менее, она была его матерью. Пусть  даже после ночи обращения Лестат и не ощущал себя, как ее сын, но все же было то странное ощущение двойственности. С одной стороны любимая женщина, с другой – родная мать. Их отношения были слишком сложны, чтобы перерасти в чувства пары, даже для того, чтобы остаться в вечности рядом. Они просто исчезли друг для друга, появляясь лишь в моменты нужды. Но Габриэль… Могла бы называться прекрасной женщиной в его понимании.
И все же перед ним была совершенно необыкновенная леди. В том, что ее достоинства хватило бы на десяток королев, Лестат не сомневался, не смотря на специфическую внешность. Ему стало любопытно, как она остается незаметной для смертных. Маскировка? В конце концов, вампиры тоже были хитры на выдумки – кто-то прокусывал палец и смазывал кровью щеки, чтобы, мигом впитавшись, та придала лицу живого румянца, другие пользовались пеплом, чтобы избавиться от неестественной ровности кожи и усилить видимость пор. Сам Лестат предпочитал большую часть времени носить темные очки и, но реже, надевал перчатки, чтобы скрыть стеклянный блеск ногтей.
- Не думала, что вы еще существуете. По-крайней мере так, словно все о вас должны знать.
Лестат приподнял брови и склонил голову набок. Недолго думая над ответом, француз все же с недоумением протянул.
- Куда же мы исчезнем, если со временем становимся лишь сильнее. Меня не убивает даже солнце, хотя раньше, пожалуй, это был бы самый верный способ убить любого вампира. Я бы даже поспорил… Что мы вечное проклятье этого мира.
Кажется, собеседница успокоилась. Лестат мог это заметить по тому, как перестал дергаться кончик ее хвоста, наконец, замирая. Дикая… И это завораживало. Вампир ощутил жгучее желание увидеть, как та убивает. Посмотреть на эти когти, обагренные кровью, на серую, будто каменную кожу, в бурых пятнах. Конечно, нельзя было утверждать, что она столь же кровожадна, как и его сородичи, но почему-то казалось, что подобное существо просто создано для Сада Зла. В близнецах Маарет и Мекаре было что-то похожее, но в них не было такой глубинной гордости. Эти тысячелетиями жившие египетские ведьмы слишком просты по своим натурам, первобытны, если можно так выразиться. Что же до женщины перед ним – она была живая. Не в физическом, но в моральном плане. Возможно, в ней был какой-то внутренний огонь, который не позволял стать слишком холодной и пассивной во времени.
- Я рад встречи с тобой, Демона. – Лестат улыбнулся, не скрывая доброжелательности. Она ему нравилась, а тех, кто ему нравился, француз предпочитал принимать, как дорогих гостей. – Мы не враги друг другу, поскольку оба – создания Зла, Тьмы, определение может быть любое, но суть одна. Мы – смерть, ходящая среди людей, червоточина, в самом их сердце.
Лестат сделал шаг к гаргулье и, замерев расслабленно, протянул девушке руку, ладонью вверх. К вампиру он бы не рискнул так подставляться, практически предлагая беззащитное запястье. Но это было по крайней мере лучшее начало диалога, с демонстрации доверия.
- Прости мне плачевный вид того места. Быть может, нам стоит подняться наверх, где лучше освещение и обстановка? Я могу предложить продолжить разговор в моем доме, неподалеку, или же прямо здесь, на верхнем этаже. А после, надеюсь, мы утолим взаимное любопытство, mon ami.

Отредактировано Lestat de Lioncourt (18-05-2014 16:38:17)

Только когда Демона изобразила подобие улыбки больше напоминавшей ухмылку, Лестат наконец полностью расслабился. Кроме того, это позволило мельком увидеть удлиненные клыки горгульи. Кажется, она действительно успокоилась. По крайней мере, признаков агрессии заметно не было, но, если уж быть честным, вряд ли Лестат мог бы считать себя спецом по эмоциям горгулий.
Конечно, в ее словах о дичи был смысл. Вампир уже слышал подобное от Акаши. Те же мысли спустя четыре с лишним века… Мы убиваем лишь тех, кого желаем, в чьей крови или плоти нуждаемся. Мы убиваем для исполнения наших замыслов. Но бессмысленное убийство ради убийства – путь в темноту.
Луи был, в сущности, примером для самого Лестата. Эдакий сдерживающий фактор, ведь видя постоянно его уважение к жизни, страдания от каждой отнятой… Лестат уже просто не мог быть безжалостным убийцей. Приходилось сдерживать себя, тщательно выбирать жертв и подолгу наслаждаться ими. Это даже приносило больше удовольствия, чем простой акт охоты. Узнать жертву, полюбить ее, желать… А еще, но реже, бесценно уважать того, чью кровь пьешь. Поэтому припасть к венам другого вампира дает такие потрясающие ощущения, что нельзя не желать этого, как смертный наркотика, только во сто крат сильнее. Лестат едва сдержал улыбку, почему-то вспомнив восемнадцатый век и то, как они с Луи вместе осушали жертвы в Новом Орлеане… Да, убийство дарит наслаждение, помимо насыщения. Вампиры ведь такие лицемеры… Они говорят, что кровь нужна им для жизни, но на самом деле все гораздо сложнее.
На вопрос о жилье Лестат отрицательно мотнул головой, отвлекаясь от размышлений. Пожалуй, поразмышлять над правами бессмертных и иных существ он еще успеет.
- Нет, разумеется, нет. Я ведь не призрак, чтобы жить в таком могильнике.
Француз улыбнулся в ответ на смешок. Но лишь мимолетно, поскольку тон ему не больно-то понравился. Попытка уязвить? Хм, ну это не сложно, только вот не самое лучшее в общении с таким эгоистом, как Лестат. Обманов или унижения принц-паршивец спускать привычки не имел. Раглану Джеймсу повезло… Бедняка преставился раньше, чем вампир успел добраться до него сам. Чертов вор, счастье, что голова старика разбилась о стену! Иначе умирать бы ему мучительно, как мышь в зубах кота.
Рукопожатие вышло коротким, некрепким, но вполне достаточным для того, чтобы установить нейтралитет. Лестат спокойно кивнул и не стал настаивать на большем. Демона убрала руки вновь под крылья – интересная поза. Да и вообще, вся он была удивительно красива, при всей своей дикости и необычности. А вот на ощупь – почти такая же, как вампиры. Лишь едва теплее. Лионкур невольно сравнил их соприкоснувшиеся руки с алебастром и сланцем. Серый и белый. Красиво, холодно, как статуи.
- Неподалеку должен быть мой дом. Надеюсь, там все не слишком старо, кажется, в последний раз я там был восемьдесят лет назад. Рено должен был содержать все в сохранности… хм.
Лестат и, правда, только догадывался, как его банкир и управляющий недвижимостью распорядился домом в Париже. Быть может, уже давно продал или перестроил, черт знает. И все же вампир надеялся, что обнаружит жилье в более-менее пригодном виде.
- Здесь жила община вампиров, – поморщившись от воспоминаний, ответил Лестат. – И им хватило ума казнить мою дочь. Как можешь видеть, сгорели все и вся.
Ему не хотелось пока вдаваться в подробности, если горгулья сама не уточнит. Говорить о Клодии было также сложно, как и об убийствах, крови. Все противоречиво и сложно, чтобы быть просто рассказанным. Не зря и Луи и Лестат в своих книгах очень осторожно писали на тему своего семейного существования на протяжении шестидесяти лет. Как можно любить ту, что перерезала тебе горло? Как можно столько лет жить рядом с вампиром, который первые двадцать лет ненавидел, а потом и вовсе сбросил бескровное тело в болота Луизианы? Лестат не знал, да и не думал особо. Но на Клодию зла не было, только грусть по ее смерти.
Они поднялись наверх, вампир предпочел идти впереди, чтобы не нервировать горгулью. Он уже заметил, что Демона горда и довольно подозрительна, относилась ко всему с опаской. Интересно, что она скрывала? Откуда такая опаска? Возможно, ей досталось от людей или сородичей, а то и от тех и других разом. Вряд ли столь своеобразные существа, как горгулии, могли с легкостью выживать поодиночке.
Уже снаружи Лестат намеренно выбрал безлюдные улицы, чтобы не обнаружить спутницу перед глазами людей. До нужного дома дошли всего через пару минут, без происшествий. Вампир сделал Демона знак подождать и привычно взлетел в окно. Ему не составило труда как обычно отомкнуть дверь изнутри. Правда, обычно он вообще не трогал дверь, оставаясь внутри на день и также быстро исчезая к ночи.
Сделав приглашающий жест, Лестат с улыбкой пропустил даму вперед. Предстояло стащить чехлы с мебели, которые он ранее заметил.

Отредактировано Lestat de Lioncourt (18-05-2014 16:46:54)

Вампира изрядно повеселила манерность горгульи. Ну надо же, можно подумать, не с ней он встретился в обгоревшем здании театра, а провожал до покоев королеву! Плавная походка, стройные, сильные ножки, на редкость хороша, для непонятного пока Лестату существа. Но особо волновал хвост, который при ходьбе тоже двигался, словно помогал сохранять равновесие или что-то в этом духе. Интересно, Демона умеет летать? И если да, то хвост служит чем-то вроде «поворотника»?
Внутри дома особых признаков старости не было, ни затхлого запаха, ни особой нотки сырости. Напротив – сухо, удобно. Очевидно, Рено распоряжался сдавать дом в аренду, пока Лионкур пропадал на других континентах. Очень предусмотрительно с его стороны.
Внезапно вампир ощутил волнение, все тело напряглось и слегка дрогнуло. Медленно обернувшись к горгулье, юноша нахмурился, с легкой досадой и укором произнося:
- Пожалуйста, Демона, осторожнее. Я не голоден, но запах крови мне мешает. Не буду вдаваться в подробности, так что просто поверь мне на слово, не стоит играться с чужими инстинктами.
Лестат, разумеется, не знал наверняка, специально женщина оцарапала себя, или же от волнения, но предпочел предупредить, чтобы избежать потом проблем. Соблазн попробовать ее итак был достаточно велик, но Демоне лучше было об этом не знать. Что же до самого Лионкура, спасибо Луи, он научился держать свои мелочные желания при себе. Время от времени.
Обратив внимание на покрывавшие мебель чехлы, француз принялся сдергивать их хотя бы с вещей в гостиной. Вскоре освободились и уютные кресла с диваном, низкий журнальный стол из довольно старого дерева, два книжных серванта, прочая меблировка, не особо нужная, но Лестат не хотел, чтобы его взгляд раздражала белая ткань повсюду. Единственное, что его в ней порадовало, так это то, что она спасла комнату от пыли.
Света, входящего через высокие окна, было достаточно для видимости обоих, как понял Лестат, поэтому электрический свет он оставил нетронутым. Они с Луи вообще иной раз обходились в лучшем случае одной, так любимой креолом, свечой.
Красота и гибкость силуэта в лунном свете не могла не притягивать внимание. Взгляд вампира скользнул по сложенным крыльям горгулии, по линии ровной, красивой спины, дальше, к стройным ногам… Хищница, королева. А эти темно рыжие локоны – как застывшее пламя. Откуда же она взялась, это странная женщина с такой редкой, магнетической красотой и грацией, но, словно этого было мало, явственно горделивым, непростым нравом?
Лестат опустился на освобожденный диван и вытянул привычно ноги, закидывая их на журнальный стол и скрещивая в лодыжках. Внезапный вопрос горгульи заставил его хмыкнуть, а ухмылку исчезнуть с лица. Простучав пальцами по кожаному подлокотнику дивана, француз негромко ответил.
- Вряд ли я сам знаю, какой же она была на самом деле. Я… Обратил ее, когда она была еще совсем ребенком. Нежное, ангельское дитя, маленькая куколка-мисс. И я и мой спутник, обожали ее. Мы были семьей целых шестьдесят пять лет. Первое время Клодия, а так ее звали, была прекрасна. Такое дитя… Бессмертное. Она оказалась жестоким убийцей, которого волновал лишь кровь. Пожалуй, по сравнению даже с нами, двумя взрослыми вампирами, она была ненасытна. И все же…
На лицо Лестат набежала тень, даже обычно озорно блестящие, яркие голубые глаза, потускнели, взгляд уперся куда-то вниз. Он не хотел смотреть на горгулью, чтобы не испытывать еще большую боль в душе. Если, конечно, у него была душа.
- И все же она была бессмертна. И вскоре… Ее стало волновать, почему же она не меняется. Двадцать лет, тридцать. А она все еще маленькая девочка-кукла. Тогда в ее душе родилось чувство, которое ее погубило. Эта ненависть к своему бессмертию и ко мне, тому, кто изменил ее…
Вампир вздохнул, потер лоб костяшкой пальца и поднял усталый взгляд на Демону. Сейчас, смотря на нее, такую горделивую, красивую, необыкновенную, он еще острее понял весь драматизм маленького бессмертного дитя.
- Ты женщина, Демона. Твое тело столь совершенно, что нет ни единой черты, которой можно стыдиться. И все же, ты женщина. А Клодия… Живя столь долго, что ум ее стал не менее остер чем наш, телом она осталась прежней. Ее волновали вопросы – какого это, испытывать удовольствия, что присущи всем женщинам? Она смотрела, как я пью из горла куртизанки, и страстно желала узнать, какого это, заниматься любовью с мужчиной. Она хотела стать женщиной не только умственно, но и физически. Такого было ее проклятие, как вампира.
Лестат усмехнулся и чуть запрокинул голову, роняя ее на спинку дивана. Подняв руку, вампир провел пальцем с длинным когтем поперек своей шеи и усмехнулся, чуть щурясь, не сводя взгляда с Демоны.
- Тогда, движимая ненавистью за свое обращение в теле ребенка, она перерезала мне горло. Вместе с моим дорогим спутником, они скинули мое обескровленное тело в болота Луизианы, ожидая, очевидно, что крокодилы разорвут меня на части. Но, как видишь, я жив, а она мертва. Ведь у той общины, что сгорела в театре был закон – «Нет хуже преступления, чем убить того, кто одного с тобой вида». Мы все до сих пор следуем этому правилу. Не трогать сородичей. Возможно, это и есть главный секрет долгой и вполне счастливой для всех вечной жизни, не находишь? Но теперь твоя очередь рассказывать. Я хочу знать, что привело тебя в театр.

Продолжавшееся молчание ничуть не напрягало вампира, даже напротив. Похоже, мсье Пон дю Лак приучил его к спокойным разговорам, тихой обстановке, когда не нужно никуда подрываться, ругаться с собеседником ил яростно убеждать. Хотя скорее то была заслуга не столько самого Луи, сколько его предательского поступка.
Лестат незаметно закусил щеку, стараясь отвлечься от заколовшей грудь боли. Хватит уже вспоминать о зеленоглазом креоле. Он – предатель. Хладнокровное создание, никогда не любившее старшего вампира. Луи бросил его дважды, дважды променял и растоптал не смотря на все мольбы. А ведь Лестат никого кроме него никогда ни о чем не умолял, даже Магнуса, когда отчаянно цеплялся за свою жизнь.
Почему Лионкур так отчаянно цеплялся за своего спутника? Наверное, тому виной гнетущее одиночество, которое постоянно его преследовало. Кто бы ни находился радом с ним, все равно был слишком холоден и рано или поздно уходил. Исчезал в вечности. Лестат чувствовал, что Луи был его последним шансом на избавление от одиночества и, следовательно, окончательной утраты интереса к жизни.
Иногда, во время дневного сна, Лестат снова видел нож в маленьких детских ручках  ощущал то страшное, когда кровь потоком выливается из почти отрезанной головы. Все, что поддерживает жизнь в его бессмертном, но, увы, мертвом теле, это алая жидкость в венах простых смертных. И как же легко ее лишиться… Надрез, удар – бессилие. Лестат сглотнул.
- Я не виню ее. Сред вампиров есть негласное правило, что бессмертие выносит не каждый обращенный. Кто-то сходит с ума  становится агрессивным, другие, напротив, замыкаются в своих собственных мирках. Последние иногда выживают, но только благодаря заботе старших вампиров. А вот опасные  злые.. Их убивают. Всегда убивали. Нам не нужны фанатики.
Почувствовав странные эмоции со стороны горгульи, француз поднял взгляд и постарался понять, что же именно ее тревожит. Однако кроме боли, ничего из ее мыслей или эмоций уловить не удавалось.  Это встревожило вампира, так что он поднялся на ноги и приблизился неспешно, чтобы не спугнуть, к женщине. Чутье подсказывало, что с ней нужно быть предупредительным.
- Временное пристанище… Демона, если ты приходила в театр, чтобы просто найти крышу над головой, то я не могу не предоставить тебе, по меньшей мере, этот дом. – Лестат улыбнулся и встал максимально близко к горгулье. Оказалось, что он выше ее где-то на полголовы, да и неудивительно, в конце концов, вампир всегда был довольно высоким. – Если есть что-то, чем я могу тебе помочь, то не молчи. Не то чтобы я делаю это бескорыстно, но… Нет ничего хуже одиночества, понимаешь? А так, сегодняшняя ночь уже не может не радовать меня таким удивительным событием, как наша встреча.
Безумно хотелось потрогать эти сероватые крылья или гладкое, на вид прохладное предплечье. Что за странное существо, с необычным характером! Лестат был заинтригован  чувство интереса все никак не пропадало. Наверное, стоило сказать спасибо Демоне за такое развлечение в лице себя. Лионкура сводила с ума неопределенность этого времени, в котором он проснулся. Рядом не было ни одного вампира из тех, кого бы он знал, целей существования тоже не находилось. Бесцельность, безмолвие. А тут эта красавица с крыльями и хвостом, которые, Лестат был уверен, могут хорошенько изувечить противника.
Юноша поднял руку, достаточно медленным движением протягивая ее к ранкам Демоны. От них все еще пахло кровью. Непривычно, иначе чем от вампиров или людей. Сам не зная почему, с несвойственной для него серьезностью, Лестат произнес, касаясь подушечками пальцев краев ранок:
- Хотелось бы узнать, какие вкус и ощущения хранит твоя кровь… Знаешь, у вампиров есть такой жест, когда мы обмениваемся кровью через поцелуй. Это означает, что ни один, ни второй не выдаст секреты друг друга, ни единого слова, что будут сказаны между ними. Особое доверие… Нет уз крепче, чем те, что на крови.