Переливающиеся пылинки медленно кружились в столбе матового солнечного света, простиравшегося между куполом и полом ротонды Пантеона. Обедня близилась к завершению и в этот час свет был почти осязаем — казалось, будто в круглое отверстие в куполе просунули причудливую ткань тончайшей работы, и теперь, внутри храма в полном безветрии, лёгкое полотно замерло и лишь чуть подрагивало в такт монотонной речи священнослужителя.

Поодаль, чуть  правее от входа,  на отдельно стоящей вдоль стены скамье сидел длинноволосый бородатый мужчина лет сорока на вид и что-то сосредоточенно писал в пухлой книжечке, то и дело перелистывая страницы взад-вперёд, перекладывая отдельные листочки и периодически поднимая глаза вверх и задерживая пристальный взгляд на льющемся с потолка потоке света. Человек этот явно не за тем был здесь, чтобы внимать Слову Божию, и уж тем более не за тем, чтобы слушать пересуды кумушек на задних лавках. Более всего сейчас его интересовало движение света по потолку и игра бликов в кессонах. За время службы лучи успели проделать солидный путь по куполу, сменив внешний вид рельефа оного от почти плоского нежно-бежевого до резко очерченных острых граней чёрного и белого, а знаменитый солнечный столб всего час назад был рассеянной молочной кляксой у самого отверстия в крыше.

Этим мужчиной был никто иной как художник Леонардо да Винчи. Далёкий от политики и от светской суеты, искал он в храме уединения. Да-да, вы не ослышались. Ведь нет ничего лучше, чем прятаться на виду. Быть незаметным в толпе, где каждый думает о своём, идя по привычному пути, ища лишь знакомые лица, чтоб поспешить рассказать последние сплетни, посудачить в очередной раз о загадочной смерти понтифика Иннокентия VIII, посетовать на то, что не осталось в Риме больше достойных людей и не забыть обсудить новое платье какой-нибудь знатной монны, попавшейся на глаза в неурочную минуту. Никому не было решительно никакого дела до невзрачно одетого странного типа с записной книжкой. Может статься, этот человек излишне горячо готовится к исповеди, повторяя возможные молитвенные правила, а возможно — это просто чокнутый горожанин. Но, как уже и было сказано, римляне — народ внимательный только к светским сплетням и своим делам, и всё, что выходило за эти пределы, не стоило ровно никакого внимания.

Вот и минуло время Причастия, и храм начал пустеть — на проповедь осталось меньше половины народа. Не особо добросовестные прихожане  покинули свои места и неспеша потекли на выход, давая возможность тем, кто желает послушать священника сесть поудобней и поближе. Леонардо сложил свои заметки и тоже приготовился было уйти, но заметил, как от потока прихожан отделился статный мужчина, явно направлявшийся в сторону лавочки художника.