Король Пауков часто был в подобных местах. В каждом новом мире он следовал воде, шел по ручьям пока не дойдет до океана. Порой – в прямом смысле, порой в метафоричном. Он искал места где громче всего пахнет жизнью, где живые разбрасывают ею как невеста одеждами. И не желание урвать себе лоскут давным-давно утраченной жизни двигало им, а банальное любопытство. Всегда интересно что ждет тебя у большой реки. Кто тебя ждет у бескрайней воды?
В мирах людей это клубы. В различных своих проявлениях, с совершенно различными названиями, но чаще всего это банально клубы. Маленькие скопления хаоса.
Ануб’арак был в местах истинного хаоса, где бесконечная энтропия достигает своего предела, зажигая каждый атом тлеющей сверхновой и он с чистой совестью может сказать.
Человеческие вечеринки – это крохотные осколки истинного хаоса.
Hell is where the party is.
Были люди, и они раскидывали свою жизнь, проливали как из переполненного бокала. Проливали напол, счастливые в своей возможности тратить.  Благословенные грешить. Люди чувствовали как хаос проникает в их вены, и поддавались его ритму. Проникает с музыкой, бьет в голову с алкоголем бьет в сердце при виде женщин.
И Ануб’арак был среди них, в сигаретном дыму и винно-ликерном потоке, вышагивал вдоль стен в ритм музыке. Казалось бы – все было обычно, казалось бы – все было как всегда.
Но что-то невесомое, незаметное витало в воздухе. Он чувствовал какую-то незамеченную деталь, но никак не мог её отыскать. А ведь эта деталь в корне меняло всю картину вокруг, делая хаос материальным, и заражая им старые кости короля пауков.
Он хмурился, дергал ворот рубашки и опустошал стакан за стаканом, пытаясь понять что же происходит. Пытаясь вспомнить, выудить из горького пепла воспоминаний то самое, что волновало его сейчас. Он чувствовал себя бедняком, выронившим единственный серебрянник в пустыне. То как он копался в памяти, было похоже на жалкие поиски монеты среди песка.
Холодные серые зрачки волчком перебегали из одного уголка глаз в другой, пока не замерли в изумлении.
Это были тонкие тонкие вибрации. Как от поющей музыкальной струны. Что-то дергало струны.
Кто-то ходил по паутине. И паутина призывающе вибрировала. Среди бешеного баса, дьявольским хрипом доносившегося из огромных колонок, была слышна тонкая вибрация паутины.
И Ануб’арак пошел по играющим нитям. Пошел сквозь людей, раскидывая особо нерасторопных, не в силах сдержать нетерпения. Забытое и, казалось бы, навсегда потерянное чувство.
Он мысленно потянул за ниточку, находя конец пути.
И нашел его. Нашел её.
Она стояла у стойки бара. Волосы её отдавали кровью, а тонкие пальцы выдавали присущую лишь одним существам на свете грацию.
Король Пауков исступленно заморгал. Женская красота – красота кривых линий, красота выпуклостей. Строение этих линий было ему знакомо. Весь силуэт её был сплетен из паутины, из нежного шелка и паучьих лапок. Нет, не художник нарисовал её, не очертил контуры тонким черным пером. И не ваятель высек из гранита её черты. Это паук, сжав паутину тонкими лапками, сплел каждую черту её грациозного тела.
Вокруг шумел океан. Бешеная музыка волнами набрасывалась на берег, раз за разом разбивая сама себя человеческой толпой о человеческую толпу. Воды этого океана были мутны, как виски.
Но одинокий король не видел океана. Он видел её, и никого другого больше небыло вокруг.
Не было хаоса, не было бара, не было людей.
Перед ним была только паутина.
Он сделал шаг вперед, не отрывая взгляда от алых волос. Он сделал еще один, осторожный но быстрый – чтобы паутина не дернулась.
Шаг и еще шаг. Шаг.
Шаг, и он прижался к её спине всем телом. Паук настиг паучиху, закрыв черное тело восьмью тонкими лапками. И склонившись над ушком, прошептал.
-Не шевелись, я знаю кто ты такая.
Он сотню лет небыл так близко к этой коже. Последний раз когда он касался её, он был еще живим. Последний раз, когда он чувствовал этот запах, в его груди еще билось сердце.
Кровь ударила по глазам. Ануб’арак склонился над ней, прижавшись щекой к её шее.
О, небеса, как же она пахла. Этот запах, сносящий крышу, пулей входящий между глаз, оставляя на месте входа крохотную дырочку, а на месте выхода  - зияющий кратер.
-О небеса, как же ты пахнешь – Ануб’арак сделал глубокий вдох, проведя носом по шее. По тонкой линии, ведущей от ключицb, по шее и заходящей за ушко. – как же давно я не чувствовал тебя, твой запах.
Он сильно прижался к ней, как существо имеющее на это право. Властно, как тот кто имеет право на неё. Как Король Пауков окружил он её собой. Казалось из его спины торчат паучьи лапки, и укутывают её в розовый шелк. Яд в его крови пульсировал. Он положил свои ладони на её маленькие ручки, дав ей почувствовать как паучье благословение опускается на неё невесомыми касаниями паучьих лапок.

Отредактировано Anub'arak (21-01-2014 20:49:38)

Яд, заменяющий кровь, вженился воедино с алкоголем в вязкую и горючую смесь. Медовый сироп медленно двигался по венам, растягивая их, забивая тромбами из горючего. Странный химический состав, дарующий химической упокоение измученной душе.
Он делал глубокий вдох. Её запах отдавался в затылке, пряностями заполняя мозг.
И поджигал застывшю кровь. Что у людей было реакцией души и высокими чувствами, у паука было бешенством. Таким ярким и таким отчетливым.
Он чувствовал это, в каждом уголке своего тела. Чувствовал это в слюне, в глазах, в животе и в отсеце для яда. Чувствовал отчетливо, наблюдая каждую секунду этого процесса.
Чувствуя как приходят в бешенство кровяные тельца.
Музыка играла громко, музыка танцевала ломанными движениями, раскидывая танцующих неуклюжими движениями, подчиняясь лищь себе, слушая лишь себя и заставляя всех вокруг слушать лишь её. Но в ушах Ануб’арака играла другая музыка – бешеный ритм беспорядочного движения кровяных телец внутри вен. Кровь билась о берега, стараясь вырваться из артерий.
Эта женщина, подобно опухоли, сожрала его мозг.
- Кто ты? –
Ледяной поток прямо в лицо. Тысяча, нет, десять тысяч, нет, миллиарды мельчайших хрустальных осколков ударили ему в лицо. Звенящая морская волна, журчащий поток горного ручейка, буйный удар степного дождя – все это было её голосом. Два слова, сотрясение воздуха неслышимое никому кроме него, а по ощущениям – как прикосновение к самому чистому во всех мирах источнику воды.
Из её рта пахло виски. Виски и ядом. Ануб’арак чутка разомкнул зубы, скалясь. Его губы пахли ромом. Ромом и кровью.
Женщина медленно развернулась к нему лицом, еще не понимая что с каждым движением лишь плотнее укутывается в его паутину. И ей уже просто некуда деваться. Нежная и смертельная ловушка его серых глаз. Он смотрел на неё лицо, ничуть не стесняясь сквозного света своего взгляда. Он буквально пожирал глазами каждый изгиб её лица, каждую линию на этой тоненькой, бледной коже он выпивал глазами до дна. До конца, до последней капли сладкого яда её красоты.
Он не заметил этого движения, так как не мог отвести взгляд, скорей просто догадался или почувствовал. Рука метнулась к тонкому запястью, схватив стакан поверх пальцев девушки.
На одну секунду они замерли в таком положении, и Ануб’арак отвлекся от созерцания её губ. Взгляды их соприкоснулись, столкнулись холодной сталью, давя друг на друга.
И если в глазах девочки еще могли проскакивать нотки сомнения в сущности укутывающего её в шел мужчины, то глаза Короля Пауков были спокойны и решительны. Если паучихины спрашивали «что ты будешь делать», то паука говорили «я знаю что делаю».
Ануб’арак сжал кулак. Стакан разлетелся фонтаном стеклянных брызг. Осколки стекла впились в их ладони, а паук продолжал сжимать кулак, с любопытством наблюдая – покажется ли боль на этом прекрасном лице и как будет выглядеть кривая её губ когда их поцелует боль.
Король Пауков прижал девушку к стойке, не двусмысленно раздвинув ей ноги коленом. Власть.
Властность была в каждом его движении. Нежность и грубость сплелись в его чертах – в холодных глазах, в тонком оскале, в склонившемся над ней силуэте.
- Кто ты? – повторился сладкий, как смерть, шепот. Ануб’арак запустил вторую руку ей под футболку, обжигаясь о её горячую кожу.
Что было в этом движении? В нем было – ты моя. В нем было – я искал тебя так долго, и наконец я нашел. Она могла почувствовать, как этим прикосновением он разрывает ледяную тюрьму собственного одиночества. Он подарил тонкой коже её плоского животика самое нежное из прикосновений, что у него было. Самое нежное прикосновение что он смог пронести с собой сквозь годы одиночества и ледяной ненависти.
Во всем его образе была одержимость. Одного взгляда хватало чтобы понять.
Перед тобой одержимый король.
-Я.- Не моргая и не отводя взгляда от её глаз. – Твой.- С каждым словом все ближе к лицу,- Король.
Я твой король.
И он впился в её пухлые губы. Припал к ним, как пустынник к ледяному источнику. Как умирающий. Как вновь обретающий жизнь.

Отредактировано Anub'arak (24-01-2014 04:07:27)