Он с трудом смог заснуть под утро, обещая провести еще и всю ночь на ногах. Когда вот так забита голова, ни о чем другом, кроме дел и думать было невозможно. Он снова открывал глаза и видел над собой только деревянный потолок своей кровати, погруженный в густой мрак. В коридоре уже прекратились шаги, но замок никогда не спал. Быть может, в это время и Томаш не спит... кто знает.
Франциск машинально заулыбался. Среди всего, что они пережили, были свои хорошие моменты. Вот бы увидеть лицо португальца, когда она не нашел важных для себя писем. Впрочем, если Томаш еще не поднял шум, значит, решил, что волноваться не о чем. Право же слова, если бы не Мэри, Франциск ни за что бы не догадался о том, что на пергаменте можно писать молоком. Жизнь, как говорится, его к этому не готовила, но радость девушки в тот момент была неописуемой. Они крепко обнялись, как обнимает сестра брата после долгой разлуки и с легкой душой выдохнула напряжение. Франциск всегда знал, что он паникер, но чтобы уж настолько. Бог есть на самом деле, если Марии внезапно взбрело в голову поднести бумагу в огню. Они ничего не теряли, разбитое разбить дважды нельзя.
К большому счастью.
А уж сколько слухов за один короткий вечер породила выходка дофина среди сплетниц двора, об этом можно написать целую эпичную поэму. Чего там только дамы уже не успели напридумывать и от этого Франциску, который не имя возможности заснуть сразу, становилось смешно. Все прошло более-менее хорошо, так почему же принц упорно не может заснуть? Нострадамус матери что-то выписывал на эти случаи, ее, видимо, тоже тревожат по ночам не дающие покоя мысли. Они скребут мозг, словно крысы, вырываясь в тяжелых вздохах.
Тишина стояла мертвенная и темнота. Франциск еще недавно вставал, чтобы распахнуть толстые шторы и пустить в комнату лунный свет. Ожидал ли он увидеть в белом свете чей-нибудь силуэт? Он бы обрадовался, явись к нему Мэри, но единственный, кто мог нарушить его покой в данный момент - монстр, живущий в стенах. Его он не был готов видеть.
Но веки его каменели и наконец-то принц погрузился в сон. Природа взяла свое начало, но скоро же это начало прервало. Франциск проснулся от какого-то странного сна, содержание которого не успел запомнить. Когда он вставал с кровати и касался босыми ногами холодного пола, поежившись от прохладной свежести в комнате, ему уже было с трудом вспомнить чувства, испытанные во сне. Не то страх, не то потрясение. Кто знает. С таким режимом дня и насыщенными событиями, наверное, не удивительное, что он не только не может заснуть, но и снится ему всякая ерунда. Голова все еще тяжелела, да и болела невыносимо - недостаток сна говорил сам за себя, но как только солнце поднялось над замком, Франциск будто бы зажил новой жизнью.

В самом деле зажил. Одевала его такая же толпа, как и всегда; завтракать пришлось с семьей, потому что отец не принял его отказа, а мы уже знаем насколько опасно перечить собственному отцу, поэтому Франциск, неестественно радостный заявился в королевскую трапезную, где за столом собралась его любезнейшая семья. Не хватало здесь лишь одного человека - главы семьи и государя. Матушка сидела, как обычно, с другой стороны стола, поправляя золотистые кудри дочери. Маленькая Маргарита со своими пышными вьющимися волосами совсем ребенок, а уже блестела, как драгоценность в дорогой оправе. Шарль сидел по левую руку от пустующего кресла отца, Франциск же занял, как обычно, место по его правую руку. Его младший брат выглядел хмурым, как туча, хотя сегодня снова было довольно ясно для осени.
Катерина Медичи странно покосилась на Франциска, но ничего ему не сказала. Можно было сразу догадаться, что грязные слухи о похождениях ее сына в спальню королевы дошли и до ее ушей в первую очередь. Но Катерина ничего не посмела ему сказать. С того самого разговора вчерашнего дня она не вымолвила ему ни слова.
Трапезу без короля не начинали, а отец не заставил себя долго ждать. Все приветствовали короля, поднявшись со своего места и он мрачно позволил кивком опустить свои длани на кресла и приступить в завтраку. Как только Франциск учуял запах еды, он понял, насколько сильно хочет есть. В колоколах за окнами пробили время утренней мессы, Катерина поднялась с конца стола и взяла девочек с собой на молитву, а Шарль, так и не выговоривший ни слова, отправился по своим детским делам. Удивительно, но какие у ребенка столь серьезные проблемы могут быть, что он так внушительно может изображать выражение своего отца? Кто-то увел у него деревянную лошадь? Победил в спарринге на легких палках? Или ветер сорвал с него берет? Что еще, черт возьми, может так расстроить юного принца, не знающего, в принципе, никаких бед? Франциск завидовал этому ребенку. Шарль, быть может, никогда королем и не станет.
Франциск уже собирался подниматься из-за стола, сметая просто весь свой завтрак, как голодный волк, когда король попросил его остаться. Точнее, король не попросил, а потребовал и почему-то у Франциска кость застряла в горле. Или же в этот завтрак ничего костяного не подавали?... Только беспрекословное подчинение королевской воле заставило его остановиться почти у дверей и повернуться. То, что сейчас не самое лучшее время начать разговор с отцом о том, что Томаш - их маленький проворный предатель, и речи идти не могло, лучше не расстраивать короля за трапезой, да и толпы свидетелей нет, но Франциск уже машинально, как делал это в детстве много раз, подбирал слова на зуб.
Король небрежно вытер шелковой салфеткой губы и опустошил свой кубок, заставляя сына ждать. Валуа чувствовал, как сердце начинает учащенно биться. Если отец захотел поговорить с ним наедине, значит, на то был повод. Неужели это из-за слухов при дворе? Уверяю вас, отец, ничего такого между ним и Марией восвояси не происходило. Но вряд ли это послужило всему причиной. Отец слишком хорошо знал нрав своего сына и его благочестие, благоразумие и, в конце концов, честь.
- Вы хотели мне что-то сказать? - Спросил дофин своего короля. Все чаще Франциск видел перед собой коронованного человека, женатого на своей стране, нежели отца, частью которого он сам является. Быть может, когда Франциск сядет на трон, он поймет это, что отец и король никогда не будут стоять на одной строчке, однако он никогда не допустит того, чтобы его дети перетерпели подобное.
Своего сына он ни за что не назовет узурпатором.
Король мельком глянул на него и кратко кивнул. Он ни о чем не забывает, а напоминания не любит. Генрих еще подождал, когда слуги унесут грязную посуду и только потом поднялся со своего места, прохаживаясь через просторный пышный обеденный зал, уставленный мрамором и увешенный картинами. Среди всего этого антуража немного грубоватый король казался невероятно властным. Впрочем, как и его, похожий на свою мать, сын.
- Я слышал много плохих вещей сегодня, Франциск, касающихся тебя - Франциск, как обычно это делал, отвел недовольный взгляд в сторону. И если матери он мог сказать: "не надо нравоучений", то своему отцу никогда бы не посмел так дерзить.
- Клянусь, что между нами ничего не было - коротко ответил он и уже собирался уходить, как услышал смех Генриха. Отец смеялся тяжело и совсем не весело, хотя ответ сына ему доставил, без сомнения.
- Естественно, не было - через смех ответил ему отец, а потом прокашлялся, пытаясь унять внезапно нахлынувшее веселье. Короли - люди настроения. Еще с минуту назад они были готовы головы рубить, а через секунду засмеются, словно малые дети над какой-то плоской шуткой, смысл которой понятен лишь им самим.
- Но я не о твоих вероломных похождениях за шотландской королевой - Франциск почему-то и сам стал улыбаться и негодовать в одно и то же время. Молодежь всегда дает повод двору начать излишне громко шептаться, а король - человек с тысячей ушей, который слышит все. Тем более, Франциск был не уверен в том, что двор в самом деле шептался. Порой между шепотом и намеренной тихой молвой вообще грани нет.
- Я о твоем скандале с Португалией - отрезал король и Франциск выпрямился, гордо поднимая подбородок. Вот это был уже довольно серьезный разговор.
- У меня есть...
- Я не давал тебе разрешения говорить. Я хочу, чтобы ты прекратил сражаться за честь женщины, которая тебе больше не принадлежит. Это первое и второе. Сегодня мои люди поймали английского шпиона. После обеда будет суд, ты должен на нем присутствовать. Вместе с женихом Марии Стюарт и ею самой.
Было заметно, как Франциск тяжело сглотнул эту вставшую кость в горле, разрывающие мягкие стенки глотки. Это был словно плевок в его лицо и, что самое неприятное, это было разочарование. Франциск сжал руки в кулаки. Нет, кто-то из них сурово ошибается и он должен доказать отцу...
- Какого шпиона? - Внезапно выговорил Франциск. Раздражение его сменилось потрясением на лице. Отец заметил это и кратко усмехнулся. Что это была за усмешка, только королю и понятно.
- Саймона. Он предупредил англичан, из-за него англичане едва меня не лишили сына, а тебя брата.
Франциск понимал, к чему все идет, но не мог сдвинуться с места. Да, Генрих был его отцом, но он еще был его королем, перед которым Франциск был обязан склонять голову...
- Его казнят? - Тихо спросил Франциск, но ответ он увидел в темных королевских глазах. Королю не нужно молвить, чтобы его волю понимали.

Франциск шел по коридору быстро, но в этот раз на его лице не было ни радости, ни разочарования. Все шло не по плану, кто-то вставляет им палки в колеса и он даже знает, кто это делает. Естественно Томаш не идиот, он будет предусмотрителен, особенно, когда под него копает второй человек в государстве. Но уверенность в том, что они с Мэри все делают правильно росла в геометрической прогрессии. Никто не говорил, что все будет легко. Саймона дофину было вообще нисколько не жаль, но тогда улики против Томаша будут хоть на какой-то процент, но бесполезны, у него будет лазейка, да и королю не выгодны слухи о том, что он казнит неповинных людей. А слухи, как известно, по этому дворцу распространяются, как Черная Смерть по диким районам Парижа.
- Кхм... - Франциск остановился у арочного свода в большой гостиный зал. Мария была, как всегда, в кругу своих верных фрейлин и его присутствие почти никто не заметил. И если еще секунду назад королева Шотландии улыбалась, ибо в кругу друзей улыбка на лице ее была делом не редким, то улыбки гасли так же стремительно на лицах людей при виде мрачного и сосредоточенного Франциска, как залитая водой подожженная бумага.
- Я не помешал? - Ответа он не дождался и, обведя всех коротким взглядом, Валуа обратился к королеве: - Мэри, можно тебя на секунду? Или на на пару секунд, или на целый день... хотя... нет, время у них жестоко ограничено, уже после обеда Саймон будет лежать без головы.
Но лицу Франциска было понятно - что-то случилось и, не дожидаясь ответа королевы, он вышел в просторный коридор, наполненный придворными людьми и слугами, отходя к залитому светом окну. Пока многие на утренней мессе, у них есть шанс нормально поговорить, тогда как потом любой их разговор наедине обязательно приведет к порождению слухов об их тайном сговоре. Да и Томаш - парень глазастый, а его связь с Марией это только подтверждает.

- Пришел сказать, что Саймона взяли под стражу? Он долго покосился на Марию, даже не зная, что сказать. Нет, его практически не удивило, что она знает, но, быть может, его удивило то, что она вот так просто об этом говорит? По крайней мере, он нашел ее первым, нежели она его, а ведь, учитывая сложившуюся ситуацию, нужно было забегать куда быстрее того, что они бегали раньше. Ох, кажется, это будет еще один невыносимо тяжелый день. Да, если подумать, то при французском дворе дни легкие только у детей, коим еще не стукнуло восемь. Вот им - легче всего, остальные же каждодневно за что-нибудь борются, пока силы не иссякнут. За ночь они восстановят хотя бы их малую часть и все начнется снова. Такова Франция с ее невыносимыми правилами, таков двор - колючий, как розовый куст. Пестрящий цветами, благоухающий до чесотки в носу, но колючий. А колет, он, порой, так, что можно истечь спокойно кровью и никто не подойдет к тебе.
Здесь все были сами по себе. Когда Мария приехала сюда, быть может, сама это поняла. Даже Франциску нужно было время, чтобы начать ее поддерживать, чтобы проникнуться к ней симпатией. Хотел он этого или нет, но ему самому пришлось играть роль "маскарадного клоуна", с маской на лице. Чтобы меньше раниться, чтобы дожить до того момента, как стать королем. Королем, коего еще не видела Франция.
Но если он сейчас опустит руки, что будет потом? Когда от его выбора будет зависеть судьба целой франкоязычной нации? Это не игры в короля и королеву, это жизнь, в которую Валуа было войти с самого начала. Чувственному, эмоциональному, желающему быть настоящим.
Настоящие люди разбиваются, как фарфоровые куклы.
Франциск помялся на месте, выказывая свое крайнее удивление, вздергивая брови высоко, даже открыл рот, будто бы чего-то хотел сказать, да только вырвался из глотки престранный хрип.
просил подписать своим именем показания свидетеля.  Он забегал по ней глазами, пытаясь угадать в ее довольно смирном тоне голоса хоть что-нибудь. Видимо, на открытых нервах был только он. Франциск выпрямился и отвел взгляд, подняв гордо подбородок. Отлично. Обстоятельства нагнули их. Отлично. Португалия обыграла их, как смогла. Но на этом вся ахинея не заканчивается, а только начинается. Если бы Франциск был способен прорвать стены своего жуткого невлияния на короля... если бы мог. Но, чтобы он ни сделал, король и не думал прислушиваться к мнению сына. Редкими исключениями являлись кое-какие эпизоды жизни, когда Франциск начинал с отцом игру слов, в коей король неизбежно терпел крах.
- И ты подписала их? - Это был скорее не вопрос, а утверждение. Естественно, Мария подписала. У нее довольно нежная душа, слезы ее легко убедят, а Франциск был уверен, что актрису подобрали как никуда талантливую. Но если Томаш решил таким способом обойти их со всех сторон, то он сурово ошибается. А за каждую ошибку обязательно следует наказание...
Валуа сжал руку в кулак и стиснул зубы. Солнце невыносимо светило ему в лицо, заставляя чуть жмуриться на свету. Прекрасный день для прогулок, охоты и для казни.
Когда Мария продемонстрировала ему королевскую печать, он осторожно взял вещь из ее рук. Солнце блестело на серебряной окантовке, внутри распускалась роза, поделенная пополам солнцем. Англия всегда делилась на два лагеря и Франциск, кажется, так и просиял. Нет... это же просто везение какое-то, никак иначе - магия. Франциск взял Марию за руку и отвел еще дальше по коридору, вызывая за спинами колкий шепот придворных девиц. Завидуют что ли, никак в толк Франциск взять не мог? В любом случае, им нужно было поговорить подальше от фрейлин Марии и подальше от всяческих слуг. Он быстро, в свою очередь, еще на ходу, извлек из кармана острую, как бритву брошь, блеснувшую на солнце у него в руке. Острые грани раскрытой белой розы все так же ранили пальцы, как ранит политика Йорков французов на деле. Эта тонкая аллегория приходилась как никогда кстати.
- Вот это было в кармане Томаша, я уверен, что он заметил пропажу, но тем и лучше. - Торопливо выговорил Франциск, на раскрытой ладони показывая брошь, никак иначе - какое-то орудие убийства. Ей можно было бы в легкую глотку вспороть. А так же объявить целой стране войну, переправить флот и начать вторжение- Роза белая - он поддерживает свергнутый английский двор, именно поэтому, Мария, ему нужна ты... нужна Шотландия. Вряд ли Англия, увенчанная красной розой, имеет к этому отношение. У Тюдоров французская кровь и если мы казним Саймона, они нам отплатят войной. Томаш не из того лагеря, Мэри.
Остановились они в самом конце коридора, откуда вела винтовая лестница в астрономическую башню. Сюда мало кто ходит днем, естественно, но Франциску все равно казалось, будто бы за ними кто-то наблюдает. Кто-то, кого он за спиной Стюарт не мог увидеть, но чувствовал это нутром. Чувства до сего момента никогда его не подводили, не обманывали и не пытались завести в ловушку. Если так, то, значит, за ними в самом деле следят.
- Я помогу. - Заключил он, подойдя к Стюарт совсем уж близко. Даже если слуга Томаша ненавидит своего хозяина, это еще не исключает его службу. Черная тонкая тень промелькнула в той стороне коридора: - Томаш прекрасно знает, что против него зреет заговор, тебе надо быть очень осторожной. Король будет против твоего визита к Саймону. Он осторожно, практически неуверенно положил руку ей на талию, а в другой руке вручил заветную печать, все еще тихо говоря: - Под чьими словами тебе пришлось подписаться? Когда он вложил печать ей в руку, ему показалось, что он в одно мгновение взвалил на хрупкие плечи королевы слишком многое. Но одному ему здесь не справится. Томаш обязательно встрянет в это дело, как только узнает о том, что Мария начала активные действия по опровержению его мифа. А значит, с португальским "наследником" ему тоже придется как-то разобраться. Если бы было все намного проще...
Без сомнения, мальчик для битья доложит о том, что он видел в коридоре, без сомнения, его хозяин придет по душу Франциска, без сомнения, будет скандал. Хаос и борьба выиграет момент для Марии, главное не облажаться... уж точно не сейчас. Одна ошибка все пойдет крахом.
Наконец внимательно посмотрел ей в глаза, коснувшись ладонью щеки. И почему ему казалось, что все только начиналось? Одного визита к Саймону будет недостаточно, а от свидетеля, наверняка, поторопятся избавиться. А пока Франциск переманивает внимание Томаша на себя со своими открытыми действиями, есть один лишь шанс из ста, что перехватить свидетелей удастся.
Это как ходить по карнизу. Либо дойдешь - либо упадешь. Третьего не дано. Если некуда вверх, то придется вниз.
- Я достану тебе ключи от его камеры. Но... Мария, будь осторожна. Простая просьба, сказанная со слишком открытыми чувствами. Чувствами ответственности за ее безопасность, чувствами выразительного притяжения и симпатии. Кто бы мог подумать, что одно его неразумное решение отпустить ее в Португалию с этим сомнительным типом приведет к такому всплеску чувств, до побеления костяшек, до желания показательно заявить свои права на эту девушку. На девушку, а не на королеву...

Пожалуй, самое сложное было в том, чтобы идеально исполнить поставленные ими планы. А они рушились, как карточный домик и Франциск понял это на том этапе, когда пошел доставать для Мэри ключи. Мало того, что на него косо смотрели и шептались за спиной, так теперь и люди Томаша ходили за ним по пятам. Он впервые позволил себе резко обращаться к слугам, но слуг португальца ему было жаль меньше всего. Томаш не идиот, пусть он и не вылазит из своей дыры, это еще не значит, что он сидит и ничего не видит. Именно то, что он наблюдает за ним было Франциску, как на руку, так и во вред. Один лишь знак и он поставит ему палки в колеса. Быть может, природное честолюбие заставляет его до сих пор уютно восседать на призрачном троне победителя, а, быть может, страх, но в любом случае, пока он появился на горизонте, можно действовать.
"Ты принц, а руки у тебя завязаны", Франциск через стиснутые зубы изрыгал проклятия. В темном подвале единственным источником света был только кое-какой сальной факел. На цепочке висело не менее десяти связок с ключами. Если бы Франциск немного больше времени проводил в этой части замка, он, быть может, еще как-то в этом разбирался, но короли, да дофины мало когда спускаются до караульных помещений. За него это делают другие люди.
Но другим людям он поручить выкрасть ключи не смог, а теперь бегло рассматривает ржавое железо, откровенно гадая. Вот уж точно смеху будет, если он принесет Марии не подходящую связку.
- Милорд - караульный пришел слишком внезапно. Хотя, какое тут внезапно, Франциску просто жутко повезло, что его не оказалось на месте. И дофин, сделав хмурое лицо удивленным и долгим взглядом обвел неприглядного мужчину с большим выпирающим пивным пузом через плотную кольчугу.
- Почему вы не на карауле? - Когда Франциску надо, он умеет включать власть. Власть течет по его жилам с самого рождения, у него особенная кровь, даже независимо от себя он превращается в подобие довольно сурового и резкого правителя. Хотя королем его было назвать трудно... как и принцем, но вот князем и герцогом - вполне.
Даже если учесть, что Франциск никогда не управлял землей, которую ему подарили по статусу.
На поставленный вопрос у стражника не нашлось ответа и он переступил с ноги на ногу, чувствуя, как человек в два раза меньше, чем он и в десять раз худее просто сожрет его с потрохами. Не специально, конечно же, не подумайте, но уже через пару минут Франциск крепко держал связку ключей и кошелек его был полон, как и всегда. Если это судьба, то судьба весьма к нему благосклонна. Пока что... на данный момент.
Но уже на винтовой лестнице, Франциску пришлось припасть спиной к холодным стенам, дабы не быть замеченным. Вот и хищник вылез из своего логова, да еще и с таким взбешенным лицом. Любого бы взбесило. Франциск совершенно не стесняясь поднимал вокруг Томаша в замке шум, откровенно обнимался с его теперешней невестой... Если бы такое случилось с Валуа, он бы, наверняка, сделал кое-что намного серьезнее нахмуренного, наполненного злостью лица. Ошибки со стороны Томаша Франциск и ждал, ошибки, которая сыграла бы ему на руку.
Но лишь в том случае, будь этот португалец другим человеком. Он действует прямо в сердце французского двора, здесь, где может взорваться бомба, где слова имеют разрушительную силу, а уж действия... Его бы план не удался, не знай он всего этого.
Оставалось надеяться, что Мэри это его расстройство нервов не задело. Если он на таких эмоциях вышел из ее комнаты, Франциск был готов тогда убить его на месте. Плевать на условности, но и Валуа кровь закипала, да взрывалось, словно порох, терпение.
"Что бы ты не задумал, не оставайся с ним наедине", крутилось у него в голове. Будто бы Мария в самом деле говорила о лесном чудовище или о человеке, который убивает одной силой мысли. Но Томаш был человек, из крови и плоти, как и все они. Он совершал ошибки, пусть и умел махать кулаками, да только все равно был уязвим во всех отношениях. И, скорее всего, португалец сам это понимал.
- Ваше Величество, - этот ломанный французский, коим он выговаривал слово за словом, резал слух. Уж лучше пусть его имя трижды выговорил беззубый, нежели один раз португальский недопринц. Поклонение его всего лишь из вежливости, не останавливаясь, внимательно изучая взгляд самого Валуа. Нет. Не то место, где они могли бы встретиться, не тот случай, где они оба могли бы показать зубы. И Франциск, откуда-то взяв силы, промолчал. Однако если же он увидит изменения в Мэри, будь этот Томаш хоть трижды королем, ему не спастись ни здесь, под дипломатической защитой, ни там, в Португалии под защитой своих людей. Его не спасет ни Испания со своим громадным войском, ни Англия, прозорливая и искусная. Если это можно было назвать "на грани", то Франциск в прямом смысле слова находился там.
Руки его горели, как горела ладонь от недавно подаренного главной в этой интриге женщиной поцелуя.
- У вас есть минута? - Очень нехорошо продолжал Томаш, но будущий король уже повернулся к нему спиной. О да, для него у него есть даже ни одна минута. Все внутри сжалось, а ком в горле так и застрял. - Я слышал о том, что вы распускаете обо мне слухи?
Франциск излишнего гордо, как и полагается человеку его статуса, поднял подбородок. Да, пусть хоть трижды будущий наследник, пока он такой же человек, как и многие здесь. И его столь же просто убить, как и всякое существо, набитое кровью и костями. А если и не убить, то выбить хорошую парочку передних зубов, чтобы более ни одна женщина, тем более, статуса Мэри, не взглянула в его сторону. Франциск доселе и не помнил, кого мог ненавидеть столь же сильно, что был готов вполне сознательно пойти на убийство.
- Слухи? Не думаю, что вы услышали что-то новое. Томаш в этот раз выдержал паузу. Конечно, никому не будет приятно, когда под него роют, и столь тщательно, что эта яма скорее напоминает могилу, нежели что-то еще. Как и любой здравомыслящий человек, Томаш захочет защититься.
- Думаете нанесете вред моей репутации? - Франциск молчал. Если он даст волю словам, вряд ли эта перепалка закончится благополучно и деликатно для них обоих.
- Я очень на это надеюсь - как мог спокойно отвечал ему Франциск.
- Неважно, кем ты станешь и станешь ли вообще... - ответ дофина явно подлил масла в огонь, Томаш сделал первый шаг навстречу ему, сделал второй, но Франциск не шелохнулся, не отвел глаза, даже не придал особое значение резко изменившему между ними расстоянию:- ты проиграешь здесь и сейчас. Проиграешь страну, проиграешь союз, проиграешь женщину, так и останешься мелким герцогом, не способным защитить даже самого себя...
Знакомо ли было Франциску чувство помутнения рассудка? Сложно сказать. Он никогда не был на войне, он никогда не убивал людей, он никогда не сражался по-настоящему, так, как должен сражаться любой мужчина. Но именно в тот момент, буря злости накатила на него настолько, что даже отсутствие какого-либо опыта не могло ни помешать ему, ни отрезвить его. Это было оскорбление, кое не прощается человеком королевского положения, это была угроза, которая, мало того, может лишить его языка или вообще головы. И если бы его отец, Генрих, в этом случае повел бы себя, как король, то Франциск повел себя, как человек, а когда очнулся, его руку кто-то сильно держал. Но лицо Томаша было слишком близко, дофин крепко сжимал ворот его дорогого камзола. Еще секунду и началась драка.
- Милорд, стойте! Франциск! - Говаривал Клод позади него. Все, что оставалось ему - держать его руку, но Франциск уже разжал кулак. Но это было всего лишь взмахом красной тряпки перед глазами быка. Быка, который дышал столь же тяжело, как и Франциск, да только всю ситуацию повернул так, как нужно ему. Слова его были похожи на плевок. А, быть может, он и правда плюнул ему в лицо, да только принц не заметил?
- Мария - моя невеста, сколько бы раз ты не касался ее у меня на глазах.
Португалец с силой отдернул руку принца и Франциска оттащили назад. Еще с минуту они просто смотрели друга на друга, но в тот момент Валуа уже не был способен мыслить головой. Здраво мыслить, мыслить ясно. Ему бы выругаться, но язык прилип к горлу. В груди свернулось комом моральное поражение. Томаш только хмыкнул, одним движением поправив помятую одежду и развернулся на каблуках, расталкивая опешившую толпу.
- Отпусти меня - приказным тоном вырвал руку Франциск.
Вот теперь точно настал момент, когда нельзя было отступать назад. Он никогда и ни за что не отпустит Мэри в руки к этому человеку. Никогда и ни за что. Что бы ни случилось с ним, с ней или с этим португальцем. И двор был тому свидетелем. Свидетелем того, что отношения между Франциском и Томашем дошли до той критической точки, когда пора бы уже посылать сигналы караульным армий. Войны начинаются со споров людских.
Он на одном дыхании постучал в дверь Мэри, крепко сжимая связку ключей. То, что он был мрачным, вряд ли стало бы для нее открытием, однако теперь на его лице отражалась не только злость, но и нетерпение. Нетерпение во всех отношениях. Ему хотелось одним только велением руки прекратить эту головоломку и получить Мэри.
Он протянул ей ключи, шагнув за порог комнаты и прикрывая за собой дверь, не сказав ничего поверх. А хотелось бы. Если она и слышала о скандале рядом с ее комнатой, то пусть лучше реагирует никак.
- Средний ключ от клетки Саймона. Он сидит внизу, его клетка помечена, ее ты не перепутаешь. Охраны не будет ближайшие полчаса, поторопись и... - он сделал долгую паузу, понимая, что либо сейчас, либо уже никогда. Совершенно на эмоциях, разрывая и без того маленькое расстояние между ними, он, будто бы сорвавшись с той незримой маленькой ниточки, которая итак тщетно выдерживала дистанцию человеческого приличия, поцеловал свою будущую жену, как-то излишне крепко коснувшись ее лица: - постарайся не встречать с португальцем. Я боюсь за твою безопасность.
Он без охоты убрал руки с ее лица и кратко улыбнулся. Если и хотел как-то улыбкой своей поддержать в Мэри энтузиазм, то вышло это у него скверно. Ибо он сам был неуверен ни в плане, ни во средствах, ни в том, что он сможет сдержать себя в руках. Этот человеческий фактор и влюбленность в королеву Шотландии точно сведет его с ума. Однажды.
- Я навещу Баша.
Последнее, что он сказал ей перед уходом. Меньше всего ему хотелось оставлять ее, с тем фактом, что не встретиться с этим шакалом при дворе было сложно.