frpg Crossover

Объявление

Фоpум откpыт для ностальгического пеpечитывания. Спасибо всем, кто был частью этого гpандиозного миpа!


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » frpg Crossover » » Архив незавершенных игр » 1.182. verrà la morte ed avrà i tuoi occhi


1.182. verrà la morte ed avrà i tuoi occhi

Сообщений 1 страница 18 из 18

1

http://s5.uploads.ru/yhfre.gif
Morgana Pendragon

If you want me to listen whisper
If you want me to run just walk
Wrap your name in lace and leather
I can hear you, you don't need to talk
You're my obsession
My fetish, my religion
My confusion, my confession
The one I want tonight
You're my obsession
The question and conclusion
You are, you are, you are
My fetish you are
You can kiss me with your torture
Tie me up to golden chains
Leave me beggin' undercover

http://s4.uploads.ru/4k6P3.gif
Emrys

Время:
Октябрь, первый год от основания Кроссбрука, вечер;
Место:
Заброшенный дом, пригород Лондона, Англия;
События:
Let us make a thousand mistakes, cause we will never learn
Не все грехи можно искупить, но во всех можно покаяться. Нужно лишь желание или возможность.
Или сыворотка правды и такой же откровенный слушатель;
Рассказ об ошибках, которые были сделаны в прошлом и о раскаянии.
И о новых ошибках, в которых покаяться уже не получится.

Отредактировано Morgana Pendragon (12-10-2013 22:27:25)

+1

2

Услышать длинные гудки нещадно бьющие по без того натянутым нервам и нажать кнопку «отбоя» на седьмом из них.
А ещё десять секунд назад на их месте слышался её голос, соглашающийся на встречу.
Десять секунд назад, двадцать, тридцать… – быстро спуститься вниз, выбросить ненужный более телефон в ближайшую урну и шальным взглядом уставиться на дорогу.
Максимально короткий срок даётся ему на то, чтобы добраться до пригорода Лондона и всё подготовить.
Хлопнуть себя по карману куртки, проверяя, на месте ли заветное зелье способное положить конец одним метаниям и, быть может, создать ещё большие. Выделив из общего потока транспорта только что припарковавшийся у стены чёрный байк, направиться к его владельцу какой-то деревянной, походкой, ощущая, что больше не принадлежишь себе, или напротив, сбросил чужую личину, становясь собой. Указав на байк, сказать его владельцу, – давай ключи, – пропустить мимо его замечание о собственном сумасшествии, только во взгляде мелькает золото магии, и ключи оказываются зажаты в руке.
– Верну, – коротко обещает он, добавляя уже про себя, – если вернусь оттуда.
Старт с места, вклиниться в поток машин, выжимая предельную скорость и отсчитывая время до встречи. Досконально – это мания. Ему отчаянно сигналят, что-то кричат, но скорости он не сбавляет.
Эта встреча решает слишком многое. На кон он поставил всё. Нельзя опоздать.
Обрывочные мысли, крутой поворот на просёлочную дорогу и звонок телефона, принадлежащего его Джеку, про который он попросту не вспомнил, иначе бы тоже выбросил.
Заглушить мотор – дальше пешком, ещё немного, он совсем близко – приложить трубку к уху, услышать своё-чужое имя «Джек» и напоминание о каком-то дельце, от какого-то знакомого.
Забор за которым спрятан тот дом в пяти шагах, в четырёх, в двух. Упереться в облезлые доски, а калитка находится в другом конце.
Отчеканить, – занят, позвони позже. А лучше вообще не надо, ведь Джека не существует, – выбросить телефон в высокую траву, не дожидаясь ответа и тремя довольно ловкими движениями преодолеть средней вышины забор, пачкая ладони в чём-то сером, отряхивая их.
Здесь трава была ещё выше,  местами доходила ему до пояса, будто намеренно цеплялась за ноги, мешая идти ещё быстрее. Остановиться перед заколоченным досками окном, обращая внимание на высокое обгорелое дерево, в ветвях которого будто бы застряла выглянувшая из-за тучи бледно-желтая луна.
Полчаса или двадцать минут? – достать пузырёк с сывороткой, чтобы внимательно рассмотреть его при свете.
Сиреневатая жидкость на самом донышке, будто торговец пожадничал. На самом деле она просто была слишком ценной и трудно добываемой. В траве зашуршал кто-то и, присмотревшись, Мерлин увидел енота.
Привет, приятель, хороший ты знак или не очень?
Уже неторопливо обогнуть дом, толкнуть хлипкую дверь и услышать протяжный скрип половицы под ногами.
Очень старый дом, здесь пахнет древностью, пылью, ожиданием тех, кто никогда не вернётся.
Бедный старый дом, грустный старый дом помнящий прошлое. Пройтись в полумраке, восемь шагов до столика на котором стоят  покрытые паутиной свечи. Пять штук – дунуть на них и становится светлее.
Взять в руки чёрно-белую фотографию – этот же самый дом, но только гораздо  менее мрачный, заполненный людьми, что улыбаются чему-то. Он и она. Что с ними стало?
Поставить фотографию на место – десять минут или что-то около того – рядом с ней поставить пузырёк с сывороткой правды. Откупорить его, понюхать – запах дурмана первое, что он выделяет, остальное спорно и неопределённо.
Дурман – зелья в которые добавляют эту траву, сводят с ума. Ему всё равно, даже если это и так.
Он решил узнать правду из её уст, и он это сделает. Решил покаяться, обнажить сердце – и это он сделает тоже.
Взять в руки пузырёк и медленно наклонить его, выливая содержимое на пол.
После этого в игру вступает магия, заволакивающая пространство вокруг золотистым туманом, смешавшимся с этой сывороткой, пропитанным ею, распространяющий эту губительную правду на стены, превращающий пространство вокруг в опасное минное поле. Только за место мин – не смягчённые, но и не ужесточённые правдой слова, её/его.
Признаться сначала он пытался врать себе, что делает всё это только из-за выведывания её коварных планов, из-за стремления разоблачить, но в итоге бросил это бесполезное занятие. Он итак лгал без малого пятнадцать веков и что в итоге? Пустота. Надоело.
Сесть в дальнем тёмном углу, куда не доходит скудный свет свечей, откопать в одном из карманов дешевую зажигалку и начать бесцельно растрачивать её запасы, нажимая.
Есть огонёк-нет огонька, придёт  она – не придёт она, пытаюсь вытащить всех – только двоих…
Огонь взметнулся особенно высоко, когда он уловил звук снаружи. Пришла значит.
Пять секунд. Не выпускать из рук зажигалку, сидя в её слабом свете, смотря, как свечи ярко пылают в другом конце. Две секунды. И всё это время испытывать на себе действие сыворотки правды. Не пробирает, или это только начало?
– Ты очень пунктуальна, – сказать во мрак, подсчитывая, что сейчас она может перешагивает порог, становясь на минное поле. Вот и всё.

+1

3

Вот и всё. Моргана смотрит на себя в зеркало, не чувствуя ничего. Абсолютно. Ни волнения, ни страха, ни боли, ни какого-то желания вернутся к своему амебному состоянию. Будто не она ещё недели две назад лежала на кровати, глядя в потолок и не делала ничего. Казалось, последний кусок сердца успешно заморожен чужим безразличием, и дышать сразу стало легче. Или она его просто выбросила, что бы не ныл и не отвлекал от великих целей? Подумать только, 15 веков ожидания, безделья и всё впустую. Моргана даже не ругала себя за это, устала. Но решила таких ошибок больше не повторять. Любовь - это слабость, которая ей не нужна. Вычеркнуть Артура из своей жизни было не так уж и сложно: Моргана научилась ненавидеть, если ей это нужно, тем более, что Моргауза её полностью поддерживала в этом плане, явно радуясь, что Пентрагон не будет мозолить глаза. Но всё же сейчас она ответила согласием на предложение в трубке. Почему?
Такой вопрос она сама себе не задавала, отчасти боясь ответа. Наверное, ради Артура, ей нужно его увидеть, что бы сообщить, какой он козёл. Или... Нет. Не важно. Надо собираться. Девушка открыла воду, умываясь и приводя себя в чувство. У неё было не так много времени, почти впритык. Она решила не говорить ничего Моргаузе и Мордреду. боясь, как бы они не навязались следом, просто беспокоясь за её безопасность: Эмрис не был те человеком, которому кто-то из них троих доверял, при условии, что для каждого он был главным врагом. Или зададут тот самый запретный вопрос: Зачем? Зачем, Моргана, ты едешь в ночь в какой-то дом на встречу к своему старому врагу, который вряд ли решил там устроить романтический ужин. Нет, она сама справится.
Всё это ради Артура. Она повторяла себе это снова и снова, когда одевалась, причёсывалась, красилась, садилась в машину и набирала в навигаторе продиктованный магом адрес. Даже когда ехала на максимальной скорости снова и снова повторяла, что это всё для брата, ради него она едет туда. У кого король, тот и навязывает условия. Моргана свою фору потеряла, пришло время расплаты. Только ради брата она едет в этот заброшенный дом. Только ради... Магия внутри недовольно фыркнула, вылизываясь. Явно готовится к встрече... Недовольно подумала Моргана, едва не пропустив нужный поворот. Навигатор уже минуты три повторял, что бы она "при первой возможности повернула обратно". Ничего не имею против, но тебе не кажется, что это несколько поздновато? Моргана упрямо ехала вперёд, пока дорога не стала совсем отвратительной. Куда же он меня привёл? Девушка последний раз глянула в зеркало, поправляя волосы (теперь уже магия издевательски фыркнула, закатывая глаза, мол, что наряжаешься, дурочка? Вот меня там рады видеть, а тебя ненавидят, смирись уже). Моргана решила не отвечать на попытки личной магии вывести на эмоции (предательница!) и вышла из машины, ставя последнюю на сигнализацию. Отошла и закрыла глаза, полагаясь не на бездушный навигатор, а на собственную магию и связь с назначителем встречи. За эти столетия жрица научилась пользоваться этой связью, извлекая максимальную выгоду из этого. И вот сейчас она почти видела золотистую ленточки, ведущую куда-то вперёд, куда её радостно толкала львица, чувствуя впереди дружескую форму жизни. Ага, нас там прямо ждут. Не думала о том, что мы оттуда не вернёмся? Львице было явно всё равно или она была настолько уверенна в своих силах. Пентрагон вздохнула и пошла за золотистой лентой, с каждым мгновением всё острее ощущая Эмриса. Это было даже не чувства или мысли, просто кто-то внутри будто вставало на свои места, странное чувство, которое Моргана до сих пор не понимала, но научилась безошибочно отличать от других. Он рядом.
Калитка, за ней дом, серый, мрачный, явно не жилой. Стекла были целы, но пусты. Бр. Моргана слегка вздрогнула, хотя ей ли боятся страшилок и нежилых помещений? Просто не очень хотелось видеть врага там, где темно и довольно мерзко. Да и крыс жрица не жаловала. Но выбора нет, поздно поворачивать назад, она же не просто так по всем этим колдобинам ехала. Но по траве я идти отказываюсь. Вспышка магии во взгляде, и огненная дорожка к дому не только освещает это печальное здание, но и уничтожает всю траву, создавая тропинку из пепла. Ну ладно, так лучше. Моргана неспешно шла к дому, не чувствуя ничего. Магия внутри тоже замерла, вытягиваясь вперёд, будто желая первым увидеть Мерлина, а сама Моргана уже жалела, что поддалась чувствам и приехала сюда одна. За стол переговоров лучше садится с Моргаузой, она куда хладнокровнее младшей сестры. Но уже поздно.
Дверь тихо скрипит, портя весь элемент неожиданности, если на такой можно рассчитывать после огненного шоу во дворе. Моргана тихо выругалась, замирая на пороге: было темно. Пять свечей освящали часть комнаты, в которой не было Мерлина. Девушка резко повернула голову в неосвящённую часть, готовая отразить любой удар. Если верить голосу, то да, он там, но глаза ещё не привыкли к мраку, поэтому она не видит даже его силуэт. Один ли он? Взял ли с собой Эскалибур? Зачем он здесь и зачем тут она? Магия снова блеснула во взгляде, расставляя свечи по всей комнате, освящая куда большее пространство. Только после этого она переступила порог, найдя взглядом хотя бы силуэт хозяина.
-Мерлин, ты не в курсе, что девушек в этом времени принято приглашать в кино, в кафе или в парк на худой конец? А не вламываться в чужие заброшенные дома, как домушник? Или ты надеешься, что дом развалится? Твои предыдущие попытки мен убить были куда изысканнее, - сделать глубокий вдох, внимательнее оглядывая это помещение, - или здесь живёшь ты? У тебя тут неуютно, прямо как в душе: гнилое, древнее, отправленное под снос..., - Моргана не особо следила, что говорила. выходя на свет. Магия внутри сдерживала свою радость, напряжённо следя за Мерлином, зная, что тот может напасть очень внезапно. Моргана же прошлась по комнате, оценивающе оглядываясь. Посмотрела на фотографию, где дом был явно недавно отстроен, на его фоне пара молодых людей, - смотри, этот дом тоже когда-то был молодым. То молодой, то старый. То Мерлин, то Эмрис... - Моргана спряталась под свою броню сарказма и издёвок. Так было куда проще общаться с окружающими, особенно с ним. Жрица провела пальчиком по полке, оставляя чистую борозду на поле пыли и растерла оставшуюся на пальце пыль большим и указательным пальцем. Цокнула языком, ещё раз оглядываясь и останавливая свой взгляд на Мерлина, скрестив руки на груди, - ну так зачем ты меня позвал в это унылое здание? Намекнуть, что мы все не вечны? Рассказать интересную историю этого дома? Или решил его купить, но сначала посоветоваться со мной? Если последнее, то не бери его, он ужасен, считай это бесплатной консультацией риелтора, её можно было и по телефону получить. - Она решила остановиться, но мозг явно решил добавить, - наши с тобой встречи добро не кончаются. Что ты ещё решил у меня забрать за компанию к Артуру? Мордреда? Моргаузу? Давай, не стесняйся, - жрица резко замолчала, закрывая рот. Зачем она это сказала? Вроде как не хотела, но думала об этом, когда ехала. И вот вырвалось. 15 веков, а держать язык за зубами не научилась.

Отредактировано Morgana Pendragon (13-10-2013 11:26:02)

+1

4

Пятнадцать веков минуло, а его всё так и не отпустило. Ощущать себя странно, позволяя перелетевшей свече рассеивать мрак вокруг него.
Закрываться рукой от этого света – очень ярко, к тому же теперь он обнаружен. Будто в кирпичной стене брешь пробили, а ведь она только что переступила порог, едва ли сказав больше двух-трёх фраз. И каждая её фраза – это остро заточенная стрела, и каждое её слово – это миллиграмм опасного яда, всегда разного,  отборного.
Экспериментирует, выбирает какая же отрава действует на него сильнее, не убивая, но в полной мере возвращая долг.
Множатся трещины, всё глубже просачивается этот яд, внутрь, там, где уязвимости. Но долг всё не выплачен и никогда не будет выплачен, ведь он намерено ввёл её в зону своего мрака, пусть даже отрицал это.
Мордред расколол бы его, как молоток орех, если бы имел возможность копнуть чуть глубже, чем слишком известные якобы тайны. Маг. Защитник Артура, со рвением создававший себе врагов, убийца… это было не так сложно, если быть более-менее наблюдательным.
А теперь постучите по этой черноте, услышьте пустоту, обнаружьте двойное дно. Вот так, берите в руки что нибудь тяжелое и пытайтесь пробить эту…
– Гниль, –отзывается он, следя за её передвижениями, подмечая то, на чём останавливался её взгляд, – а внутри копошатся черви, белые такие, склизкие. Хочешь их потрогать?
Растягивает губы – попытка ухмыльнуться, выходит жутковато, искажает выражение лица почти мукой.
А дурман постепенно начинает пробирать, ломая барьеры, даже самые непробиваемые, как казалось до этого момента.
Сильная штука, его не обманули. А сыворотка действует и на неё, сама того не подозревая, верховная жрица ступает всё дальше по минному полю и взрывает-взрывает эти мины. Давай, шаг, ещё один, скоро и ты начнёшь слышать эти тихие «бам!», но будет некуда отступать, будет невозможно остановиться. Только вперёд и лишь откровенно.
– Он прекрасен, –  в тон ей возражает маг, – может, скоро ты поймёшь, насколько… Он поможет нам раскрыться.
– Не оскорбляй его, сравнивая со мной, – он не спеша поднимается, свеча парит за ним, чуть выше затылка, отбрасывая на стену высокую тень.
– Этот дом гораздо более честен и он всё ещё ждёт своих, тех, чьи чувства прямо противоположны нашим собственным. А может, и нет.
Он уже ни в чём не был уверен, наблюдая за руками ведьмы, думая о том, что она будто пытается закрыться, защититься от него. Не получится, для меня это даже ближе к счастью, а для тебя?
– Слишком долго стеснялся, – это сыворотка, иначе бы он такого себе не позволил. Шаг навстречу:
– Помнишь, что было в этот день пятнадцать веков назад? Хижина Гаюса, испуганные речи о магии, друиды…
Из мрака к нему, возможно привлечённый дурманом, выступает лев. Становится рядом, машет хвостом и смотрит куда-то в сторону магии Морганы.
Обычно он прятался в зарослях, да и вообще магия Мерлина не принимала такой определённой формы до сих пор.
Теперь необычный момент и можно всё.
– Забрать… что ж, ты как-то сказала, что у тебя не осталось ничего кроме… самой себя. Тебя. Возможно, что хочу забрать тебя.
Его лев рыкнул, обращаясь к львице Морганы, и маг придержал его за гриву. Чётко формулировать вопрос и получать правдивый ответ. Она может воспользоваться тем же приёмом. Не щадя никого из них.
– Скажи, ты согласилась на эту сомнительную встречу только из-за Артура? – он приблизился к одной из свечей, и стало видно, что зрачки мага расширены. А вот об этом тот, кто добыл ему сыворотку, не предупреждал.
– Или была ещё причина? Ответь, не молчи, – пальцами обхватить край стола, сражаясь с собой, но всё же произнося:
– Хотел видеть. Так просто, да? Это ответ на вопрос «зачем я позвал тебя».
Лев ткнулся носом в его ногу, явно прося разрешения пройтись по комнате. И маг отпустил его гриву, продолжая прожигать Моргану взглядом через стол, но сам того не замечая.

+1

5

Он предлагает сомнительное удовольствие поковыряться в его душе. Моргана слегка кривит губы, показывая, что не стоит делать таких щедрых предложений. Что она там не видела? За эти 15 веков она узнала его лучше, чем себя, потому что на него всегда смотрела с жадностью, подмечая каждую деталь, а анализировать свои поступки боялась. Вдруг, там найдётся слабина, что-то неправильное, безрассудное, противоречие всем её планам? Куда проще вести жизнь на автомате, не думая, не вспоминая, иногда ей казалось, что она ила жизнью Мерлина, оправдывая такой пристальный интерес исключительно попыткой собственного спасения, ведь врага надо знать очень хорошо. Поэтому его душу она знала куда лучше собственной, отчасти догадываясь, что в её душе тоже не розарий. Но проще не знать о таких мелочах.
- О, а ещё дом не пытался меня убить. Запиши это тоже в отличия от тебя, - указала Моргана, всё ещё держась за маску эгоистичной, мелочной женщины. Так проще, в это время таких любят, - и, несмотря на эти его достоинства, вряд ли какая-нибудь пара молодожёнов решит использовать его ввиде семейного гнездышка... Может попробовать их дождаться и ещё раз повторить все прелести этого жилища, - снова саркастичная улыбка. Моргана пыталась ровно дышать и не думать. Взгляд настороженно наблюдает за движениями Мерлина. в любой момент жрица была готова бежать или сражаться. Но он всё ещё не нападает. Это не было удивительно, он почему-то в последние века не старался её уничтожить, может, ему надоело, может, он так же понял, что они связаны, и попытка её убить, несколько самоубийственна, может, ждал подходящего момента. Моргана склонялась к третьему варианту, поэтому сейчас была готова ко всему. Магия же напряжённо вглядывалась, но напряжение было вызвано скорее волнением, чем ожиданием нападения. Будто бы кого-то ждала, зная, что он придёт. Моргане знакомо это чувство ожидания с тайной верой в то, что мечты всё же сбудутся. Дождалась, а толку? Как бы ей хотелось спасти свою магию от этого чувства собственной ненужности, но не могла, та её не слушала, храня внутри веру. Дождалась ли?
Он вспоминает события 15-ти вековой давности. Она уже и не помнит, что было, но смутно догадывается. Летосчисление в Камелоте было несколько иным, поэтому не все даты совпадают, да и она не хранила в душе приятные моменты из юности, даже забыв, когда её день рождение во всей этой веренице дат. Не хранила памятных сувениров, писем, фотографий... из прошлого с ней были только книги, чья ценность была куда выше обычных многотиражных книг, пара магических амулетов и браслет Моргаузы, единственная вещь её далёкого прошлого. Бежав из Камелота, она не взяла ничего, даже память оставила в том замке. А он помнит.
- О, так у нас годовщина одного из твоих обманов? Почему же ты мне не сказал, я бы принесла подарок..., - ещё одна ядовитая улыбка, внутри не дёргается ничего. Она устала переживать на счёт прошлого, устала винить кого-то, даже Мерлина. Есть ли у ненависти срок годности? Если да, но у ненависти Морганы к Мерлину он истёк. Дело ли в родственной магии или просто в родственной душе девушка не знала и не хотела знать. И, правда, кто способен понять её лучше, чем он? Даже Моргауза, которая силится проникнуться тем фактом, что её младшая сестра ходит по земле вот уже 15 столетий, не могла в полной мере понять, что такое одиночество. Она не знала Утера и Артура такими, какими их знала Моргана. А Мерлин знал, хотя бы отчасти. И эта мысль не давала покоя, но Пентрагон успешно её гнала вот уже не первый год, держа оборону перед собой.
Лев? Магия Морганы навострила уши, делая рывок, но врезалась в ограждение, выстроенное волей Морганы. Обиженно фыркнула, но подчинилась, не сводя взгляда со льва. Моргана могла её понять, её магия так же была одинока даже в своё время, что же говорить о современности, когда магия изменена? Но всё же это не повод бросаться в объятья врага. И всё же Моргана была несколько поражена увиденным, отчего глаза распахнулись ещё шире, а она сама сделала маленький шаг назад.
- Не думала, что мы настолько похожи..., - слова сорвались с губ раньше, чем прошли фильтры мозга, но вернуть их обратно было уже невозможно. Поэтому девушка просто решила сделать вид, что ничего не говорила, возвращаясь в выбранной манере поведения. Он тем временем вспоминает о том, что у неё нет ничего. Это было правдой: он забрал всё, что у неё было, осталась лишь магия и жизнь, впрочем, и её магию он забирал, что же говорить о жизни... на неё он покушался ещё чаще. Не за этим ли? Снова панитическим мысли о смерти давятся волей и магией. Моргана не успевает придумать что-то саркастичное в ответ, как Мерлин снова задаёт вопрос, ближе к делу, но сбивающий её с толку.
- Да, ради него, - слетает с языка раньше, чем она успевает понять вопрос. Просто услышала имя брата, её личное заклинание убеждения сработало автоматически: всю дорогу она уверяла себя в том, что пришла ради него, убеждала так яростно, что почти поверила, - я соскучилась и хотела увидеться, - правда слетает с языка так легко, будто бы она готовила эту речь. Но имеет ввиду уже не Артура. Не по нему скучала, не к нему ехала, что бы там сама себе она не надумала. Но Мерлину лучше не знать, что она привыкла видеть его рядом, пусть даже как врага, привыкла настолько, что последние годы без него были болезненными. Я тут ради Артура.
- А ты что ожидал услышать? Признание в любви? Сообщение о том, что я умираю, когда рядом нет твоего ласкового взора? - Моргана смеётся, пряча правду под сомнительную шутку, как-то сжимаясь от его взгляда. Их разделял стол, и она была благодарна такому положению вещей: быть рядом с ним очень опасно. Пока он не спрашивает о причинах, о других, помимо Артура. Моргана сжимает губы, пытаясь молчать, но не может, будто кто-то подорвал дамбу её спокойствия, и теперь волна правда смывает её волю. Когда же он отвечает, что пригласил её не ради Артура или каких-то своих целей, а просто потому, что хотел увидеть, Пентрагон чувствует себя полностью деморализованной. Это звучало смешно и глупо: её враг хотел её видеть. Просто хотел видеть.
- То есть, ты хочешь сказать, что отвлёк меня от операции по захвату власти в Англии только потому что соскучился? - Моргана решила уточнить, даже не заметив, что упомянула про свои планы, - а я бросила всё и пришла к тебе, потому что..., - она запнулась, с недоумением глядя на Мерлина, - ты звал меня, - вроде, ничего такого не сказано, а Моргане показалось, будто ей стало легче, будто камень на шее стал чуть легче. Ей и правда нужно было его увидеть хотя бы для того, что бы в очередной раз поддеть, почувствовать, что ещё жива и есть люди, способные её уколоть.  Если он хотел её видеть, значит, ему было что ей сказать, тем более, что в его власти её брат. Она не могла проигнорировать это приглашение.

+1

6

Ради него. Мерлин кивает в такт её словам, и как-то  чересчур пристально изучает поверхность стола, пальцами вцепляясь в его край всё сильнее. Сосчитать до пяти и глубоко вдохнуть… дурман – стало только хуже.
Артур теперь в безопасности, вдали от всех, в частности от магии, его нет здесь. Но отчего тогда маг видит, будто его призрак за спиной Морганы стоит и смотрит, пристально так, на него. Какой же ты лжец, Мерлин… Признание, - отдаётся в его голове голос ведьмы и маг открывает глаза, не замечая более Артура.
– Тебе ли не знать, что это чувство нереально? – отвечает он вопросом на вопрос, пытаясь донести до неё что-то важное, но, не произнося других, заветных слов, призванных убедить в чём-то другом, переломном.
Пока сыворотка не дошла до центров, отвечающих за выдержку, он ещё может контролировать себя.
Говорить с ней, но дозировать информацию, не переходить ту тонкую черту, за которой всё полетит в бездну.
Пятнадцать веков прятать сердце под защитными панцирями и вот так спонтанно, добровольно, избавиться от них, потому что некуда дольше тянуть. На этом громоздком овальном столе должно быть подписано перемирие, или не совсем оно, как пойдёт.
Уже скосило не в ту сторону из-за прошлого и ненависти, которая должна была давным давно истлеть и развеяться, но… вот, она снова напоминает про его попытки убийств, которые были предприняты, и не раз.
За Камелот, которого уже нет, за Артура, который запутался, за… за себя, фактически свихнувшегося от одиночества, но она ни при чём. Это он. Его магия, его скрытность, то его, что под всеми этими личинами. Оно виновато, а она нет.
Он готов признать это здесь, сейчас, затем и устроил всё это. Только ли за этим?
– У нас премьера правды, – честно ответил он, меж тем пальцем чертя на пыльном столе слова, которые не мог произнести вслух, а сыворотка правды требовала ответов на любые из её вопросов.

«Зато я умираю, когда рядом долго нет тебя, такой колючей… почему?»

Дождавшись, когда она прочитает этот вопрос при свете услужливо прилетевшей на стол свечи, он стёр надпись быстрым движением ладони и снова вцепился в неё взглядом. Молчание.
Магический лев подходит к барьеру и лапой трогает его, после чего, недовольно зарычав, ложится рядом и обменивается взглядами с львицей.
Этим двоим нет дела до своих владельцев. В этот раз даже без «кажется», по крайней мере, в случае Мерлина – точно.
Может поэтому он выглядит таким, будто окаменелым, застыв на месте, только глаза искрятся то холодом, то теплом.
Больше вторым и оно направлено на Моргану.
– А тебе всё также холодно, – он не спрашивает, а утверждает, – и ни Моргауза, ни Мордред не могут растопить эти льды… – он снова щелкнул зажигалкой, которая почти закончилась. 
Взглянуть на женщину перед собой, – а Артур может растопить их, если будет рядом?
И почему он не удивился, услышав про то, чем она занималась до того, как прибыть сюда?
– Потому что соскучился, потому что хотел поговорить… правдиво. Покаяться, – принялся загибать он пальцы, – масштабный захват, Моргана и всё же ты здесь, потому что… – ощутив неестественный жар, он стянул куртку, отшвырнув её в угол, – ты тоже ощущаешь потребность поговорить. Давай заканчивать с никуда не годной враждой, давай я правдиво отвечу тебе на любой вопрос? Ведь и ты хочешь знать, что же с нами творится, ты хочешь этого так же сильно, как и я.
Чего именно «знать» или же нечто другое, он не уточняет. Без разницы, он готов ответить за всё и на всё, в этом заброшенном доме, встретившись лицом к лицу со своим главным… наваждением.
А дурман действительно сводит с ума, заполняя всё вокруг, мешая нормально дышать – он делает это прерывисто, падает на колени.
Ты тоже ощущаешь это, Моргана? Удушение, головокружение, чем-то напоминает действие яда, не находишь?
Только сыворотка правды страшнее яда. А многогранные чувства, которые испытывает Мерлин, сильнее ненависти.
Итог ненависти предсказуем, а в другом случае ничего нельзя предопределить.
Вытащить пустой пузырёк с этикеткой, показать ей.
Здесь нет ни Артура, ни Эскалибура. Здесь присутствует только не вполне вменяемый маг, добивающийся непонятно чего. Беги.
Лев начинает бить по барьеру лапой, сначала несильно…
– Моргана, ответь, что ты ощутила, узнав, что я – маг? После того, что было с нами? – а что «было», дурак ты, Эмрис.

+1

7

Моргана делает глубокий вдох, но будет давиться воздухом, опускаясь на стул, мысленно молясь, что бы он не сломался от старости. Но нет, вроде только тихо скрипнул, жалуясь на свою судьбу. Он говорит о правде, о том, что сегодня будет что-то. Моргана издаёт нервный смешок, показывающий даже не волнение, скорее, стойкое ощущение, что собеседник сошёл с ума. Правда. Он хочет правды от неё или хочет впервые сказать правду сам? Сколько раз она добивалась от него правды, стучала в закрытые двери, пытаясь найти хоть крупицы искренности? Столько, что сейчас она уже не примет его правды, она ей просто не нужна. Что бы он ни хотел сказать, это всё будет о событиях пятнадцативековой давности, то, что толком не помнит уже она сама, а никто другой и не знает. Ей уже не нужна его искренность или его поддержка, она научилась самостоятельности, ей уже никто не нужен. Он забрал Артура? Пусть радуется вместе с ним, пока она обоих не поставит на колени, воздав по заслугам. Это не месть, не реванш, не вендетта, это просто требование справедливости. Она слишком долго была осуждённой, что бы теперь не стать обвинителем, судьёй, палачом. И его правда о делах минувших была бы просто не нужна, как просроченный йогурт.
Он что-то пишет на пыльной столешнице, Моргана намеренно отводит взгляд, показывая, как безразличны ей его рисунки. Но не выдерживает, бросает взгляд на столешницу, не показывая, что прочитала. Чего он хочет? Чего добивается? Моргана снова глубоко вдыхает, чувствуя сладкие нотки какого-то растения, но распознать его не смогла, слишком слаб аромат. Она думала о другом, пыталась понять Мерлина. Он всегда казался ей загадочным, странным, противоречивым, но сейчас он бил все рекорды. Всё это больше напоминало какую-то постановку, с целью разрушения её. Неужели он понял, что бесполезно бить её мечом или травить ядом? Решил разрушить изнутри? Поздно, он сделал это уже давно, когда отверг её и магию, тогда она начала сходить с ума, пусть до сих пор не признаться в этом даже самой себе. Женщина поджала губы, показывая, что её это никак не тронуло. Она в панцире, она под защитой, он не сможет пробиться сквозь него. Она будет молчать или вообще уйдёт. Вот прямо сейчас встанет и уйдёт, раз ничего нового он ей сказать не в силах.
И продолжает сидеть дальше, вслушиваясь в его слова, чувствуя, что нужно уходить, что она попала в какое-то болото, но всё ещё сидела и слушала, даже не пытаясь оправдать это промедление. Какая разница, почему она всё ещё здесь? Может, устала и хочет отдохнуть? Колючей? В голове снова и снова звучит эта фраза, а Моргана отводит глаза, чувствуя на себе взгляд Эмриса. Магия не пытается её защитить, казалось, что львица слишком увлечена своим новым знакомым, что бы хоть как-то интересоваться переживаниями хозяйки. Судя по движению хвосту, магия решила, что сегодня у Морганы самообслуживание, мол, сама загнала себя в эту клетку, сама и вылезай, у меня вон, свидание. А ведь не просто так вылизывалась, чертовка... Странная, шальная мысль, которая совсем не вязалась с предыдущими переживаниями. Моргана попыталась уйти от темы, ушла вполне успешно, пока голос врага снова не наполнил этот дом. Жрица как-то автоматически перевела на него взгляд, вздрагивая. Он смотрел на нее прямо, не прятал глаз, как когда-то, когда Моргана развлекалась, ловя его взгляд. Теперь он смотрел на неё, как на равную; теперь она прятала взгляд.
Нет. Моргана так же прямо смотрела на него, не моргая, будто играя в гляделки. Она не отведёт взгляда, она выдержит. Чего он хочет? Снова говорит о холоде, как тот старик, Абрамс... Эмрис. Поправилась она, вспоминая, что это был Эмрис, которого она могла убить, но спасла.
- Артур меня ненавидит, - голос звучит как-то хрипло, с горечью, - тебе лучше знать за что, - коротко, ясно, но правдиво. Она ушла от ответа, смогла сделать это, пусть и с большим трудом. Нет, показалось, что ушла, правда требовала выхода, застревая в горле, мешая дышать, пока не увидит свет, - меня никто не сможет согреть. Я сама себе обогреватель, - снова вернутся к тому стилю ведения разговора, с которого начала. Еле слышно выдохнуть, довольная собой.  Скоро всё это кончится, вся эта пытка, - или ты предлагаешь меня поджечь? Да, только в огне я ещё не умирала, - она кивает на зажигалку в руках Мерлина, магией поднимая пламя выше. Огонь всегда был её стихией, а не его.
- Правдиво? - Моргана поперхнулась смешком, - сколько раз я приходила к тебе за правдой, а получала лишь ложь? Я устала доверчиво протягивать к тебе руки, обжигаясь. Оставь свою правду себе, с меня хватит, - она резко встаёт на ноги, протягивая руку за сумочкой, которую положила на стол, - мне уже ничего от тебя не нужно. Совсем ничего. Я не хочу знать твою правду, слишком много боли причиняет твоя правда, - Моргана пошла к выходу, не оборачиваясь, не замедляясь. Львица пыталась протестовать, но всё же подчинилась хозяйке, уходя вслед за ней. Моргана боялась, что его правда сломает её, как ломала и раньше. Она всегда восстанавливалась, скрипела зубами, выла от боли, но срасталась, закаляясь больше. И боялась, что в следующий раз не сможет повторить этого, что так и останется окончательно поломанной и пустой. Только у Мерлина была такая власть над нею, даже Артур не мог сломать её, только надломить.
Падение Мерлина застаёт её в трёх шагах от двери, она вздрагивает и стремительно оборачивается, делая неосознанный рывок ему навстречу. Будто спотыкается и одёргивает себя, становясь опять ровно, глядя на него сверху вниз. Она уже не уходит, просто смотрит, цепляясь за стену с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Воздух в доме был сухой, колючий, будто бы его было слишком мало для дыхания. Моргане было знакомо это чувство, именно это дежа вю заставило её панитический искать выход, стремясь домой, туда, где не будет этих синих глаз. Дома Моргауза. она поймёт, она спасёт. Но Моргана не может сделать шаг, будто бы приросла к месту, не в силах оторвать взгляд от Мерлина. И от пузырька в его руке. Сыворотка правды?!
- Что же ты наделал... - Моргана медленно сползает по стене, пока не оказывается на полу, игнорируя тот факт, что пачкает джинсы. Сыворотка правды. Зелье, не позволяющее лгать, от которого нет противоядия. Вернее есть, но у Морганы его с собой нету. И побег не поможет, зелье перестанет действовать через несколько часов только. Жрица взмахом руки вызывает ветер, который очищает воздух, но уже поздно, она надышалась этим зельем. Дышать легче не становилось. Она не сможет соврать, её придётся отвечать правду на любой его вопрос, даже на тот, который она сама себе задать боится, не то, что бы на него ответить. И у неё не будет выбора, зелье проникло в организм, оно само выуживает правду и выдаёт её Эмрису. Что же ты натворил.
Он уже задаёт первый вопрос, игнорируя взгляд полный ненависти от Морганы. Она не может промолчать, не может солгать. Он знает об этом, пользуется этим. Как низко. Пентрагон поднимает голову, прижимаясь затылком к стене, глядя в потолок и выдыхает, пытаясь подавить желание отвечать. Она будет молчать вопреки всему, она сможет, она...
- Боль. Я ощутила огромную боль, будто ты проткнул меня насквозь. И да, я знаю, о чём говорю, я это тоже испытывала, - она усмехается, не обвиняет, просто констатирует факт, - И злобу. Я не могла поверить, что ты мог так лгать. Тогда, когда я так искала поддержки у тебя, доверяла тебе, верила, ты..., - она запнулась, переводя дыхание, - я думала, что ты меня ненавидишь именно за магию, что ты её боишься. Думала, что стану королевой, и ты сможешь меня понять, меня и мою магию. А потом оказалось, что ты меня ненавидишь не за магию, а за что-то другое, будто бы мстишь. Я так нуждалась в тебе, в том, что бы меня поняли, помогли, научили.., - ещё один вдох, Моргана говорила быстро, будто боялась что-то забыть, - почему? Почему ты мне не сказал о своей магии, когда я пришла к тебе тогда, ночью, испуганная своей магией? Почему ты тогда не раскрылся мне, не помог? Почему ты меня отравил тогда, когда были другие способы снять проклятие, и ты о них знал? - Голос становился громче, Моргана уже обвиняла, задавая вопросы в пустоту, те самые, которые задавала себе ещё 15 веков назад, так же не получая ответов, кроме собственных домыслов, - за что ты меня так ненавидишь, что отобрал у меня всё? - Она снова споткнулась, говоря уже тихо, будто сорвала голос за эту минутную вспышку активности. И только закрыв рот, она вспомнила, что сыворотка правды действует не только на неё, но и на него. Она сможет получить ответы, правдивые ответы на эти вопросы, мучавшие её. И тут же поняла, что не желает их слышать.

Отредактировано Morgana Pendragon (13-10-2013 21:31:51)

+1

8

Он молчит, позволяя тяжести дурмана окончательно обволочь себя, через него наблюдая за тем, как Моргана оказывается на полу, как меняется её намерение уйти.
Сыворотка правды да, она такая, способная разрушить всё, снести под чистую, раздробить изнутри.
И ничего уже не будет как прежде.
Не получится прятаться за личины надменности, высокомерия и ненависти.
Жесты, мимика – и те не способны уже солгать ни ей, ни ему.
Кисловатый запах зелья, вытеснивший прочие, кажется, он уже привык к нему, будто так и надо дышать правдой без всяких примесей лжи и ухода от главного.
Он даже способен приподнять голову, увидеть оплавленную зажигалку, отброшенную, когда ведьма проделала трюк с пламенем. Он слушает её, не перебивая и не останавливаясь на отдельных словах, пока женщина не доходит до слова «мстишь».
Он издаёт какой-то хрипловатый звук и закрывает лицо рукой, продолжая прислушиваться к её речи.
Проткнул насквозь – в прямом и переносном смысле этого слова. Посмотреть на неё сквозь просветы между пальцами, повторить «доверяла», заметив, что и лев и львица всё это время пристально следят за ними.
«Боишься магии» - и лев шевелит ушами, смотря удивлённо на Мерлина, на Моргану.
Лев и львица, они никогда не лгали друг другу, их отношения не были приправлены гнилью, недосказанностью, страданиями.
Они – это магия, не знающая преград условий, барьеров условностей, пыток долга и неразделённостей.
Как же он хотел оказаться на месте этого льва, перестать быть Мерлином, стать кем-то другим.
Сколько раз она повторяет слово «ненавидишь?», а он вытирает выступивший на лбу пот – нет, то не дурман выходит, это он пытается не мешать ей говорить, вставляя свои не вполне адекватные комментарии.
Что там, он и без дурмана давно помешался и причиной тому – она. А ещё долг, долг, долг, рядом с которым – Артур – он смотрит на неё так… чернота расширенных зрачков, по краям холод естественного цвета глаз, а в глубине она может видеть не ненависть, но что-то близкое ей, стоящее в соседней грани, переливающееся алым.
– Ты бы могла сказать ему, у вас была такая идиллия, вы так… – тут он вспомнил, как принц и Моргана обменялись взглядами, когда и он, слуга, спросил, робея «кто это?», смотря на неё восхищенно, как и Артур. Не имея на это прав.
Хотя нет, принц уже тогда смотрел влюблено.
– … Вы – Артур и Моргана, лев и львица в наиболее привычном, понятном всем, выражении. Король и королева.  
А он – Мерлин, лишь слуга и «оборотная сторона» принца Артура, быть может противовес благородству и прямоте того?
Не только защитник, но и губитель? Килгарра не упоминал об этом, намеренно обходил, а он и не спрашивал. Боялся услышать, что это так.
– Как можно было быть уверенным в том, что если Артур спросит тебя о чём-то, ты не скажешь правды?
Само это слово, кажется чуждым ему, он не привык к ней. Ложь – его составляющая, он погибает без неё, уязвляется, распадается, прямо как теперь.
Нуждалась в нём, так редко, тогда. Стала нуждаться больше, когда возненавидела, когда развязалась эта их схватка.
В этом было что-то ненормальное, в нём самом было что-то ненормальное.
Он даже не человек, он что-то, так от чего ему послано было это опаляющее, человеческое чувство? Почему оно травило его, проделывало все эти странности с намерениями, вступало в конфликт с тем, что виделось всем, с долгом перед Артуром, с предназначением?
Оседало в нём, этой мерзостью, о которой упоминала Моргана не раз, называя её «злом»? Она напоминала об этом его «зле», раз за разом.
Не потому ли, что испытал его на себе, он с каким-то необъяснимым рвением разрушил отношения Мордреда и Кары, направив ту на казнь и наблюдая за ней со стороны. Считая, что выручает Мордреда, подставляя себя, свою тайну, переходя на новый виток событий. Друиду было больно? Так же, как и ему?
Но Моргану нельзя было казнить за то, что она вытворила с ним, не заметив этого. 
Нуждалась… – он упирается руками в пол и медленно начинает подползать к ней, подкрадываться, как дикий зверь, учуявший добычу, – … но не достаточно сильно. Помочь. Как же хотелось помочь тебе тогда, Моргана. Выбежал следом искал, почти готов был… – одна его рука упирается в стену по правую сторону от неё, – но не успел. Всегда не успеваю, плетусь хвостом, отстаю, – шепот, наклониться ближе к ней, а внутри всё выкручивает.
– Этот способ был самым быстрым, – сыворотка правды лавой забурлила в нём.
Это лишь часть, неинтересная, серая, объясни всё, объясни ей суть, объясни то, что долго скрывал, пытался не замечать. Глупец, люди давно поняли, что это бесполезно.
– И самым верным, чтобы защитить тебя от Камелота, а Камелот от тебя, – всё это стало слишком откровенным, отстраниться, выпустить её из этого капкана, самому высвободиться, но нет, он продолжает:
– Трон не для тебя Моргана; трон отделял нас, существование в Камелоте отделяло. Яд – был тем способом, который мог бы прервать всё это, – сжать руку в кулак, ударить им в стену по другую сторону от неё, разбивая костяшки пальцев, – знать бы, чем это закончится. Ты – выжила. Желал, чтобы ты не погибла, несмотря на то, что сделал. Страшился, что мы найдём тебя… и постоянно вспоминал, как ты задыхалась от яда, как от яда задыхался я. Вот тогда мы были нужны друг другу.
Лев закрыл глаза лапой, показывая неодобрение и то, что Мерлин совсем спятил.
Склониться ещё ниже, вглядываясь в её лицо, ища в нём себя, – а потом ты вернулась другой, ненавидя, стремясь к захвату Камелота, к мести, и испытывая хоть что-то близкое к тому же, что и я. Но стоящее на другой стороне.
Рукой провести по стене, дойти до уровня её ладони, дотронуться и сжать, продолжая впитывать в себя её черты.
– Это приносило тебе страдания, это приносило страдания Артуру.  Меч был именно тем, что могло прекратить их… – большим пальцем провести по тыльной стороне её ладони, – но вместо этого, лишь усилил, не доведя начатое до конца. Посмотри мне в глаза, Моргана, – её имя он произносит с особым выражением, – что ты видишь? Ненависть ли? «Ненавидел» тебя за то, что ты сделала со мной. Что ты вонзила в сердце недалёкому юнцу, едва увидевшему Камелот. Ты проделывала это со многими, верно? – разжать кулак, опустить вторую руку на её плечо, – со многими людьми, но вот с созданием, коим являюсь, стали происходить такие странности. Оно мутировало и я стал монстром.
Три свечи погасли, стало темнее.
– Моргауза, Мордред, может даже Артур… всем им стало бы легче, если вместо тебя мечом был сражен бы я. Хотя давно отравлен совсем другим.
Сжать её плечо сильнее, – тебе удобно в этом мраке, Моргана? Ты разделяла его со мной так долго… раз-де-ля-ла хоть что-то, – хриплый смешок, – этого и добивался. Ненавидишь меня, или испытываешь ещё что-то другое?
Он перешел черту. Лев беспокойно забил хвостом, посылая ему крупицу тепла, бесполезного.
Только она может дать ему тот огонь. Чёрный. Ревность – это чёрный огонь, ненависть – это чёрный огонь, страсть – это чёрный огонь, она – это чёрный огонь, они – это чёрный пожар, который спалит всё и всех. И никто не выйдет отсюда прежним.
Лунный свет падает в комнату, пытается разрушить их мрак. Единственное место, где она может быть наравне с ним, без короны и прочего. Прочь, коварная.

+1

9

Kyla La Grange – Vampire Smile

Я не хочу, пожалуйста, не надо! Моргана сжала ладонями уши, в надежде на звукоизоляцию. Она не желала слышать правду, она не хотела ничего менять. Не то, что бы её устраивало нынешнее положение вещей, но она успела привыкнуть, смирится с их бесконечной враждой. Менять что-либо сейчас было слишком чревато последствиями, которые Моргана, привыкшая всё контролировать, может и не предугадать. Она привыкла, что её домыслы и выводы, основанные на субъективном мнении отдельных людей и себя, в том числе, были истиной в последней инстанции, на них же и основывалась её нелюбовь к этому магу. Зачем ворошить столь далёкое прошлое, если изменить его уже не выйдет? Моргана не знала и не хотела это делать, её устраивал выбранный курс с Эриком, жизнь в одиночестве, правление в одиночестве. Но Эмрис считал иначе.
Несмотря на ладони, голос Мерлина, вроде тихий, проникал в голову, поднимал что-то внутри, что-то, похожее на пыль веков. Мог ли быть внутри Морганы личный омут памяти, куда она убрала всё то, что когда-то было, но вспоминать об этом было слишком неприятно?  Если да, то именно его замёршее стекло сейчас бьёт Мерлин своими словами. Он вроде не говорит ничего такого важного, не делает никаких открытий для Морганы, но методично рушит что-то внутри. Девушка сжимает губы, пытается молчать, царапает сама себе руки в надежде, что физическая боль отрезвит. Не отрезвляет, она слишком к ней привыкла, что бы чувствовать. И не может молчать.
- Ты мне не доверял, - спокойно подводит она итог нелепым словам собеседника о том, почему он не сказал ей о своём даре. Она знала это, догадывалась, но всё же из его уст это звучало куда больнее, чем в её голове. Не доверял. После всего, что она сделала для него, он не смог ей доверять, только потому что она подопечная короля и близкая подруга принца. Вроде, это логично, винить не за что, но всё равно неприятно. Она не раз ослушивалась короля, иногда и ради него. Она помогла спасти Мордреда, идя против Артура, а после убедив последнего работать вместе с ними. Она... да какая уже разница. Не доверял, ну и ладно, пережила же. Но у сыворотки правды другое мнение.
- После всего, что было, ты не мог доверить мне свой секрет, думая, что я побегу сдавать тебя? После спасения Мордреда, твоей матери, тебя самого..., - Моргана запнулась, набирая в лёгкие побольше воздуха, - после открытия моей магии... ты всё ещё думал, что я побегу к королю выдавать тебя? Неужели я была настолько плохим другом, что не заслуживала доверия в таких вещах? - Это были вопросы в пустоту. Не было смысла в ответах. Не доверял, считал потенциальным предателем, думал, что отправит насмерть. Сейчас Моргана уже и не смогла бы ответить, насколько верны его предположения о ней, наверное, всё же нет, не выдала бы. Соврала бы ради друга даже на страшном суде. Даже сейчас, если бы было бы за кого врать.
Моргана выдохнула, закрывая глаза. Разговоры по душам ей явно не удавались, ровно, как и работа психологом. Не умела. Даже под сывороткой правды это мало похоже на слаженное откровение вроде того, какое пишут на страницах личного дневника с тайным желанием опубликовать это впоследствии. Скорее, какие-то рывки, потуги, выжимка правды из сопротивляющегося разума. Львица ложится рядом, кладёт морду на руку, как бы показывая, что она рядом. А у жрицы даже нет сил погладить свою спутницу. Не может подняться и уйти. Тихонько вздрагивает, когда рядом оказывается Эмрис, буквально в метре от неё. Магия поднимает голову, но снова укладывается, не видя опасности для хозяйки. А Моргана не вжимается в стену, не смотрит испугано, даже взгляд не отводит. Смотрит спокойно, без эмоций, только сглатывает, выдавая лёгкое волнение и страх. Он слишком близко для удара. Выдержит ли она ещё один?
Он защищал от неё Камелот. Да, эту часть она уже слышала. На ней держалось проклятье сна, смерть ведьмы и правда была одним из выходов, но слишком сложным как морально, так и физически. Моргауза не просто так выбрала Моргану, вернее, руководствовалась не только её желанием помочь, но и её положением в обществе. Даже если кто-то и останется не спящим, разве поднимется у него рука на Леди Моргану, милосердную, прекрасную, беззащитную? Разве может она оказаться ведьмой, это чистое создание? Нет. О её секрете знал Мерлин, а Моргана тогда даже не подозревала, какую фатальную ошибку допускает, открывая свой секрет незадачливому слуге Артура, записав его в свои друзья. Он вроде как пытался помочь ей тогда, когда она искала ответы, но всё, что она от него получила - это подсказку найти друидов, к которым он потом и привёл Артура и его рыцарей, навек удобрив почву кровью миролюбивых магов. Сейчас он оправдывается, мол, не успел, хотел помочь, но не получилось, судьба такая. Она тихо усмехается, показывая, что не верит, несмотря на сыворотку правды. Отчасти она была благодарна ему за его трусость и нерешительность, ведь иначе она бы не доверилась Моргаузе, которая научила её всему, что Моргана сейчас умеет. Не было бы убийства Утера, жажды короны, не было её самой такой, какая она сейчас была.
Сыворотка правды требовала комментариев, требовала раскрытия карт, самых потаённых мечт и сновидений, требовала таких откровений, на которые Моргана не была способна. Сыворотка топала ногами, как капризный ребёнок, требуя всё здесь и сейчас. Жрица прикусывает губу, убеждая себя в необходимости молчать, сжимает кулаки, пытаясь обрести необходимый самоконтроль. Дурман отступил, позволяя эмоциям и мыслям взять вверх.
Мерлин оказывался всё ближе, закрывая её в каком-то капкане. Она уже не смогла бежать не только потому, что её не держали ноги, но и потому, что бежать некуда. Она в его плену, и эта мысль не добавляла радости, скорее, будила какое-то желание выбраться, вдохнуть полной грудью. Или желание прижаться крепче, быть ещё ближе, раз уж убежать невозможно.
Он отвечает на все вопросы, так правдиво, что Моргана не верит. В голове появляется мысль о том, что он до неё прихода выпил противоядие и теперь разыгрывает перед ней комедию, с целью выведать реальные откровения в ответ. Девушка взяла эту мысль за основу, пытаясь с её помощью отрезвить саму себя. Не выходило. Он оказывался всё ближе, будто бы реальное воплощение дурмана, чей аромат витал в комнате, несмотря на экстренное проветривание магией Морганы. Ей было некуда отступать, некуда прятаться, его руки были на её руках. Она пыталась его оттолкнуть, поднимая онемевшую руку на уровень его груди, но не смогла вложить силы, необходимые для толчка, отчего ладонь просто прошлась по его груди, беззащитно опускаясь на пол. Слишком много откровений. Больно ли узнавать, что все её беды не были случайными, что виной тому не судьба или звёзды, а он сам, столь хладнокровно разрушающий жизнь и её? Больно. Отчасти, она думала об этом в таком ключе, убеждала себя, что он поступает так по собственной воле, а не потому, что там было надо для кого-то, как он сам убеждал её. Но всё же верила, что это случайность, наделась простить. А теперь уже не могла. Он целенаправленно разрушал её, её жизнь, её судьбу. Он лишил её всего, зная, что делает и на что идёт. Пытается прикрываться любовью, желанием стать ближе. Можно ли верить этим словам? Она верить не желала.
Он требовал ответы на свои вопросы или этого требовала сыворотка? Как бы там не было, он хотел слишком многого. Как она могла дать ответ, если сама гнала эту мысль подальше от себя, не способная ответить однозначно? Ненавидела ли? Можно ли ненавидеть часть себя, не самую лучшую, но всё же часть? Своего близнеца, единственного близкого и родного человека? Бывшего друга? Своего убийцу? Можно ли ненавидеть Мерлина?
- Я не способна тебя ненавидеть, - ответить коротко не вышло. Дурман, сделавший ранее вид, что отступил, налетел с новой силой, жрица же не ожидала повторной атаки, отчего не успела подготовиться, - мы связаны Мерлин, были связаны даже до того, как я провела тот ритуал. Как бы я хотела тебя ненавидеть..., - Моргана не замечает хватки чужой руки на своём плече, пальчиками перебегая по большому пальцу другой руки Мерлина, которую он так неразумно вложил в её ладонь, - ты отнял у меня всё, тем самым оставив только себя. Ты всё, что у меня осталось, и я не знаю, радоваться ли этому, - он требовал другого ответа, желал конкретики. Было ли в его словах признание в любви? Ждал ли он ответа, что она разделяет его чувства? Она хотела промолчать, видит Триединая, как же ей хотелось промолчать, но было что-то сильнее неё.
- Я не люблю тебя и никогда не любила, - выдохнуть. Слишком сухо. Уже не сыворотка, а сама Моргана желала пояснить, - тебе ли не знать, что любовь - это непозволительная слабость. Я уяснила это ещё в юном возрасте, пусть и не говорила об этом, - Леди Моргана никого не любила. Вернее, в детстве она любила Утера. Артура, маму, папу, некоторых слуг и охотничьих собак... Моргана любила почти весь мир, пока не начала складывать всё узнанное в одну коробочку. И не выявила одну закономерность.
Видела, что Утер часто грустит. Отец объяснял, что он скорбит по своей умершей жене, которую любил. Она видела скорбящую мать, которая потеряла мужа, скорбела сама, потеряв родителей. Смысл кого-то любить, если потом это существо умрёт, оставляя тебя одну со своим горем? Если не умрёт, то предаст. Все домашние животные Морганы умирали или сбегали, не потому что она была плохой хозяйкой, а потому что так велела их природа. Она любила Утера - тот предал её, скрыв факт собственного отцовства; любила Горлуа - тот погиб, пусть смертью храбрых, но погиб, оставляя дочь наедине с чёрным, траурным шёлком; любила мать, но та бросила её, зная, что она ведьма, оставила тирану, который уничтожит малышку, если узнает о её магии; любила Артура - тот выбрал Гвиневру; любила Гвен - та, зная о её любви к Артуру, откровенно соблазняла принца; даже Мерлина Моргана когда-то любила, пока он её не отравил; Моргауза - мертва; Агравейн? Мёртв. От Эйзузы жрица отказалось самостоятельно. Моргана научилась не привязываться к людям, помня об их смертности. Все, кого она когда-то любила, умирали. Зачем же тогда любить, если в конце будет боль, которая не окупается никакими счастливыми минутами?
- И ты не любил меня, иначе не допустил бы всего этого, - вышло как-то горьковато, будто бы ей жаль, что их история любви оказалась гнилой изначально, - уже позже, когда я узнала о твоей магии, я думала о том, как бы всё было, откройся ты мне тогда. Знаешь, совместные уроки магии, доверие, укрепление дружбы... Я бы стала женой Артура, вернула бы магию в Камелот, всё было бы правильно. Или он бы женился на Гвен, а я бы выбрала тебя. Такая дерьмовая и абсолютно бессмысленная судьба, - сыворотка не даст соврать. Моргана рождена для большего, для короны, для власти, для почёта. Могла ли она полюбить Мерлина? Вряд ли. Не позволила бы этому чувству взять верх. Что ей может дать простой слуга? Домик в Эладоре, клочок земли и свою любовь? Ей, принцессе, герцогине, привыкшей жить в замках и иметь штат слуг? Любое её платье стоило дороже его жизни. Моргана была реалисткой, не склонной к романтическим бредням из романов и стихов, в этом плане она вся в мать. Могла ли она намеренно заинтересовать Мерлина? Нет, не пыталась: несмотря ни на что, жестокость и бессердечность не было в числе черт её характера. Да, она привыкла к вниманию, привыкла, что вслед ей оборачиваются мужчины. Она, не флиртовала с Мерлином, не давала ему никаких надежд, изначально позиционировав себя как его подруга. Немного кольнуло сердце, когда он ценой своей жизни был готов спасти Гвиневру, тогда принцесса даже решила, что он любил её Гвен и, несмотря на некую ревность, причину которой она не смогла понять, начала активно помогать возлюбленным. Возможно, отчасти завидовала Гвиневре, которая может вот так легко обрести счастье. Считала его хорошим другом, зачарованно глядя в глаза. Верила. любила как друга. готова была придти на помощь. Считала  загадочным, хотела взломать этот замок, узнать, что он скрывает. Уже тогда чувствовала, что он не просто слуга, но не зацикливалась на этом. Не любила.
Но почему сейчас, когда он рядом, когда признаётся в своей странной любви, ей так тепло на душе? Не будь в её организме столько сыворотки правды, она бы с уверенностью сообщила, что это от того, что это здорово тешим самолюбие и вообще, приятно, когда узнаёшь, что есть кто-то, кто тебя любит. Но сыворотка не давала соврать даже мысленно, всё было не так просто.
- Я не люблю тебя, - снова повторить, радуясь тому, что даже под воздействием зелья она могла произнести это вслух. Значит, это было правдой, - но и не ненавижу. Ты моя судьба, Эмрис, моя погибель, моё второе я. Можно ли испытывать к тебе что-то светлое, незамутненное, без примесей и кривых отражений? - Ещё один вопрос в пустоту, ответ они оба знали и вовсе не обязательно делиться этим со старым домом. Нельзя любить, нельзя ненавидеть, нельзя чувствовать что-то ещё по отношению к другому человеку после всех противоречивых поступков, которые были в их жизнях.
- Я не выбирала эту тьму, не выбирала судьбу, не выбирала магию. Но у меня нет иного пути, кроме как идти дальше за тобой, зная, что ты ведёшь не к свету, - он привыкла к этой тьме, львица прекрасно ориентировалась во мраке, используя знаменитое кошачье зрение. Сама Моргана шла наощупь, за чьими-то шагами, иногда сжимая чью-то руку в поисках тепла или поддержки. И вот дошла до первой свечи. которая освятила её молчаливого провожающего. Мерлин. Всю жизнь она думала, что идёт за ним потому что так правильно, потому что она должна знать, где находится её враг и что делает. Сейчас она могла признать, что просто не видела для себя иной жизни, как быть на расстоянии вытянутой руки от него, приближаясь только для удара не с целью уничтожить, а с целью показать, что она всё ещё здесь, что всё ещё нуждается в нём.
Моргана поднимает голову, понимая, что её от Эмриса отделяет всего несколько сантиметров. Слишком близко, впервые так близко со времён их вражды. Жрица предпочитала жить иначе, скрываясь при первых же попытках поймать её за руку, прячась в толпе. А сейчас прятаться не куда и не зачем. Да и какая разница?
- Поцелуй меня, – это уже не она, это дурман, выжигающий её саму. Находясь рядом с ним, она вспомнила всё то, что когда-то чувствовала по отношению к нему. Помнила, как смотрела на эти губы, слушала отзывы Гвиневры, которые та перемешивала с неловким хихиканьем, сидя с миледи до той поры, пока она сама не отпустит служанку домой или же не попросит остаться с ней, полночи посвящая сплетням и глупостям, лишь бы не уснуть. Она мечтала дотронуться до этих губ, но вечно одёргивала себя, напоминая, насколько бессмысленно и нелепо это желание. Но сейчас она имела право на эту слабость, хуже уже быть не может. Добивать, так до конца, он первый вывел их битву на новый уровень.
Но она не любила Мерлина.

+1

10

Не доверял. Он никогда и никому не доверял своих настоящих секретов, себя настоящего.
Ни тем, кто называл себя «друзьями» или «приятелями», ни тем, кто относился к нему с пренебрежением, злостью, или даже ненавистью. Не мог он переступить через параноидальные барьеры, через запрет, возведённый им,  не раз подтверждающийся теми, кто окружал, кто предавал.
После всего, что было, после всего, что она сделала для него, что могла бы сделать, самоотверженная в своём свете, он не сумел преодолеть это треклятое недоверие, открыться, получить понимание.
Вместо того, он планомерно, с каким-то садистским  наслаждением, постепенно приглушал её свет своим неверием, толкая на поступки, приведшие к пропасти, такой бездонной, чёрной.
Она знала, насколько тяжело существовать магам в королевстве Камелот, она считала его другом и, конечно, попыталась бы помочь, а не побежала бы к королю или Артуру с донесением на него.
Риск быть раскрытым существовал для него всегда, при том, или ином повороте событий, всегда нашелся бы тот или та, кто выдал бы его с потрохами. И она в этом списке стояла последней… тогда. Заслуживала доверия, была настолько хорошим образцом дружеской поддержки, что и тут закрадывалась толика недоверия – мол, не бывает такого – но и она разбивалась о доказательства её благих поступков, о её умение помогать.
Рядом с ней он ощущал себя почти не параноиком. Рядом с ней он ощущал себя почти человеком, способным на чисто человеческие глупости и чувства, юношеские, нелепые, перерастающие в одержимость, во что-то неправильное,  ужасное.
И нет ему оправдания в его недоверии, в его гнили, в том, что он запустил то, что в конечном итоге погубило Артура, Моргану, пророчество… этот бесконечный список жертв его одержимости, его порочности.
Всё это отражается в его взгляде, в его молчании, в том, как он крепче сжимает плечо Морганы и смотрит – смотрит – смотрит так… не как обычно, а будто видит что-то особое в ней. Ловит эти слова, горькими привкусами отдающие, безысходностью просвечивающие,  неоспоримым  утверждением, через сыворотку правды заверенные, трескающимся звуком где-то  в нём отдающиеся.
Не любит, не ненавидит, и нечего было зариться на чувства столь сильные, человеческие. И попусту было рассчитывать на иные острые осколки правды, в него вонзающиеся, кого-то там убивающие, раздирающие, разрывающие. Существо юную леди за собой на дно тьмы утащившее, в ту, кто есть сейчас превратившее и о том не жалевшее. И связь эту он ощущал, тянулся, недоверчивым змеем обвивал.
Слабость? Он слишком хорошо познал эту грань непростого чувства, которое придумали люди, чтобы не быть одинокими и придать хоть какой-то смысл своему существованию.
Слабость, зараза, ему ли не знать? Но отчего он тогда смутно, где-то вне досягаемости, знает, что есть и другие стороны этого «великого» чувства? Сила столь мощная, что нельзя с ней не считаться, не склоняться, не признавать?
Отчего она так чужда, далека, не про него, не для него настолько, что он готов признать лишь слабость и то, что отравляет? Неправильное, изначально перевёрнутое представление о «любви», извращение, ошибки, которые всё множатся.
Безумие, которое всё растёт.
«Правильно» - это не про них. А может  только не про него?
«Правильно» это про людей настоящих, а не тех, кто только хочет ими казаться, стремиться стать, но не может.
– Ты можешь даже в это верить, – хрипло про «не любил», так хочется то же сделать самому. А то как-то отмирает часть его и тонкой коркой покрывается. Сейчас жизненно важный человеческий орган проломит его грудную клетку и шмякнется где-нибудь на пол. А он всё так же останется сидеть, пытаясь заключить её в плен своих рук. Не получится.
Он рассыплется костями, пеплом, ей под ноги. Так же должно случиться по законам счастья для неё?
Больше не показываться отражением, не вести её по мрачным коридорам, стараясь сделать их ещё чернее, чтобы не было никаких шансов на возврат.
Разорвать эту связь для неё, чтобы освободилась, чтобы увидела какой-нибудь  скрытый путь, куда ему было бы не попасть.
Тот ритуал – такая нить, которую можно перерубить лишь один раз и только с одним исходом.
Но может существуют иные варианты, способные прервать это безумие? Им ли, просуществовавшим так долго, не знать, что может случиться всякое?
– Не выбирала, – подтвердить, теряя остатки способности противостоять тёмному дурману, своей одержимости, а может и чему другому, – проделал всё за тебя. Усвоила эти уроки недоверия, тьмы, магии? Познала их, стала ведьмой, стала сильной?
Помог тебе, – говорил его взгляд, в котором отражался тот самый коридор, из которого был лишь один выход, – а теперь ты помоги мне.
Призвать своего льва, получить отзыв того, пусть частичный – магией засиял его левый глаз, правый же остался холодным, пустым, мёрт… Не способна ненавидеть, но убить что-то вполне способна.
Часть твари, существа, которое этого не ощутит, возможно. Но что-то будет потеряно. А он-то полагал, что потерялся до этого момента, до этой правды. Как же он ошибался.
Сплести свои пальцы с её, наклонившись, коснуться губ, сперва робко, прислушиваясь к ощущениям, к отзвукам магии.
Их слышит и она? Они растут, усиливаются, отдаются в ушах предупреждением, а он всё продолжает целовать. Чужую. Ничью. Так и должно. Зачем всё это разрушение и эксперимент, поставленный им или ей?
Манящая власть и величие, кто он в сравнении с ними? Всё правильно, всё верно, она молодец, выбрала то, что нужно.
Нельзя поколебать решимость такой, как она каким-то поцелуем. Нелепым, порывистым, ставшим чересчур напористым.
Он хочет что-то доказать, всё ещё хочет?
А магия разрядами проходит по коже её/его, переплетаясь замысловатыми узорами и формами, тревожно разрастающимися. Ему всё равно, что случится, если он не разожмёт своей хватки, не отстранится, не остановится.
– Ты… –  вдохнув дурмана, забыть о том, в чём хотел признаться, снова вовлекаясь в поцелуй.
Лев нервно бьёт хвостом и рычит на свечи, подкрадываясь к львице. Он пробьёт этот барьер.
Стена в которую маг упирается ладонью дрожит, как будто дом сотрясается от того, что они творят. Хотя, так и есть.
– Мне не жаль, знаешь?
Конечно, это он себе признавался, а все вокруг уже давно догадывались, что к чему. Он самый настоящий монстр.
Положить руку до того упирающуюся в стену на её горло.
– Нежная, – прошептал, показался почти обычным в свете выглянувшей луны. Всё тот же недотёпа-Мерлин, мечтающий коснуться руки благородной леди. – Но это лишь на вид. На самом деле ты такая прочная, что об тебя сломается любое оружие.
Странный блеск во взгляде, быстро исчезнувший, но она могла заметить. Тем лучше.
– Это не может не восхищать, – потрескивание магии и вылетевшие из рам стёкла. А он лишь только коснулся губами её шеи. Раз, второй… Она может ударить, она может сбежать… попытаться.
То, что происходит – дурман. То, что происходит – расщепляет его.

+1

11

Его губы были нежными, а поцелуй - робким. Это так резко констатировало с его словами, с этой хваткой на её плече, после которой, несомненно останутся синяки, что Моргана на секунду растерялась, чувствуя подвох. Магия протестует против подобного, требует вернуться на обратную дистанцию и продолжить путь так же, как и начали: вместе, но порознь, подавая признаки жизни только саркастичными насмешками или болезненными атаками, как моральными, так и физическими. Идут ли они против пророчества? Скорее всего, нет, это ведь только в современных нелепых фильмах враги забывают про прошлые обиды после пьяного секса, а потом и вовсе топят вражду в шампанском на собственной свадьбе. Это только каркас не их отношений. Что, если подобного поцелуя требует пророчество? Эмрис обязан стать её погибелью, но обязательно ли убивать физически? Опыт прошлых лет показывал, что эта задача Мерлину не по силу, а после их ритуала - вообще самоубийственна и невозможна ввиду его личных особенностей. Может, он призван разрушить её морально? Это у него получается отменно, а поцелуй - просто контрольный в голову. Но бунт магии против этого кажется ей нелепым, ведь именно сила постоянно толкала её к нему. Так что?
Не думать. Какая разница, жрица начала уставать жить по велению высших сил, которые сначала загадочно молчат, а потом винят во всех грехах. Она сама просила об этом поцелуе, хотела кое-что проверить, а теперь начинала жалеть. Слишком нежно, слишком неправильно, идущее против её идеологии. Она должна отстраниться, упереться руками ему в грудь, встать, взять сумочку и покинуть этот дом. Поменять собственное место жительства, сбежать, как она это делала всегда. Там чувства успокоятся, она забудет хоть бы часть, попросит помощи сестры, если всё будет так плохо. Но она продолжает прижиматься к нему, будто бы это её последний шанс.
Это было так не похоже на чувство, которое она испытывала с Артуром, но явно что-то родственное. Рядом с братом было светло, тепло, она чувствовала себя смертным человек, одним из толпы. Почти верила, что так будет всегда: она будет готовить ему завтрак, ходить на работу, вызывать сантехника, если потечёт кран, гулять вечерами по набережной. Потом выйдет замуж, родит детей, умрёт в окружении детей и внуков, как любой человек, обычная, ничем не примечательная, серая. И она тянулась к этой жизни, тянулась, как путник к очагу, в надежде отогреться после долгой прогулки зимой. Это было её надеждой на спасение, лишиться дара, бессмертия, быть обычной, где главная проблема - это огромные счета.
Но почему-то именно здесь она чувствовала себя на своём месте, будто бы была рождена для этого старого дома, для Мерлина, для этого безумия. Почему-то здесь она чувствовала себя комфортно и не хотела уходить. В этом мраке (они даже и не заметили, как погасли остальные свечи, что теперь они освящаются одной лишь магией) ей было тепло, будто бы именно в губах Мерлина был тот огонь, который она искала 15 веков, думая, что он находится в руках Артура. Безумие. Это было настоящим безумие, но не было ни сил, ни желания это прекращать. Это не потеря головы или контроль, это добровольная сдача в плен, будучи в почти трезвом уме.
Магия смирилась, Моргане даже казалось, что сама магия держала их теперь рядом, золотистой змейкой обвиваясь вокруг. Или это были руки Мерлина? Пентрагон не следила, полностью сконцентрированная на его лице, губах, голосе. Он только оторвался, как жрица снова привлекла его к себе, боясь, что он словами разрушит всю волшебность момента, вернёт её к реальности, напоминание о которой болезненно пульсировало где-то на границе разума. Она не желала думать, не желала объясняться, не желала говорить, когда-нибудь придётся, но не сейчас, чуть позже. Она всеми силами оттягивала момент разговора и ухода, не желая отрываться от него. Любовь это или нет, но он был ей необходим.
Его рука оказывается на её горло, заставляя замереть и распахнуть глаза. Моргана не боится, хотя знает, что ему нужно лишь сжать, что бы её убить. Его руки - это не оружие, сделанное людьми, против него у неё нет противоядия. Но именно сейчас чувствовала себя бессмертной так сильно, как никогда раньше. Будто бы смерти и не существует, а если она и есть, она не сможет проникнуть в этот дом, если он, конечно, не развалится, погребая их под своими досками. Нелепая смерть.
Он говорит о ней, о её закалке, о прочности. Мелькает ли в его взгляде гордость за своё творение, ведь именно им Моргана и была. Его личным монстром, созданием, тем, кого он сотворил сам в течение пятнадцати веков. Она была почти его ребёнком, из которого он сотворил фурию, валькирию, личную Немезиду. Понимал ли, что творил или понял лишь сейчас? Восторгается или боится?
- Мерлин..., - его имя слетает с губ вместе с выдохом, который то ли требовал продолжать, то ли молил остановиться и отпустить. Он лишь касается губами её шеи, а дом уже лишается стёкол. Она или он тому виной? Или их странный союз, запретный, невозможный по всем законам логики и судьбы? Львица недовольно ворчит, но от осколков защищает обоих, позволяя хозяйке блаженно закрыть глаза. Ей тепло, даже жарко, его смертоносная нежность кружит голову и сводит с ума. Хочется прижаться, быть ещё ближе, но она лишь находит его губа снова, целуя так, будто в последний раз. Может, так оно и есть?
Мне не жаль... БАМС! Что-то внутри разлетается от его голоса в голове, будто бы организм всё же решил донести четыре его слова ещё раз, выбрав самый беззащитный момент. Ему не жаль. Он убивал её друзей, ломал её саму, видя агонию, следил за ней, иногда даже обнимал за плечи, пока она билась в предсмертных судорогах. Он лишил её нормальной жизни, любви, дома, семьи... и ему не жаль.
Прикусить его губу, больно, до крови, но поцелуй не завершить, толкая в грудь руками, почти заставляя опуститься на пол. Хотел ли он этого сам или её боль придала сил? Помогла ли магия, которая мгновенно выпустила когти, внимательно следя за хозяйкой? Вряд ли, она не вмешивалась, когда Пентрагон оторвалась от Мерлина, сжимая обе руки на его горле, сама сидя на нём и блокируя любые попытки подняться. Она буквально вжимала его в пол, зная, что он покрыт мелкими осколками, которые поблескивали, как маленькие бриллианты в свете внезапно вспыхнувших свечей, чьё пламя поднималось выше обычного.  Знала, что сейчас сотня мелких стеклышек впивается в его кожу через майку, теряются в волосах, причиняя боль, но намеренно продолжала вжимать, почти душа. Он не умрёт, она знала это, но пострадает. Несерьёзно, но как иначе ей мстить за саму себя и за других?
- Я усвоила все твои уроки, все те, которые ты мне преподавал. Проработала все свои слабые места, став совершенным орудием для убийств. Не любящей, не страдающей, не верующей ничьим словам, - последние слова она выделила, проведя ногтём по кадыку Мерлина, - искала противоядие от всего этого, думала, что найду его в Артуре, ждала его, живя верой в собственное спасение, в искупление грехов..., - сыворотка правды требует правды, буквально выдавливая её из Морганы, - а нашла противоядие в тебе, - не ослабить хватку, не отпустить, не прижаться снова к чуть припухшим губам Эмриса. Моргана закалённая, она кремень, она способна отключать чувства силой воли. А умеет ли так Мерлин или ученица смогла превзойти учителя?
- Я знаю, что ты выпил противоядие, - она не акцентировала внимание на том запретном куске правды, ведь, в отличие от него, врать она сейчас не могла, - всё, что здесь сейчас происходит - нелепый фарс, нацеленный на меня и мои откровения. Ты хотел меня сломать, верно? - Смотри, какая я умная, не отводи взгляд, не пытайся вырваться и снова свести меня с ума поцелуем, - я гораздо сильнее, чем думал ты, гораздо прочнее, - поднять руки выше, туда, где бился пульс, заставляя Мерлина запрокинуть голову, полностью обнажая горло. Наклонится к нему, опаляя горячим дыханием кожу шеи и уха, - ты отучил меня любить, зато научил мстить. Хочешь, покажу, какая я способная ученица?

Отредактировано Morgana Pendragon (20-10-2013 12:51:59)

+1

12

Ставший жестким поцелуй, привкус крови на губах, ощущение её рук, даже через футболку прожигающих.
Продолжай, - частично поддавшись напору, частично уступив, опускаться на пол, - не нужно то что было «до» и то что будет «после», не прерывай этого, не разбирай, то что…
Но нет, она слишком умна, чтобы следовать порывам глупых часто сменяющихся желаний. И до неё не могла не дойти та, посланная им через правдивые фразы боль того, что он сделал. Что продолжает делать, ощущая себя, подобно пойманной на крючок рыбе, когда она оказывается над ним, когда её пальцы, такие ласковые под его собственными ещё совсем недавно, вжимаются в горло. Когда осколки от вылетевших стёкол дают о себе знать, причём все сразу, садня под кожей, норовя пролезть дальше, распарывая её. Липкая кровь по лицу, тонкими струйками стекает вниз.
Неприметные порезы, расширяющиеся под её намеренной тяжестью. А его магия, золотистый лев, казалось бы, не заметил этих перемен, держась на расстоянии, будто это его вовсе не занимало.
Сам довёл до этого, сам и разбирайся, если сможешь. И всё же как впиваются в голову эти долбанные стёклышки, мучительно, мешаясь с и без того бредовыми помыслами.
Её руки сжимаются всё сильнее, а он и не думает обороняться. Сколько времени потребуется, чтобы задушить взрослого мужчину, человека? Много. А сколько нужно для того, чтобы проделать то же самое с нечеловеком?..
Её слова – это крупицы стекла, это стрелы, это раскалённый воск от одной из свечей, что капает сейчас совсем рядом с ним; вот-вот начнёт капать на него. Не верит никому, ничему и поступает правильней всего.
– Артур, – он слизывает с верхней губы очередную порцию крови. Какой-то странной, не привычной на вкус.
Тёмной, почти чёрной.
– Его стоило ждать, да? Он такой доблестный, храбрый, великий. Способный принести тебе искупление, вновь дать то, что отобрал я...  – говорить, когда горло сжимают её руки, становится всё тяжелее, он прерывается, смотрит в выбитое окно, на старое сухое дерево, на почти выпутавшуюся из его ветвей полную луну.
Артур бы даже понял это безумие, их общее, явись он сюда, прознай про это. Он же такой… Артур. Возможно. Или Мерлин жестоко ошибается. Он слишком часто ошибается, скользит по краю пропасти, но упасть не может, не прихватив кого-то за собой. Такой вот финт морским узлом.
Разрубит может кто? Посмеет разгневать?
– Все ли? – посмотреть в её глаза, будто бы выискивая в них те самые «слабые места», которых нет.
– Схватываешь всё с поразительной быстротой, –  и всё же попытаться поднять к ней руку, не для того чтобы коснуться – это чересчур недозволительная поблажка – а для того, чтобы проверить, в состоянии ли он всё ещё шевелиться, видя себя искаженного в пустоте её взгляда. Или видя там кого-то другого.
Так странно в подобной ситуации растягивать губы в подобии улыбки болезненной, прикрывая глаза, ощущая вновь жжение от всех этих стёкол и «хрясь», такое отчётливое. Триединая забери его обратно, туда, откуда был создан – он не хочет, не желает больше этих откровений.
Фарс, она считает это фарсом, подстроенным, циничным. Может он впервые решил открыться так нелепо, прекрасно зная, с кем идёт на откровения, а его обвиняют во лжи. Снова. И снова. И снова. Хочется заорать банальное «ааа!», но из-за рук сжимающих горло, вырывается непонятный звук, на который и лев и львица поворачиваются и смотрят с укоризной? Может, он выругался как-то на их языке?
– Я. Не. Пил. Противоядие. – Раздельно, чётко, тихо, без лжи, не отводя взгляда. Ну, она всё равно высмеет это. Пройдёт по осколкам чувств. Выжжет то, что ещё уцелело. Такая дикая, потерянная, усовершенствованная.
– Кто кого ломает? – не удержавшись задать ей этот вопрос.
– Нелепость, всё, что здесь происходит. Для тебя. Для меня же пытка правдой, Моргана.
Не верь, не теряйся, продолжай доказывать свою прочность.  Давай же, милая, покажи мне. Покажи им всем.
Гордость. Она – скульптура, которую он лепил из глины своими руками. Брал за основу прекрасную леди, принцессу, такую, которую хочется защищать, носить на руках. Правда ему и теперь хочется… особенно второго пункта.
Принцессу, которой был предназначен прекрасный принц, корона, обожание народа. Так вот, он брал её за основу и покрывал глиной, особой, магической, смешанной с ложью, предательством, лишениями. Он создавал ведьму, идеальную, сильную.
Он создавал подобие себя, чтобы видеть его в этом взгляде, ощущать кого-то близко-близко...
Вот как теперь, когда она опаляет его собой, – сильнее… как и хотелось.
Лев рыкнул и вышел во двор. Такой непонятный, оставивший Мерлина наедине с его разрывающими ощущениями, наедине с ней.
Но маг всё ещё ощущал его – так может магия готовится к чему-то ужасному, опасному? Их общая магия?
Зачем она так близко, зачем он вслушивается в каждое слово и всё ещё не пытается ни переменить своё положение, ни коснуться её, ни толком возразить?
– Разве отучил? – воск капнул на его щеку, смешался с кровью. Но этот ожог ничтожен по сравнению с теми, что оставляет она.
– Зря ты так… близко, – золотистый свет магии за окнами куда-то устремляется. Его лев, кажется, в ярости. Может от того, что не будет со львицей? Если есть в этом районе люди, пусть уходят, пусть не ступают за периметр беснующейся магии.
– Месть – пустота, пустота – месть… они ничто, они ни о чём. И ты поймёшь это, Моргана… – её дыхание по его коже, ррр, - ею бьют прежде всего себя. Но не понимают этого… ты не такая.
Ты, - прекрати, оставь это, не распаляй пламя, - способна понять.
Ему трудно, но пальцы всё ж проходятся по её одежде, вскользь, незаметно, неощутимо для многих, но Мерлину достаточно.
– Ты… способная ученица. – Ему невыносимо даже вскользь смотреть на неё, но выбора не остаётся. – И доказательств не нужно.
–Ты растерзала. Сравнялась. Перегнала. Знаешь это? Вижу тебя, чувствую и нет пытки хуже.
Застывший взгляд, пауза, – и да, хочу знать, насколько ты способная, но не в этом. А в чём?
Чего он вообще добился? Стало лишь путанее. Отогрейся у костра, хоть на миг забудь о мести, тьме, предназначении, но нет. Моргана способная, сильная, отточенная временем. Что ей до терзаний того, кто заслуживает лишь презрения и погибели?
У которого не осталось ничего, кроме этого тёмного откровения, которое она не принимает за правду. И он ничем не докажет своих в коем то разе не лживых намерений. Только взглядом. Только жестом. Только через ту связь, что есть между ними, что обходит и месть, и ненависть и прочие барьеры.

+1

13

- Предатель, - руки непроизвольно усиливают хватку, в надежде скрыть дрожь в пальцах. Голос звучит на удивление спокойно, прерывая хвалебную оду её брату. Моргана ещё не научилась нормально реагировать на Артура, слишком мало времени прошло, но она сможет. Жила же до него, сможет жить и после. Научится, не ребёнок, что бы хвататься за него как за соломинку. Выдержать взгляд Мерлина, сжать зубы, но выдержать, не отвести взгляда, не съежится, не дрогнуть. Она сможет. Он сам всё это начал, выбрав её своей жертвой, не зная, что творит. Она не жертва, она не будет послушно ждать смерти, она будет кусаться и царапаться до последнего. Нет такой точки давления на неё, что бы она сдалась. Когда-то использовали Эйзузу для того, что бы сделать её послушной, Пентрагон сделала свои выводы из этой ошибки, больше её не повторит. Умная или просто уставшая.
- У меня было 15 веков практики, - ядовито, с улыбкой. 15 веков выживания, не жизни, нельзя назвать бесконечный побег от самой себя жизнью. Да, она выбирала максимально удобные места для проживания, пытаясь окружить себя физическим комфортом, в надежде заглушить щемящее чувство в душе. Это сложно. Ни солнце, ни золотые века, ни бархат, ни шелка, ничего не способно окупить бесконечные придумывания "историй из жизни", зазубривания имён, что бы отзываться на "своё имя", внушения, после которого болит голова. Не окупит бессонницу, кошмары, безумное вглядывание в лица прохожих в надежде на противоядие, спрятанное в лице одного из них. Артур. Именно в брате было решено искать панацею, ведь только его  возвращение обещали свыше, никто более не должен был вернуться. Но вернулись, не способные дать ей утешения, лишь разбреживая старые раны, которые так и не затянулись до конца, своими мыслями, воспоминаниями, образами прошлого. Были моменты, когда хотелось просто выть, спрятаться, уйти под воду в надежде не всплыть. Но всплывала. Всегда. Наступал день, становилось проще, появлялась надежда.
И только сейчас Моргана поняла, что искала лекарство совсем не там. Всё это время спасение было рядом, холодно взирая на её страдания. Что бы сделать противоядие от укуса змеи, нужен яд именно этой змеи. Не действует ли этот закон и здесь? Неужели отстроить её способен только маг, который разрушил? Может, только с ним она будет живой, настоящей? С ним не надо прятаться, притворятся обычной или же, наоборот, необычной. С ним... ты испытаешь слишком много боли. Добивай и уходи, оставь это нытье другим.
Он не пил противоядия. Резко выдохнуть, слишком резко. От удивления ослабить хватку достаточно, что бы он мог вырваться. Но он не вырывается, не сбрасывает оковы. И не врёт. Моргана чувствует это, как чувствуют вопиющую ложь дикие звери. Сейчас он не врёт. Могла ли сыворотка на него не подействовать? Бывает ли от неё иммунитет?
- Соври мне! - Жёстко проговорила она, возвращая руки на место. Пожалуйста, соври, скажи, что это была ложь, что всё это не правда. Пожалуйста! Это должна быть ложь. Не важно как, но он смог соврать, - ты не можешь меня любить, - почему? Почему, Моргана? Неужели так сложно полюбить тебя? Она принимала как должное любовь и восхищение на протяжении всей своей жизни, прекрасно осознавая, что красива той красотой, которая никогда не обесценится в мире. Но почему-то любовь именно этого существа поражала своей неправильностью. Он не мог её любить, это было абсурдно и невозможно. Он мог любить Гвиневру, Артура... даже Гаюса, но не её. Он знает её настоящую, ту, которую любить опасно. Она была уверена в этом и молила, что бы Эмрис не разрушил эту уверенность. Потому что после неё уже ничего нет.
Он повторяет про пытку правдой, то ли говоря правду, то ли решая играть свою роль до конца. Моргана мечтает, что бы правдой оказалось второе, но что-то подсказывает, что она ошибается. Есть только один способ проверить, ведь только себе доверяет Жрица. Золотистый всполох магии в глазах, мысленный приказ львице и та исчезает в доме. Лев явно не одобряет её идею, покидает дом, понимая, что не сможет остановить или не желая ссорится с львицей. Может, в отличие от Мерлина, его магия любит её по-настоящему, не желая причинять боль?
- Как вовремя ты заметил, какая я... 15 веков наблюдал и наконец заметил, - всё, что у неё осталось сейчас - это язвительный сарказм. Сыворотка потихоньку отпускает, всё ещё не позволяя лгать, но давая больше пространства для манёвра. Уколоть побольнее, вывести из себя, заставить действовать хоть как-то, не продолжая лежать кульком мяса под неё, имитируя жертвенность и святую невинность. Если она что-то в нём и ненавидела, то это спокойствие, которое он демонстрировал при каждой их встрече. Эту ненависть можно отнести к зависти: Моргане как раз не хватало спокойствия и гармонии внутри себя. В такие моменты ей хотелось его ударить, обидеть, причинить боль, хоть как-то провоцировать, вывести из себя, но получалось лишь терять равновесие самой.
Моргана не отвечает на его высказывания о мести, зачем повторятся? Он прекрасно знает, что месть - это всё, что у неё есть, её единственная цель в жизни, которой она живёт. Отомстить за себя и за дорогих людей, потом можно и умереть, если её бессмертную душу способен принять легендарный Авалон. Он говорит, что видит её, чувствую, но Моргана прекрасно знала. что это не так: ритуал позволяет чувствовать связанного с тобой человека исключительно периферийно, нельзя отличить его чувства от своих. Она могла это исправить.
- Я помогу тебе почувствовать меня, - львица вернулась, неся в пасти острый осколок стекла, умещающийся в ладонь. За ним она и была послана. Ласково погладив свои магию по морде, Моргана отпустила горло Эмриса, позволяя одной ладони спустится до ключицы, а в другую взяла осколок, рассматривая его на свет. Чистый, удивительно чистый для этого старого дома и двух лживых магов, что нашли в нём приют. Резко провести острым углом по коже мага над ключицей, где так явственно бился пульс, протыкая кожу, делая надрез. Неглубокий, но длинный. Поднять стекло, снова разглядывая его на свет, когда оно уже лишилось своей чистоты, вкусив тёмно-красной крови Мерлина. Магия отвернулась, показывая, что не фанат игр своей хозяйки, но Моргана даже не обратила на это внимание, проводя тем же острым краем по своей ладони, чуть морщась от боли. Кровь была того же цвета, что и у Мерлина. Как у нормальный людей или как раз наоборот?
- Ты можешь мне помочь, - его не спрашивали. Теперь уже не руки Морганы, а её магия оставляла его на месте. Она же приложила отравленную ладонь к его ключице так, что их раны соприкасались. Он должен был узнать этот ритуал, должен был помнить. Тогда, когда она их связала, всё было так же: была кровь, а мага так же не спрашивали. Только сейчас заклинание, которое она читала, используя магию их обоих, было иным. Связывала не жизни, а эмоции, мысли, чувства. Хорошо, что эффект у этого ритуала был временный, так как на полную его версию у неё не было ни сил, ни нужных знаний, ни определённых предметов. Ей и не нужна с ним вечная связь, ей нужен час, что бы понять его и себя. Они не могут выразить правду словами, не умеют, боятся. Тогда пусть будет так.
Жрица чувствовала, что делает ошибку, огромную ошибку. Пока есть эти недомолвки и домыслы, она может жить так, как жила. Когда всё будет так же кристальной чисто как то стёклышко, что уже было выброшено на пол за ненадобностью, пути назад просто не будет. Чувствовал ли это Мерлин? Он мог это всё остановить, просто отозвать свою магию, оставив Моргану ни с чем. Но не стал.
Глаза горят золотистым огнём магии, завершая ритуал. Слишком много сил потрачено на всё это. Моргана не учла этого. Честно говоря, она не собиралась использовать подобный приём сейчас, тем более, на Мерлине, но он не оставил ей выбора. Она обессилено опускается рядом с ним, игнорируя осколки и пыль. Устало выдыхает и закрывает глаза.
- Ты... чувствуешь? - Скажи, что ритуал не сработал, встань и уходи, пожалуйста, скажи мне это.

+1

14

Предатель – как же это определение подходит к нему теперешнему. Предал всё, всех кто был, этому месту, этой правде, к которой он уже успел привыкнуть, как и к неотъемлемому уже осколку чего-то неопознанного внутри, связанного с ней.
Предатель – приговором, перечёркнутым всем, он знал, на что шел, позвав её на эту встречу.
Всё перевернулось за каких-то… вот, он даже определить не может, сколько времени длился этот престранный диалог двоих, как оказалось, не врагов, но луна цепляется за ветки лишь краем, скорее всего, скоро высвободится. В отличие от него.
Он-то увязает в этом всё больше, находя  удовлетворение в их  близости, хоть такой.
Пятнадцать веков, следуя за, сражаясь, пытаясь не углубляться в чувства, закрываясь от всех и в первую очередь от себя самого, он стремился к близости. Любой.
Артур всегда был и будет его другом, тем, за кого Эмрис сражался, чью судьбу направлял, или по крайней мере старался.
Ужасно. Криво. Предательски. Она требует, чтобы он соврал?
Сложновато будет в создавшейся ситуации, но он попробует. Хоть немного. Она же почти убедила себя в том, что он лжет, постоянно. А вот магия  Морганы считает иначе, их связь считает иначе, хоть в такой доле он ощущает поддержку. 
– Я врал, как ты и говорила,  – тихо, блекло, стараясь не считаться с тем, что превращает слова лжи во что-то непреодолимое, будто запихивающее их обратно. Они неестественны, их сразу вычисляешь. И даже не удастся соврать, что эта ложь – правда. Тем более ей.
– Не испытываю к тебе ничего, кроме… кроме… как же это чувство называется, а?
Он будто и вправду забыл все слова, которыми с такой лёгкостью колол её раньше. Накачивал дурманом тьмы, лжи, псевдо-ненависти. А теперь не мог. Теперь наружу лезла правда напополам с буйным помешательством. А его магия продолжала находиться снаружи, будто невзначай так прогуливаясь. Он мог бы её призвать, уйти отсюда, не затрагивать этой ужасно сложной темы более, но… не хотел.
Вот так покорно ждал чего-то непонятного, не разбивающего на части, как  предполагалось ранее, а будто бы собирающего заново.
Наблюдал, но кто может ручаться, что знает другого по-настоящему? Ему бы хотелось посмотреть на такого человека.
Он лежал неподвижно, стараясь собрать свои мысли в кучу. Не получалось, поскольку постоянно соскальзывал на неё, наблюдал за действиями, взвешивал слова.
Поможет, она сделает это. Почувствовать её, кто б знал, как ему хочется почувствовать её изнутри.
Он готов, хотя его согласие или несогласие ей неинтересно.
– Делай это,  – шепнуть едва слышно.  Острый осколок, кровавый ритуал, её магия рядом, а вот его лев всё дальше и дальше. Тёмная кровь его/её, и в этом они похожи. Без разницы, что дёргает порезы и что лунная полоска света проходит по ним, как раз когда она опускается рядом.  Посмотреть на пальцы её рук, коснуться их своими, испачканными слишком тёмной кровью.
Прикрыть глаза, ощущая что-то стороннее внутри – её эмоции, боль, страх, силу, ненависть и мысли-мысли, разрозненными обрывками. Моргане четыре года, пять лет, семь… это чересчур быстро, как в калейдоскопе.
– Чувствую,  – сжать её пальцы сильнее, позволяя сторонним чувствам пробегать внутри. – А ты? – задать вопрос, который хотелось задать очень давно, но не смел. Да и повода не было.

Чувствуй меня, чувствуй мою ложь и ту правду, что сказал недавно. Чувствуй так, как никто не чувствовал. Это невозможно описать словами. Это можно лишь ощутить. Сердце колотится об ребра, и токи бьют изнутри, пульсируют мысли, о тебе светлой и тёмной.
О нас, о странной одержимости тобой, односторонней.
Знаешь, как это случается у многих? Восхищенные взгляды, турниры за твоё внимание, такая красота, аристократичная, внешняя. Знала всё это? Забудь в отношении того, что испытываю оболочка не главное. Всё проходящее, неважное, стороннее.
Твоё внутренне, твой стержень, твои сперва поступки на благо Камелота, после закалка, умение принимать решения и отвага, пусть даже неправильные, злые, в общем понимании – вот что важно. Та часть тебя, что бьётся в этом теле. Та ты, что немногим открывалась. Та, к кому стремится часть меня, что обитает в сердце.
Всегда стремилась, но по дороге окрасилась в тёмное, убийственное. Ощущай это. Биться в замкнутости одиночества, окруженный неприятелями, всегда.
Непонимание – как много в этом слове. Одиночество, твоё разрывает так, что невозможно передать. Поиск поддержки и всюду непонимание, неверие никому. Это так знакомо, но у тебя приобретённое из-за меня.

– Это… непередаваемо.
То, что разворачивает буквально всё. Они всего лишь нуждались в понимании и искали тепла… но вот что получили в итоге.
– Теперь тебе проще? – обращаться к ней, но смотреть на полную луну.

+1

15

Говорят, телепаты сумасшедшие. Слышать сотню голосов в голове, которые вечно говорят о своём, как тут не сойти с ума. Говорят, эмпаты тоже сходят с ума гораздо раньше. чем учатся отделять свои эмоции от чужих. Люди, больные шизофренией - самые опасные. Чувствовать других людей опасно, это приводит к суициду.
Этот ритуал должен был свести с ума.
Слышать мысли другого человека, чувствовать его чувства, помнить то, что помнит он... когда в собственном мире не получается разобраться, как можно опускаться в чужой? Но Моргана опустилась. И сейчас почти впервые чувствовала себя целой. Она не искала его, не думала о нём, не желала видеть. Отворачивалась от взгляда, отталкивала, перебивала, ожидая лишь Артура. Это было правильно, ведь именно король Камелота знает её настоящей, они вместе выросли, вместе повзрослели... в конце концов, он его сестра, должна же быть между ними кровная связь, которая позволяет чувствовать человека, как часть себя. Но сейчас, спустя столько веков, в этом древнем доме, который непременно развалится к рассвету, ей открылась иная истина. Артур её не знал, вернее, знал, но не её. Ему была нужна та девочка, которая пряталась от монстра в его покоях, а не монстр, от которого она бежала. Он помнит её человеком, подопечной короля, которая махала мечом, помогала людям и любила платья. Вот такая простая, без второго дна и двусмысленности. Ему не понять, что той девочки никогда не было, она была лишь ширма из снотворных и зелий, к которой он привык,  какой родственной связи может идти речь, если он боится даже увидеть её, боится её силы, её помыслов.
Мерлин всегда был рядом, кто может знать её лучше, чем он? Кого она знает лучше, чем его? У них позади целая история, далекая от романов, но всё же своя. Им есть что вспомнить, если о чём поговорить. Они оба нелюди, те, кому нет места среди простых людей. Они не выбирали эту судьбу, не выбирали магию или бессмертие. Так вышло, у них не было выбора. Слишком похожи, что бы быть порознь. но и слишком похожи. что бы быть вместе. Тупик.
Тихо выдохнуть, чувствуя чужое прикосновение, ладонь болезненно пульсировала, а магия всё пыталась залечить её раны, от которых Жрица отмахивалась, не сейчас, не до этого его. Моргана сейчас вообще не уверена была, есть ли такое понимание, как "она" или её личность растворилась внутри Мерлина. образовав болезненное они. Его мысли, чувства, воспоминания... казалось, что он сам полностью утопил её в себе, что бы она вынырнула другой, смотрящей на мир иначе. Он столько времени строил её, обжигал ненавистью, страхом, болью, что бы сейчас разбить, в надежде, что внутри этой куколки выросла бабочка. А что, если бабочки нет, если куколка пуста и сейчас он получит лишь осколки, родственные теми, которые впиваются в их кожу, вызывая странное щекочущее чувство?
Он чувствует. Её боль, её пустота, её болезненное восприятие мира, детские травмы, личные трагедии, лёгкое сумасшествие, что накрывает по ночам - теперь это всё она разделила с ним. От одной мысли стало как-то легче. Она не одна, пусть всего на несколько часов, но она не одна. Моргана заслужила эту передышку, как и сам Мерлин.
- Чувствую, - сжать его руку в ответ, чувствуя, как пальцы покрываются чем-то липким. Львица раздувает ноздри, чуя запах крови, но отходит, чувствуя, что сейчас не нужна своей хозяйке.
Его боль переплетается с её болью, будто бы дополняя её. Чувство одиночества, безысходности, какого-то долга, который держит в своих стальных оковах до сих пор. Хочется выбраться, сорвать оковы, но не выходит, будто бы это невозможно. Моргане знакомо это чувство, она понимает его. Знает, каково это - идти по пути, который выбирали другие. Им всё равно, они лишь указали направление и пожелали удачи, а ты пробирайся сквозь эти дебри, спотыкайся на каждом шаге, отражай удары, не смей останавливаться, ускоряй шаг, надейся на что-то, чего никогда не будет. Приди на конечную точку и пойми, что пошёл не туда, что результат не такой, каким тебе обещали, что всё твои подвиги были напрасны, что люди не оценили твои великие мысли и благородные помыслы, окрасив чёрной краской, красным выбивая твоё имя в книгах. Бегай, книги, доказывая пустоте, что желал добра, хотел иного, думал, что поступал правильно, всем плевать, им кажется, что они знают тебя и твои планы.
Они не дают тебе второго шанса.

Он думает, что ей легко. Такой спокойный, пока она едва ли не бьётся в агонии, оглушенная чужими чувствами. Как объяснить ему, что гораздо проще было бы проигнорировать его звонок сегодня, не придти сюда и не делать всего этого, жить так, как жила ранее, неужели он этого не понимает?
- Нет, - сыворотка правды всё ещё не даёт врать, а трансляция её мыслей и чувств прямо в него не помогает делу, - почему ты не сказал раньше? почему именно сейчас? - зачем ты всё так усложнил? Сейчас, когда долг зовёт тебя к Артуру, а я уже запустила бесповоротный механизм его убийства? Когда уже поздно что-то менять, когда некуда сворачивать и невозможно забыть. Что ты делаешь со мной, почти не касаясь? Я так привыкла к твоей лжи, что сейчас умираю в море этой правды, задыхаюсь без привычной ненависти и отрицания. Почему?!
Чужая ложь во благо, есть долг, который выше любых человеческих привязанностей. Вспышка симпатии к Гвен, легкая такая, почти незаметная, быстро сменившая дружбой и восхищением. Артур, друг, брат, великий король. Гордость, ведь он тоже отчасти творение Мерлина. Разочарование, ужасное разочарование после его смерти, боль от потери друга, вековые ожидания. Предательство. Странный ворох запутанных чувств к девушке в красном платье, той самой, испуганной, самоотверженной, сумасбродной, какое-то садистское наслаждение от вида Артура и Гвен, от той боли, которая поселилась в глазах той самой девочки. Страх за себя, за магию, за Артура. Кошмары, чем-то похожие на Морганины. Смерть, кровь, боль. Мольбы о прощении в тихих соборах, домах разных религий в надежде, что хоть где-то есть бог, который услышит и простит, ведь в своём боге он давно разочаровался. Но в ответ тишина, в её глазах ненависть и страх, эмоции, пробуждающие гордость и странную боль. Всегда узнавать её под любыми иллюзиями, с разными причёсками, в разных костюмах, под разными именами. Иногда даже не нужно её видеть, что бы понять, что это она. И ни разу не ошибиться.
Моргана сильнее сжимает его руку, почти до боли, сжимает губы в тонкую линию, что бы не выдать своих эмоций, не всхлипнуть, не застонать. Глаза всё ещё закрыты, будто бы лунный свет мог помешать ей опускаться на дно его мыслей, погружаясь всё дальше. Резко достигнуть дна, оттолкнутся и быстро поплыть вверх, уже не успевая за картинками, часть из которых она узнавала.
Сегодняшний день, какой-то сумбур, звонок, кража мотоцикла, выбор этого дома. Сыворотка правды, дурман, опять она. Короткая перепалка, головокружение и правда, правда, правда. Поцелуй, такой долгожданный, лёгкий, что-то ломающий внутри, с хрустом. с болью, но это необходимо. боль, желание. понимание недолговечности подобного, но полное отрицание этого. гордость, боль, снова правда. ритуал.
- Мерлин..., - с каким-то придыханием. Моргана открыла глаза, щурясь от яркого света свечей, от которого уже успела отвыкнуть. Жрица отпустила его руку, с трудом садясь, упираясь ладонью в пол, игнорируя боль от пореза. Магия снова пыталась вылечить, но снова получила отбой. Моргане было всё равно на свои порезы, она как-то по-новому смотрела на своего старого врага, единственного, кого ненавидела не по собственному желанию, а по велению судьбы и пророчеств. Разве могла она знать, какие эмоции бушуют внутри её сдержанного оппонентка, какие чувства доступны ему, безэмоциональному на вид. Могла ли она подумать, что его ненависть - это лишь неумение проявлять свою любовь? нет, никогда не думала о нём в таком ключе. Придумывала тысячи объяснений его чувствам, но никогда не думала, что второе дно настолько глубокое. И не думала, что сможет найти внутри себя нечто подобное, родственное. Они связаны, всегда были, самой судьбой. Не так, как она с Мордредом, не как союзники, но как две половинки одного целого. Свет и тьма, ненависть и любовь. Но "ненависть" ассоциирует не Моргана, а Мерлин. Дракон этого не учёл.
- Я могу научить тебя любить, - Моргана боится произнести это вслух, да и не нужно это, если он способен читать её мысли так же, как и свои собственные. Лёгкое касание пальцев по его щеке, стирая кровь с лица Мерлина, почти нежно, если бы не маленькие осколки стекла, что прилипли к ладони, но причинявшие боль про касании, если бы её рука не была же такой же отравленной, что попытка стареть кровавый след с его лица изначально была провальной.
Она сможет ему помочь. Он научил её ненавидеть, может ли она вернуть ему долг, научив испытывать что-то иное? Может, не любовь, не то чувство, которое ассоциируется у людей с любовью, что-то иное, доступное лишь им.

+1

16

Невозможное стремление преломить долг, невозможная она, невозможные они… то, что происходит не похоже ни на что.
То, что доводится испытывать – преткновение кардинально-разных чувств и ощущений, способных уничтожить, растереть в порошок изнутри за крайне короткий срок. Большинство бы не выдержало, большинство бы сломалось, навсегда утратило способность существовать нормально. Разве что в помещении с мягкими стенами, если таковые будут предоставлены. Но лучше сразу избавить несчастных от мучений – это будет даже благородно.
Большинство, люди, но они не являются таковыми, теперь это ощущается по-особому остро.
Кто бы ещё мог выдержать подобное? Проносятся чьи-то лица, знакомые и не очень: Нимуэ. Мордред. Мутант. Не каждый, но одарённый вполне.
Они бы не подпустили подобную опасность близко, отгородились от неё скорее всего, а не наоборот.
Её мысли в нём, её вопросы, её понимание того, что испытывал маг, того, что  сдерживал, чего не дозволяли оковы долга, натёршие до костей, протёршие и их.
Невозможно сбросить, невозможно не считаться с ними… и снова они вернулись к этой роковой невозможности. Стремление помочь Артуру идти по предначертанной дороге, продиктовано не столько этим долгом, но и дружеским участием, тем что люди подразумевают под ним, действительной убеждённостью в том, что Артур должен стать великим и справедливым королём.
Она знает и о его поступках, ради величия Артура, и о его тоске по утерянному другу, которого необходимо ожидать неимоверно долгий срок, а после вести дальше.
Знает она и о разочаровании, что постигло мага, после того, как все его поступки оказались тщетными и, более того, совсем не благородными.
Она знает, каково это, когда тебя окунают в грязь и судят, судят жестоко, не давая вторых шансов, вешая  ярлык «твари», а может и кого похуже…
И каждый желает тебе подохнуть, не мозолить взгляд своим гнусным пребыванием в поле зрения, не раздражать своими жалкими попытками что-то там доказать. Они ужасны, они не стоят их внимания эти попытки.
Лучше сделать одолжение врагам, перестать приписывать себе крупицы оправданности и тем более героизма, прекратить твердить о своей запутанности и желательно убрать из взгляда эту затаённую боль, всё равно никто в это не поверит.
Лучше  доставь им удовольствие полюбоваться на твои мучения, а потом сдохни, тогда всем будет хорошо и они смогут существовать дальше, без ненависти. Теперь она знает и это, а Мерлин в свою очередь чувствует лёгкую нежность того, что связывает её и Артура. Это то, что недоступно ему, что-то согревающее, очень ласковое, человеческое, чуждое ему. Они прекрасны. И не существует для них этой путаницы, и тьма отдаляется, и монстры боятся его/её, по разным причинам, но всё же.
Продолжая чувствовать её, он с какой-то жадностью вбирает в себя боль и одиночество, так схожие с его.
Больше. Ощутимее. До предела… это самая кошмарная и вместе с тем самая желанная пытка за всё его существование.
Никто не услышал и не простил. – Мысленно ей, понимая, что она дошла до этих, затаённых уголков его помыслом, где маг старался цепляться хоть за что-то, в надежде получить прощение, понимание, отпущение одержимости. – Никто. Может это знак, что там, за пределами этого, для меня не будет ничего?
Долг, долг, долг, - и снова повторением, - он зовёт всегда… - попытаться выдернуть из щеки осколок. Слишком застрял.
– Мы с тобой дошли до края пропасти, Моргана… настал момент делать шаг вперёд, или пятиться назад…
Он этому от Килгарры научился, путанным объяснениям поступков? Но это была одна из основных причин, почему именно теперь.
Дальше тянуть некуда. А ещё не хотел больше лгать  именно тебе. Ты должна была узнать это до того, как… случится что-то непоправимое. Я не хотел, причинять тебе боль, тем более такую. Не хотел усложнять, а напротив, стремился к упрощению. Не хотел… но снова что-то сделал не так, исказил, перепутал, перевернул.
Такая дикая правда, что не хочется верить. Отправить всё и всех на второй план, чтобы поддаться  короткому моменту сумасшествия, исполнить то, что желалось, пока всё вокруг уничтожается.
Сдержанность. Это сложно, когда внутри пробуждаются вулканы и лава опаляет. Тем, кто несдержан и может позволить себе выпустить ярость или что-то подобное наружу, легче во многом. Это не копится внутри, не разжигает  чем-то мерзким, не оседает пеплом, не отравляет помыслы ядом, не приводит к пропасти, как это случилось… с нами.
Он смотрит на неё полупустым взглядом, на дне которого пробуждается желание.
Желание научиться и не мучиться больше так. Он знает, что это лишь кратковременно, что всё исчезнет, когда погаснет этот лунный свет, а на месте трухлявого дома найдут выжженный пустырь.
Он знает, что отойти от края пропасти не получится, что механизм  запущен, что пророчество ждёт…
А не пошло бы оно! - Яростная мысль передавшаяся  и ей. Недопустимая мысль. Но ему всё равно.
Хоть ненадолго забыться, исчезнуть от всех, впустить в эту пустоту чувство, которое не развалится, которое адаптируется под него не искажаясь до того низменного, как это случалось.
Он ощущает её пальцы на своей щеке и тщетность попыток стереть кровь.  Как и должно. 
Научи… пока не вышел этот наш… шанс.
Попытаться приподняться, чтобы быть ближе к ней, насколько это вообще возможно, но боль в теле позволяет это лишь ненамного. Его магия наблюдает за этой прелюдией… вот только чего?
Не вмешивается, хотя лев стоит в проёме двери, подобно статуе. Если бы можно было задержать время, погрузив всё во тьму, он бы сделал это.
Запомню тебя такой. Все черты. Движения. Жесты. Мельчайшие подробности. Тебя. Такой. Здесь.
Тихо. Очень. Слышен треск старых досок под ним. Может, они провалятся куда-нибудь в другое измерение?
Какая чушь. Но хочется, чтобы она сбылась.
Когда-нибудь мы разлетимся, потеряемся и перестанем существовать для всех.

+1

17

Долг, долг, долг... Набатом в голове, его это мысль или её? Или попытка магии вразумить своих владельцев? Какая, к чёрту, любовь, какой союз, какая жизнь, нагло сворованная с экранов кинотеатров? Опомнитесь! Долг. Да, у них у обоих есть свои долги. Он должен привести  к власти Артура, человека, которому чужда магия и чужд этот мир, защищать его, спасать, делать всё для него. Можно ли это считать оправданием прошлому? У неё тоже есть долг, обещания, клятвы. Она верна магии. Триединой богини, которой в современном мире почти нет. Она должна это вернуть, но как это сделать, если на троне люди, считающих магия милой сказкой? Только есть сесть на трон самой. У неё так же нет выбора, кроме как продолжать воплощать свои идеи в жизнь, делать то, что давно уже должна была сделать. Она верховная жрица, защищать магия - её долг, святая обязанность. Тоже самое, что для Мерлина Артур.
Долг, долг, долг...
Они связаны. И безумно похожи, гораздо больше, чем он думал. И в этом не его заслуга, как бы он не пытался доказать обратное. Они оба верны себе и своим предназначением. Жаль только то, что их предназначения взаимоисключающие. Казалось бы, все предначертано: Каэлик предсказала победителя, с пророчествами сложно спорить. Нужно уйти в тень, спасти свою жизнь, уступить. Может, получить свой шанс на прощение, не сейчас, через несколько лет. Ещё несколько лет лжи, жизнь среди людей, верой в лучшее. Смотреть, как Артур снова получает корону, как магия умирает в агонии, а потом в агонии умрёт и сама Моргана, как предательница себя самой. Можно ли считать это правильным?
Долг, долг, долг...
Плюнуть на него, как хочет и Эмрис, отвернутся, бросить всё и уехать. Куда-нибудь подальше от вечно дождливой Англии. Увидеть мир, как турист, а не как вечный беглец. Скорее всего, он сильно изменился. Может, даже съесть с Мерлином, пройтись по памятным местам. Правильно, хватит жить по чужой указке, кичиться своим предназначением, которое вовсе не планирует как-то помогать.
Долг, долг, долг...
Прыгнуть в пропасть, сжимая его руку, зажмурится и надеяться, что земля окажется мягче, чем обычно. Что там, внизу, уже не выжжена пустыня, а долгожданный оазис. Оставить наверху свой неподъемный крест, чёрт с ней, с божьей благодатью, в ней нет толку здесь. Сделать шаг вперёд, стать ещё ближе, не думать о предателях и предаваемых. Пятнадцать веков... может, хватит? Триединая, молю, скажи уже "стоп" этой вечной гонке, я устала, а финиша не видать. Не корми меня надеждами, манной небесной, глупыми снами о будущем и былом. Не мотивируй ненавистью, долгом, предназначением. Хватит, пожалуйста. Я роба твоя, я делала всё по указке твоей, позволь мне хоть малую толику счастья, дай мне возможность пожить для себя. Выбери другого героя, я с радостью отдам ему все свои грехи и лавры, я спокойно склоню перед ним голову, громко проору его имя. Я не оправдала твоих надежд, так позволь мне в наказание стать человеком.
Но нет, праматерь, нежно любившая всех дочерей своих, молчит, лишь глядит укоризненно. Не проклинает, не соглашается на эту нелепую сделку, не даёт сил это пережить. Она думает, что подарила могущество, дала силу, остальное Моргана должна вынести сама. Водрузила на шею верёвку с камнем и благословила. Тяни, Моргана, эту ношу, во имя меня, когда-нибудь, тебе за это воздастся.  Могла бы отказаться, сдернуть эту верёвку, сбежать, но не рискнула, а, может, и не хотела. Слепая юность не увидела горизонт, решила, что так и надо. Крамольные мысли, сны о собственном величии, вера в себя, могущество, способное вскружить голову... не заметила подвоха, побежала с легким камешком, не зная, что с каждым годом он будет тяжелее, нести его будет всё сложнее, и уже не откажешься.
Долг, долг, долг.... Стянуть бы сейчас с себя эту верёвку, да никак: она вросла в кожу. Избавить её от камня можно лишь отрубив голову мечом, закаленным дыханием дракона, забрав камень вместе с жизнью. Только там можно подарить ей нелепую свободу. Но там Моргана не хочет. Имея под рукой меч Мордреда, украденный из Хогварста, она не раз касалась его лезвия пальцами, но там и не рискнула завершить свой путь. Ждала чего, верила, что вот именно за этим поворотом будет финиш. Бежит, сворачивает и видит новый коридор. Устала, но выбора уже нет.
Долг, долг, долг... Он правда верит в то, что его можно просто так взять и забыть? Сделать вид, что его никогда и не было? Моргана пробывала, но не получалось: кошмары, какое-то томительное, тянущее чувство внутри, безумие, мысли, не дающие уснуть. И это слово в голове крутится, накладываясь на раздражающий мотив популярных песен. Она не может сказать "стоп", не может просто взять и всё бросит. Выбирая между величием и любовью, Моргана всегда выберет первое. Она знает, как тяжела корона, хочет испытать это чувство сладкой тяжести вновь. А что такое любовь не знает и знать не хочет. Зачем ей это, если сев на трон она получит всё? Бросить всё ради каких-то чувств, чья долговечность поставлена под большой вопрос? Она так не может. И не хочет. Мерлин должен это понять.
Долг, долг, долг... Это он, а не Мерлин или Моргана заставлял лгать и причинять боль. Почему-то казалось, что это ложь во благо, что от неё всем станет лучше. Сейчас твои глаза полны боли, но что значит боль отдельного человека (а человека ли?) прости счастья всего народа? Моргана всё же дочь Утера. она выросла при его политике, и, пусть это был не идеальный король, что-то в его правлении было правильным. Нельзя жертвовать всем ради спасения одного человека, каким бы этот человек не был. Отряд рыцарей дороже какой-то служанки. Мирный договор дороже жизнь слуги или какой-то небольшой деревушки. Мир всего мира дороже чувств и искренности. Моргана это уяснила, Моргана спокойно жертвует малым для получения большего. Убить сестру ради получения силы верховных жриц? Тогда это казалось преступлением, а сейчас она бы повторила это вновь. Убить отца ради трона? Как скажете. Уничтожить брата ради короны? Выполнено. Уничтожить Мерлин только за то, что он находится на другой стороне баррикад? Сейчас.
Магия мягко касается лапой Морганы, пытаясь поймать её взгляд, наполненный решительной сталью и мягкой нежностью. Спрашивает разрешение лизнуть руку, наполнив её целительной силой. А потом молча наблюдает, как хозяйка проводить этой рукой по лицу Мерлина и по его груди, залечивая ею же нанесённые раны. Он ожидает жалости? Ей не жаль, сыворотка и их связь не позволят ей соврать. Всё это во имя высшей цели, какой бы безумной и жестокой не была эта цель. Морганы уже не существует, есть фанатичная машина, которая идёт к этой цели, снося на своём пути всё. И только об Мерлина она споткнулась, с каким-то недоумением глядя на этого мага, мол, почему именно ты? Почему именно тебя сейчас хочется ударить, да хорошенько, а получается лишь легонько касаться, вызывая щекочущее чувство? Почему ты мой враг, которому я сейчас залечивая раны, хотя должна царапать грудь ногтями в надежде добраться так до сердца. Он приподнимается, но не может. Почему? Ему не позволяет слабость или та пропасть, преграда, что стоит между ними? её не разрушить часами правды или нелепой связи чувств, они укладывали её оба, долго, утомительно, закаляя ненавистью и непониманием. Или всё тот же нелепый долг, который они используют для объяснения всего?
Непозволительная слабость. Всё, что происходит сейчас - роскошь, за которую её позже не расплатится никогда. Надо остановить это всё, подняться на ноги и уйти. Моргауза уже волнуется. Это было бы правильно, как же она устала делать всё правильно! Назло себе, голосу разума в голове, долгая и предназначениям, снова лечь рядом, укладывая голову на его груди, чувствуя какое-то садистское наслаждение от осознания, что осколки пола сейчас ещё глубже вошли под его кожу, разделять эту боль с ним, которая уже не отрезвляет.
Её кофта испорчена полностью, вся в осколках, крови, пыли. Волосы теперь тоже буду в стекле и крови. Плевать. Сколько у них осталось? Пара часов. В эти часы она не хочет мелочно думать о том, что только что испортила дизайнерскую вещь. И о том, в каком гневе будет сестра, когда её увидит и узнает, с кем она была. Сейчас их мир ограничивается этим домом, магией, которые уже больше увлеклись собой, нежели хозяевами (скорее всего, обсуждают как раз магов, жалуясь друг дружке) и друг другом. Сейчас не так важно кто на какой стороне, какие преграды стоят перед ними и о том, насколько безрадостно их будущее, пусть долг останется за порогом, где ему и место.
Я не прыгну с тобой, Мерлин. Если хочешь, иди вперёд, используй Артура как путеводную звезду или сам будь ею для него, но не зови меня с собой. Мне нечего там делать, как и тебе, сжать руку на его груди, сминая в ладони кусок его майки, еле слышно выдохнуть от сладости одной только мысли быть рядом с ним, покорять мир вместе. Моргауза. Мордред, они её обязательно поймут, оценят все плюсы нахождения мага такого уровня как Мерлин в их рядах, идём со мной. Возродим магию, вернём то, что уничтожили люди. Я смогу вывести нас к свету, не тому ослепляющему, к которому стремятся мотыльки и люди, а к нашему свету, только к нашему. Мы сможем вернуть всё, что когда-то потеряли, отомстить всем, кто желает нашей смерти, мы сможем быть собой, Мерлин. собой, слышишь? Не Джеками, Мариями и прочими людьми, нелепыми в своём не существовании. Мы сможем быть собой, и люди примут это, смирятся с этим.
Прошу тебя, забудь о долге, об Артуре, о нелепых предсказаниях старого дракона, которого уже давно нет на свете. Будь со мной, держи меня за руку. Искупи свои грехи передо мной сделав меня счастливой, подарив мне то, что хочу я и наша богиня. Это в твоей власти, Мерлин. Я сейчас в твоей власти.

0

18

Перенесено в архив из-за удаления игроков.
Можно восстановить в теме <Мы творим свою историю!>.

0


Вы здесь » frpg Crossover » » Архив незавершенных игр » 1.182. verrà la morte ed avrà i tuoi occhi


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно