Тебя зовут Лидия Мартин, и ты привыкла, чтобы всегда всё было безупречно. Безупречные платья, безупречный макияж, безупречные фокусы. Да-да, вы не ослышались, всё именно так и есть, и если вы принимаете эту девушку за обычную пустоголовую дурочку, коих тысячи и даже миллионы, то будет совсем не жаль вас разочаровывать. Вообще, ты не привыкла жалеть кого-то, считая, что каждый получает в этой жизни только то, что он сам заслуживает. И ты всегда знала, что заслуживаешь самого лучшего. Конечно, это всё только на словах было так просто, а на деле предстояли долгие годы тяжёлой работы, но ты ни разу не отступилась, не сдалась, не опустила руки, потому что видела цель и шла к ней с нежной упёртостью бульдозера или асфальтоукладочного катка. И пусть подавится тот, кто назовёт Лидию Мартин не по-женски грубой.
Говорят, к хорошему быстро привыкаешь и расслабляешься. Ты же всю жизнь только и делаешь, что являешься исключением из правил и опровергаешь стереотипы. Лучшая ученица, первая красавица школы, встречающаяся с капитаном команды по лакроссу – разве может быть что-то искусственнее и ненатуральнее этого? Это тешило твоё самолюбие, мотивировало двигаться дальше, ты знала, что гениальные мозги вкупе с симпатичной мордашкой достаются не каждой встречной, чем умело пользовалась. Легко изображать наивную дурочку, будучи обладательницей коэффициента интеллекта под двести баллов. Трудно – наоборот. Но тебе было просто, потому что ты точно знала, чего хочет от тебя общество, им казалось, что они вертят тобой, как хотят, на самом деле же нет – ты вертела ими, как хотела, заботясь о новеньком идеальном маникюре на твоих ноготках. Но это быстро наскучило, и в старшей школе ты старательно подыскивала себе занятие, развлечение, которое будет настолько же безобидным, чтобы держать публику цепкой хваткой, чуть сжимая руку на пульсе, не пережимая, но внимательно наблюдая.
Ты ищешь, тыкаешься по углам, как слепой котёнок, но всё не то, и ты даже немного расстраиваешься, потому что никак не можешь найти. Команда поддержки – не то, слишком банально и пошло, школьный театральный кружок тебя тоже не влечёт, потому что это бессмысленно, ты не спишь ночами и перебираешь в голове возможности и перспективы своих будущих занятий. Это долго, это выматывает, это заставляет тебя теряться и раздражаться.
Ты знаешь, что достигнешь идеала практически во всём, и, наконец, тебя осеняет. Фокусы! Это же так просто, как дважды два равно четыре, они привлекают внимание публики, каждый человек будет видеть лишь то, что хочешь ты, это внимание, это блеск, это веселье, это действительно то, что ей нужно. С твоей внешностью тебе стоит попробовать пойти в ассистентки, говорит тебе мама одним дождливым серым вечером, но ты лишь отрицательно качаешь головой. Нет, ты не будешь одной из тех, кто ослепительно улыбается на сцене, одёргивая короткое платьице, ты не будешь играть вторую скрипку, ты хочешь первую, единоличного и полного контроля публики. Наверное, тебе стоило бы заняться гипнозом, но уже поздно начинать, и ты покупаешь несколько колод карт, ища в интернете простенькие видеоуроки для начинающих.
Ты с опозданием понимаешь, что всё не так-то и просто, как оно кажется. Карты постоянно вываливаются у тебя из рук, рассыпаются пёстрым ковром по полу, кажется, что они даже ехидно скалятся тебе в лицо, и ты проклинаешь свои непослушные пальцы, которые никак не могут удержать их в нужной позиции. Месяцы тренировок, месяцы ужасного недовольства собой – чувства, доселе тебе вовсе неизвестного, месяцы сухих, бесслёзных истерик, потому что ты привыкла, что всё получается сразу же. Брось, Лидия, наивная маленькая девочка, которая возомнила о себе чёрт знает что, брось ты это всё, занимайся и дальше тем, что тебе подходит больше всего – ходи по магазинам и флиртуй с любым мало-мальски симпатичным парнем. Но ты лишь сжимаешь зубы, раз за разом тасуя колоду, потому что ты не просто симпатичное личико и пара длинных ног, ты – что-то, что-то такое, что может перевернуть жизнь с ног на голову, и ты не отступишь ни за что. Зачем тебе какая-то там пыльная премия по математике, когда можно развлечься вот таким вот образом?
И ты стараешься изо всех сил, слабо улыбаясь, когда, наконец-то, начинает получаться. Видеоуроки становятся всё более сложными, ты знаешь уже довольно много фокусов с картами, показываешь их родителям, друзьям, одноклассникам, довольно ловишь их восхищённые взгляды, такие привычные тебе, потому что ты до сих пор остаёшься первой красавицей школы и лучшей ученицей, девушкой капитана команды по лакроссу. А теперь ещё и творишь магию, хотя никакая это не магия, ловкость рук всего лишь, помните про долгие месяцы тренировок? Тебе нравится эта простоватая аудитория, но постепенно понимаешь, что стремиться надо выше, ещё выше, ты постоянно ставишь перед собой какие-то планки, идёшь по тонкому тросу над пропастью, вот только сможешь ли ты удержаться на нём, когда ветер подует чуть сильнее? Ты не знаешь ответа на этот вопрос. Никто не знает.
Выпускные экзамены настигают тебя неожиданно, они накатываются, как снежная лавина, и тебе приходится отвлечься от «магии», чтобы сделать то, чего от тебя ожидают абсолютно все – сдать их на самые высокие оценки. Колоды карт пылятся на полке, и ты иногда смотришь на них тоскливо, скучая, боясь, как бы не растерять все с таким трудом полученные умения и техники, но существовало на данном этапе твоей жизни что-то и поважнее. Ненадолго, правда.
Ты расстаёшься с Джексоном, тем самым капитаном команды по лакроссу, потому что он банально перестаёт интересовать тебя. Подлой змейкой в сознание закрадывается вопрос: а интересовал ли когда-нибудь, или ты начала встречаться с ним только потому, что он был именно тем, кем был? На этот вопрос ответ ты знаешь, но предпочитаешь не думать о нём, чтобы не чувствовать угрызения совести. Кусачие они, знаете, неприятные, не нравятся никому, и в этом случае ты – не исключение.
Наконец, ты можешь вздохнуть свободно, выкинуть все успокоительные к чёрту и заботливо стереть пыль с ближайшей колоды карт. Они как будто сами прыгают тебе в руку, не скалятся больше, наоборот, тоже соскучились, и ты улыбаешься, тасуя колоду. Тебе так не хватало этого последние месяцы непрерывной зубрёжки и постоянного стресса от многочисленных тестов, но ты просто не могла позволить себе отвлечься, боясь, что тогда растеряешь всю концентрацию.
Хочется как-то встряхнуться после долгих месяцев застоя, и ты принимаешь решение. Найти в шкафу своё самое любимое платье, накраситься чуть ярче обычного, тщательно уложить волосы в замысловатую причёску, достать из коробки туфли на высоком, прямо-таки головокружительном каблуке, и всё, ты почти готова. Положить колоду карт в сумочку, подмигнуть своему отражению в зеркале, ничуть не сомневаясь в собственной ослепительности и удачливости. Ты называешь таксисту адрес одного из немногочисленных известных тебе круглосуточных пабов, он кивает понятливо, только периодически смотрит задумчиво в зеркало заднего вида, и ты невольно ёжишься под его пристальным взглядом. Жаль, что телепатия на самом деле всего лишь сказка, зато вот ментализм – практически наука, тщательно изучаемая некоторыми фокусниками и современными магами. Копперфилды двадцать первого века. Можно ли тебя причислить к ним? Наверное, нет, ты ведь всего лишь знаешь пару трюков с картами, а настоящие фокусы и не пробовала никогда исполнить, целиком захваченная своеобразной магией колоды. Может быть, как-нибудь потом.
Ты хлопаешь дверью такси чуть громче нужного, поправляешь сумочку и уверенно заходишь в паб. Дальше всё просто – немного наглости и обаяния, и того, и другого у тебя предостаточно, и буквально уже через полчаса бар отступают мужчины разной степени подвыпистости, глядя на то, как ловко мелькают карты в её пальцах, украшенных многочисленными массивными кольцами и браслетами. Зрелище действительно завораживает, и ты чуть усмехаешься, потому что это – слишком просто. Хотя от этого не менее волнующе.
Бармен смотрит восторженно, наверное, вновь чувствуя себя маленьким мальчиком, потому что он здесь и сейчас действительно верит в магию. Ты улыбаешься ему, громко смеёшься, шутишь, рассказываешь какие-то незначительные мелочи из жизни, пока тасуешь карты, неспешно, почти лениво, но оттого ничуть не менее настороженно. Чуть отвлечёшься, и всё, колода посыпется из рук, а позор будет не смыть с себя до конца жизни, и ты ощутимо вздрагиваешь, когда чужие холодные ладони бесцеремонно ложатся на твои собственные, показывая, как будет лучше. Ты дёргаешься, как от удара, стряхиваешь с себя руки наглеца, твой взгляд – как удар хлыста, потому что как он только посмел влезть в середину чужого трюка, самодовольный придурок, и ты излучаешь презрение каждой клеточкой своего тела.
Он, ничуть не смущаясь, садится рядом, достаёт свою собственную колоду, и ты прекрасно знаешь, что за этим последует. Чёрт, и угораздило же тебя выбрать паб, в который именно сегодня припрётся кто-то не менее самодовольный, чем ты сама. Впрочем, он хорош, действительно хорош, даже лучше, чем ты, но ты не показываешь этого ни единым жестом или взглядом, просто склоняешь голову на бок, глядя на даму бубей, на которой написано несколько строчек. Наглец, действительно наглец, сколько же в нём самоуверенности, неужели он действительно думает, что ты…

Приходишь.
Его зовут Джей Дэниел Атлас, и это имя прекрасно ему подходит.
А ещё он раздражает. Очень. Ты и сама не можешь ответить, почему изменила своему решению никогда не быть чьей-то ассистенткой, да ещё ради кого – надоедливого надутого хлыща, удивительно, как он ещё не воспарил над землёй в лучах собственной ослепительности. Он говорит быстро и много, учит тебя разным трюкам, и ты мгновенно втягиваешься во всё это, потому что Атлас действительно мастер своего дела. Нет, конечно, ты никогда ему в этом не признаешься. Ссориться с ним – одно удовольствие, и ты проецируешь его вполне сознательно, потому что Дэниел, чтобы он там о себе не думал, был всего-навсего парнем. А парнями так легко управлять, их легко выводить на конфликт, легко потом гасить его самой же, раздражая этим ещё больше. Забавно. И не менее интересно, чем сами фокусы и трюки, которым ты радуешься, как ребёнок, заворожено наблюдая за тем, как Атлас показывает очередной. Безусловно, никакая программа не обходилась без твоих комментариев и исправлений, напарник бесился, но прислушивался к твоему мнению в любом случае, потому что твой взгляд на вещи был немного другим, чем у него.
И всё-таки оставалось в нём что-то неразгаданное, надёжно запрятанное под бронёй из напускной заносчивости, глубже, чем его мания контролировать всё на свете, незаметнее, чем все эти его острые фразочки. Было что-то, но ты никак не могла понять, что именно, и это было даже не раздражающе, а захватывающе. Как и всё, что вы делаете вместе.
На выступлениях он действительно неподражаем. Действительно, у Джея Дэниела Атласа талант от Бога, и ты даже не думаешь с этим спорить, пусть он и раздражает тебя немыслимо, требуя сбросить пару килограмм ради нового костюма для выступлений. Но на сцене всё по-другому, там вы по-настоящему счастливы, кланяетесь аплодирующей публике, держась за руки, и ты не чувствуешь себя на вторых ролях, вот совсем. Наверное, вот это и есть настоящая магия.
Наверное, вы могли бы и не препираться так часто из-за любой мелочи, но тебе просто нравится раз за разом ставить его на место, знать, что он ничего не сможет тебе возразить, как бы остёр на язык ни был, потому что ты и в этом – лучшая.
Последнее выступление перед долгим перерывом ты встречаешь довольно-таки мрачно. Ты знаешь, что после шоу вы начинаете всё как будто снова и снова с чистого листа, поэтому уже представляешь, как вы будете планомерно выедать друг другу мозги всё то время, пока театр будет восстанавливаться. Это не очень-то и радует, совсем, честно говоря, и ты взвинчена до предела, тебе хочется хотя бы напоследок как-то оторваться, как ты сама это называла – пошутить. В гримёрке слишком яркие лампочки, от света которых начинают слезиться глаза, поэтому проще простого выпорхнуть в узкий полутёмный коридор, быстро прошагать по нему, и уже у самого чёрного входа как будто случайно натолкнуться на высокого красивого парня в дорогой рубашке. Через пару минут он уже полностью очарован, не хуже, чем от фокусов, ты старательно смеёшься над каждой его шуткой, хотя на самом-то деле веселит тебя мысль о том, что где-то по коридорам сейчас бегает злой, как сто чертей, Дэниел Атлас, разыскивая свою пропавшую прямо перед выступлением ассистентку.
И, наконец, он тебя находит. Как в вашу самую первую встречу, как будто у него в голове установлен чёртов датчик, и Дэниел смотрит укоризненно, а ты лишь улыбаешься ему, поправляя чуть смявшийся подол юбки. Впрочем, отвечаешь на его недовольство ты, даже не глядя на Атласа, а по-прежнему цепко смотря в глаза новому знакомому.
- Он такой назойливый, да? Настоящий маньяк по части контролирования всего, что движется, и зануда, каких ещё поискать, – ты притворно вздыхаешь, вставая на цыпочки и оставляя на щеке парня яркий след своими губами, накрашенными красной помадой. Забавно.
- Прости, сладкий, но мне действительно пора.
Довольная собой, ты упархиваешь обратно в полутьму коридора, за несколько секунд достигая двери в их гримёрку, заходишь внутрь, уже совсем неспешно, подходишь к зеркалу и берёшь со столика золотистый тюбик помады, чем-то напоминающий пулю, так часто используемую в их выступлениях.
До начала выступления осталось около трёх минут, и Джея Дэниела Атласа наверняка сейчас хватит удар от злости.

Ты обычно не подпускаешь людей близко к настоящей себе, держа на расстоянии вытянутой руки, чтобы они сладко обманывались, что им позволено немного больше, чем остальным. Атлас же, ловким ужом извернувшись, преодолевает почти все барьеры, похожий больше на самонадеянного подростка, а не на взрослого мужчину, сколько ему лет, двадцать шесть или семнадцать? Растворяется в тебе, подобно яду, держась так крепко, что и не оторвать, разве что с куском живого, своего, и это раздражает тебя, злишься на саму себя, потому что ты – вовсе не одна из его пустоголовых фанаток, очарованных фокусами и псевдоджентльменскими ужимками, если честно, тебя с этого просто воротит. А, может, ты на самом деле глупее их всех, вместе взятых, раз влезла во всё это? Думала, забавно будет, нескучно, что ж, скуки действительно нет и в помине, зато есть постоянная потеря нервных клеток, ссоры и взаимные укоры-уколы, оба стараетесь задеть побольнее, чтобы потом не срослось, не исчезло противное ощущение проигрыша. Ты никогда не проигрывала, не собираешься делать это и теперь.
Иногда, когда он в благодушном настроении, рассказывает что-нибудь, как всегда чуть насмешливо, а в его руках привычно тасуются карты, слепя яркими изображениями мастей, и это гипнотизирует. Хочется расцарапать, разбить ему руки в кровь, отнять самое дорогое, что есть, но ты лишь улыбаешься спокойно в ответ, а он наверняка чувствует, этот его чуть снисходительный взгляд, словно маленькому ребёнку адресованный, как будто он знает все твои действия наперёд.
А, может, и не знает, лишь вид делает, кто его там разберёт. Ты чуть щуришься от яркого освещения гримёрки после полутёмного коридора, хотя к этому давно пора привыкнуть. Каждая случайная царапина на зеркальной раме уже настолько знакома, что ты можешь, закрыв глаза, по памяти прикоснуться подушечками пальцев, ощущая чуть тёплое дерево, не_идеальное местами. Жаль, что в театр вы вернётесь теперь нескоро, ты действительно прикипела к этому месту, здесь уютно, несмотря на некоторые раздражающие факторы, без которых не обойтись везде, что не долго и счастливо. Помада ложится чуть неровно, ты волнуешься, сейчас и всегда, пусть и не показываешь этого, никакого дрожащего голоса или ещё каких-то подобных глупостей. Ловишь взгляд его пронзительно-синих (и за какие заслуги такой потрясающий цвет?) в отражении, он абсолютно нечитаемый, чуть хмуришься в ответ, потому что это пристальное внимание… Неправильное.
Ненавязчивое, но всё равно хочется рефлекторно дёрнуть плечами, стряхивая с себя как будто налипшую паутину. Интересное сравнение, если учитывать то, что пауков ты, в общем-то, любишь. И змей. Ведьма, наверное, самая настоящая, того и гляди метлу из угла гримёрки вытащишь, эта мысль настолько абсурдна, что ты фыркаешь чуть слышно, сдерживая смешок, потому что ведьмой тебя не назвал только ленивый. Даже Атлас как-то в запале упомянул, обвиняюще показывая на ярко-рыжую копну волос, потом, правда, запнулся на полуслове и сразу затих, задумавшись о чём-то.
Осторожно кладёшь помаду обратно на столик, даже не поворачиваешь, цедишь сквозь зубы, произнося как будто с великим одолжением. Если бы словами можно было убивать…
- Как будто ты с лёгкостью меня отпустишь.
Конечно, ты рискуешь, но тебе нравится злить его, доводить до белого каления, нарушать хрупкое внутреннее равновесие, ведь тебе лучше всех известно, что вся эта самодовольность – искусственная, напускная, достаточно чуть поддеть ногтём, и пожалуйста, слой отвалится почти сразу же, а изнутри проглянет что-то ещё более нелицеприглядное. У тебя странное разграничение человеческих качеств, ранимость – слабость, участие – слабость, человечность – слабость, никому это не нужно, никто не подаст тебе руки, если ты споткнёшься и упадёшь, недоумённо разглядывая тёмный ребристый асфальт на ухабистой дороге жизни. Может быть, он думает точно также, но Дэниел (просто любо-дорого посмотреть, как на виске его начинает пульсировать небольшая синяя жилка, стоит лишь произнести «Дэнни») заигрался, растворяет настоящего себя в чём-то, как ему кажется, более убедительном и устойчивом, в чём-то, что более стабильно.
Ты, наконец, поворачиваешься, чтобы сказать что-то ещё, поставив точку в его бессмысленных и глупых угрозах, но не успеваешь. Новое действующее лицо, хотя нет, слишком много чести будет для того, кто появляется всего на минуту, если не меньше. Мальчишка смешно задыхается, как будто пробежав дистанцию, впрочем, скорее всего, так и есть, спешил, как гонец из древности, отправленный с радостной вестью.
- Конечно, – улыбаешься ему, поправляя тяжёлый браслет на запястье. Все эти побрякушки немыслимо тебя утомляют, но они отвлекают взгляды публики коварным блеском в ярком свете софитов на сцене, пока ты исполняешь очередной фокус. - Спасибо, Мэтт.
Нарочито небрежным жестом забираешь со столика карты и розу, сжимая тонкий стебелёк настолько сильно, что предательский острый шип впивается в указательный палец. Ерунда, никто даже не заметит этого, шип настолько тонкий, что и ранка почти не кровоточит. Мгновенно собираешься, выкинув все глупые и не относящиеся к представлению мысли из головы, вздыхаешь глубоко и на секунду закрываешь глаза. Глупо. Каждый раз, как первый, но и ты уже не совсем заурядная ассистентка, как бы самодовольно это не звучало.
Не удостаиваешь Атласа ответом, лишь взглядом стегаешь напоследок, как плетью, и проходишь мимо, хлопнув тяжёлой дверью чуть громче нужного. Ещё один коридор, такой же узкий и тёмный, что невольно задыхаться начинаешь, быстро поднимаясь по невысокой лестнице на сцену, волнение отступает, как только ты слышишь приветственный гул толпы, громкие аплодисменты, как только скользишь взглядом по залу, улыбаясь всем и никому одновременно.
- Доброго вечера, дамы и господа. Думаю, вы уже знаете, что это наше последнее выступление здесь перед долгим перерывом, поэтому мы подготовили для вас кое-что особенное. То есть, даже более особенное, чем обычно, – слова, подготовленные давным-давно, то ли на прошлой неделе, то ли вчера, даются тебе легко, мысленно прокрученные бесконечность раз. - Что ж, тогда не будем тянуть время и начнём!
Хлопаешь в ладоши, отчего гаснет половина софитов на сцене, а в твоих руках появляется та самая роза, и шоу начинается. Впрочем, это ещё не шоу, простенькие трюки, вы подбираете как можно более небанальные, никаких опостылевших всем кроликов, доставаемых из шляпы, секрет этого фокуса известен даже первокласснику. Ты предпочитаешь работать с иллюзиями, тебе куда больше нравится превращать розу в твоих руках в колоду карт, создающих идеальную арку, поддерживаемую твоими ладонями. Почти неуловимое глазу движение, и они падают на сцену, мгновенно исчезают, обернувшись цветными конфетти, а ты закусываешь губу, потому что то, что ты будешь делать сейчас… Оно впервые. Это только со стороны банальные исчезновения и появления посреди зрительного зала кажутся простыми, а на самом деле это – тяжёлая работа, долгие месяцы бесконечной и выматывающей практики.
Протягиваешь какой-то онемевшей от восторга девушке, совсем молоденькой, твоей ровеснице, наверное, оказавшейся чуть справа от тебя, ту самую розу, ярко-красную, идеальную. Чуть улыбаешься стоящему слева мужчине, ты уже двумя ярусами выше, посылаешь ему воздушный поцелуй, и весь зал громко ахает, видя, как на его щеке появляется идеальный отпечаток губной помады. Конечно, всему этому тебя научил именно Дэниел, он – талантливый учитель, хоть и слишком требовательный, объясняющий и показывающий всего один раз, не запомнила или не разглядела – твоя вина, но тебе не занимать упрямства и отчаянного желания научиться творить настоящую магию. Фокусы кажутся настолько простыми, но эффектными, что, если бы ты видела их со стороны, тоже была бы зачарована. Но на самом деле такое шоу – огромное испытание, постоянная концентрация внимания, одна малейшая оплошность, и доверие зрителей будет потеряно навсегда, и не отмоешься от позора.
Эти пятнадцать минут разминки выматывают тебя, а впереди ещё – множество, рваные минуты, звенящие, как натянутая тетива лука. Ты снова оказываешься на сцене, чуть кланяешься публике, поправляя чуть запылившееся от беготни по узким проходам под сценой платье.
- А теперь позвольте представить вам человека, которого с полной уверенностью можно назвать новым Дэвидом Копперфильдом. Итак, талантливейший фокусник, прекрасный учитель, похититель сердец дам любого возраста и просто замечательный человек, Джей Дэниел Атлас!
Усмешка, на самом деле это почти грубо, граничит с чем-то таким, что непозволительно, но зрителям всё равно не понять тонкой насмешки, звучащей в твоём голосе, все принимают твои слова за чистую монету, шумя в два раза громче предыдущего.
- Я думаю, тебе стоит что-то сделать, а то твои юные воздыхательницы скоро начнут бросать на сцену нижнее бельё, – как ни в чём не бывало говоришь ты, даже не поворачиваясь в сторону возникшего рядом со мной, соткавшегося как будто из воздуха, Атласа. - Не то чтобы я была сильно против, но это довольно вульгарно.
Пропустить ход, подождать более удобного случая, зная, что он представится обязательно, а потом с ходу воткнуть тонкую шпильку ему то ли под кожу, то ли в самое сознание, напоминая, что армия не отступила, ни в коем случае, не дождётесь, мистер талантливый фокусник и прочая-прочая-прочая.
В ярком свете его синие глаза становятся ещё пронзительней, кажется, что вот-вот, и прожжёт тебя насквозь за дерзость и неповиновение. Никто и не говорил, что будет просто, Дэниел, совсем никто не обещал такого. Наверное, в перерыве он просто задушит тебя голыми руками, а потом скучающе заявит, что ты сама виновата. Наверное, может быть, возможно, какая-то часть его до сих пор остаётся для тебя загадкой, как и некоторые фокусы, единицы из общих сотен, интригующие и заставляющие теряться в бесконечных догадках. Он итак душит тебя, своими ежедневными острыми фразами и колкими смешками, так, что ты перед сном задумчиво разглядываешь свою шею, ища уродливые отметины пальцев на коже. Но ничего нет. Тебе было бы проще, если бы было.

Отредактировано Lydia Martin (20-09-2013 22:02:23)

Где-то в твоей голове тикает секундомер, точно отсчитывая время, ведь каждый фокус должен начинаться и заканчиваться строго по расписанию, ведь в их шоу важна каждая секунда. Ты улыбаешься чуть насмешливо, потому что сейчас своими собственными руками разорвёшь на кусочки и небрежно откинешь в сторону почти весь план, долгие месяцы репетиций улетят в трубу, и ты мысленно напоминаешь Дэниелу: умение собраться в любой ситуации. Чуть одёрнуть фокусника, слишком самодовольного в последнее время и вообще всегда, чтобы не расслаблялся. Война, говоришь? Что ж, внутренний секундомер впервые за всё время выступлений удивлённо замолкает, чуть звякнув напоследок, а ты громко аплодируешь появившемуся рядом с собой Атласу, отчего браслеты на запястьях мелодично звенят, стукаясь друг об друга.
Ты зовёшь его на сцену слишком рано, прекрасно зная, что один его фокус смажет впечатление от многих твоих. Но надо же жертвовать чем-то, думаешь ты, отходя чуть в сторону, наклоняешь голову набок, когда он мимоходом пытается воткнуть в тебя очередную шпильку. Тебя этим не задеть. За время вашего с ним общения ты нарастила такой панцирь, что и черепаха бы позавидовала, но на самом деле под него можно подлезть, если постараться. Так было и в старшей школе, когда ты встречалась с Джексоном. Уиттмор, зная все твои слабые места, играл на них, как на причудливом музыкальном инструменте, на людях ведя себя безупречно. Вам завидовали, вами восхищались издалека, вас копировали, но никто не знал того, что происходило на самом деле – холодный расчёт и твоя глупость и доверчивость. После этого ты зареклась подпускать кого-либо также близко, даже Атласа держала на дистанции, позволяя наивно полагать, что он знает тебя лучше других. Что за глупости, в самом деле, он же не твоя мама или лучшая подруга, и ты щетинишься тонкими иглами каждый раз, стоит лишь ему протянуть руку. Незаметно внешне, даже выражение лица не меняется, да только вот никому не видно то, что творится у тебя внутри. Такова цена.
Атлас показывает первый карточный фокус, а потом вызывает добровольца из зала. Парень кажется счастливым и потрясённым одновременно, как будто всё это – какой-то розыгрыш. Так и есть, к сожалению, только розыгрыш этот масштаба немного побольше, поэффектнее сам по себе, да и выглядит красиво. Может быть, когда-нибудь мы будем грабить банки, также вызывая добровольцев из зала, кто знает. Впрочем, мысль эта не вызывает у тебя особо энтузиазма. Важна не победа, важно участие. Вот и с тобой также. Тебе совершенно всё равно, какую прибыль приносит ваше шоу, лишь бы на новые костюмы и реквизит хватало, ну и тебе было на что ходить по магазинам. Нельзя назвать тебя непривередливой, скорее наоборот, но вот от греха алчности ты была избавлена полностью.
Ричард – так представляется их наполовину доброволец – долго пересчитывает карты, и ты сосредотачиваешься. Нельзя допустить, чтобы публика заскучала, и тебе это известно прекрасно, поэтому ты незаметным движением достаёшь из одного из потайных карманов в платье маленький мячик. Ярко-красный, что примечательно. Вертишь его в пальцах, то заставляя исчезнуть, то вновь возвращая, улыбаешься, говорить что-то про то, что так может на самом деле каждый, и ничего в этом удивительного нет. Действительно – ловкость рук и никакого мошенничества. Мячик исчезает снова,  а потом появляется где-то на третьей ряду, на плече у солидного пожилого джентльмена, отчего тот сначала вздрагивает, а потом широко улыбается. Потом он радует своим появлением парня с пятнадцатого, девушку с двадцать третьего, а ты по-прежнему сосредоточена. Нельзя допускать ни малейшей ошибки, даже в таком фокусе.
Ярко-красная точка постепенно возвращается вниз, ближе к сцене, и ты довольна тем, что удалось сделать некоторых людей хотя бы чуточку счастливее, отвлечь их от каждодневных рутинных забот. Ричард тем временем заканчивает свой долгий подсчёт кард, объявляя, что их ровно пятьдесят четыре. Ну конечно.
Атлас подаёт знак световикам, такой незаметный для публики и острый для тебя. Если бы ты пришла на его представление, то точно бы заметила, ты уверена в этом на миллион процентов. Колода резко подбрасывается вверх, карты множатся на глазах, их уже не пятьдесят четыре, а раз в пять больше, они кружатся в воздухе, ловят лужи софитов, приземляются степенно прямо на радостных зрителей. Ты могла бы сделать этот трюк эффектнее, но Атласу не чужда эклектичность, и ты лишь качаешь головой, улыбаясь. Что ж, это всё равно довольно впечатляюще.
Красный джокер ехидно подмигивает тебе нарисованным глазом, и что люди только находят в этой карте? Да, он несомненно может побить многие, но чисто эстетически в нём нет ничего особенного, то ли дело та злосчастная дама бубей, на которой размашисто были написаны адрес и время. Она подходит тебе идеально, а вот Атлас похож на крестового вальта, наверное. До пикового он не дотягивает, а вот лукавые трефы – в самый раз. Крестовый валет – это проблемы, хлопоты, заботы, неотделимые от человека, который просто обожает всё контролировать, не прислушиваясь к чужому мнению. Просто удивительно, и откуда это взялось в нём? Даже не педантичность, а какая-то навязчивая мания, заставляющая тебя порой просто зубами скрипеть от злости.
Ты хлопаешь в ладони вместе с залом, жестом показывая что-то вроде «да, настоящая магия». Выходит не очень, и жест сам какой-то деревянный, казалось бы, постучи по твоей руке, и она отзовётся глухим звуком. Но никто не замечает этого, потому что Атлас исчезает в клубах дыма, и тебе кажется, что он напоследок одаривает тебя совсем недобрым взглядом, от которого холодок бежит по коже. За всё время вашего сотрудничества он ни разу так и не разозлился по-настоящему, вспыхивал быстро, как спичка, но также быстро брал себя в руки, он ещё и себя практически идеально контролирует. Наверное, это достойно уважения, но у тебя вызывает лишь любопытство – можно ли его всё-таки довести до ручки, заставить забыть все нормы приличия? Он ещё ни разу не кричал на тебя, наоборот, его голос становился всё более отстранённым, не живой человек, а робот какой-то. Давай, Дэниел, даже робота рано или поздно может закоротить.
У тебя остаётся ещё около семи минут на свои собственные фокусы, и ты не теряешь времени даром, потому что секундомер вновь включается. Ты можешь заставлять предметы исчезать и появляться, можешь создавать иллюзии, умеешь делать карточные фокусы различной степени сложности и эффектности, способна сама за несколько секунд оказываться с другой части зала. Но есть кое-что, что ты приберегла специально для сегодняшнего вечера, и это называется левитацией. Полётом, проще говоря, и ты тоже подаёшь знак техникам наверху. Благодаря проволочной леске толщиной не более волоса и абсолютно незаметной для зрителей, можно показывать какие угодно пируэты, главное, чтобы платье не задралось. Впрочем, с этим у тебя нет проблем. Тот же самый дым, что пару минут назад позволил Атласу исчезнуть, теперь окутывает тебя, а когда рассеивается, на тебе уже изящный брючный костюм, от которого не стоит ожидать подвоха – например, что юбка вдруг упадёт тебе на голову. Тогда же, в дыму, ты ловко крепишь к себе и леску.
На самом деле ты немного боишься высоты и всего такого, но путей отступления себе не оставляешь. Довольно типично, думаешь ты, кружа сначала над сценой, а потом над зрителями, искусственно улыбаясь и одним движением руки выпуская из рукавов стайки маленьких ярких бабочек. Красиво и отвлекает внимание – то, что нужно. Переживания постепенно отходят на задний план, когда где-то посередине твоего обратного пути к сцене ты резко падаешь (естественно, по сценарию), толпа ахает, свет гаснет, а в следующую секунду ты уже стоишь на сцене и как ни в чём не бывало кричишь:
- Ну не могли же вы подумать, что я упаду на самом деле!
Теперь по сценарию небольшой перерыв, и ты откланиваешься, уходя за кулисы. Каждый твой шаг к гримёрке воспринимается как восхождение на плаху, того и гляди топор засвистит над ухом, но ты лишь гордо задираешь голову, не медля ни секунды. Ваша встреча всё равно произойдёт, рано или поздно, так нет смысла её откладывать, пытаться отсрочить, это глупо и слишком по-детски.
Встречаешь по пути того самого Мэтта, который восхищённо смотрит на тебя и бормочет что-то про то, что это было потрясающе. Конечно, мальчик, столько месяцев упорных тренировок, тяжёлой работы, и вот идеальный результат, ты смеёшься, толкая дверь в гримёрку, и киваешь ему напоследок, мол, ещё увидимся и поговорим спокойно. Ложная надежда.
Не успеваешь даже понять, в чём дело, как Дэниел, всегда такой спокойный и собранный Дэниел, резко подходит к тебе, напоминая зверя перед броском, и выражение его лица действительно пугает, заставляя чуть отшатнуться назад, но там – твёрдая лакированная поверхность двери. Ты сама загнала себя в ловушку, Лидия, так что нет смысла теперь изображать, что это не так.
Надо же, он действительно зол, и если бы взглядом можно было убивать, то от тебя бы уже осталась только кучка пепла на полу. Но, дорогие зрители, даже не надейтесь, что ты сдашься так просто, что позволишь ему кричать на себя, позволишь победить. Ты тут же берёшь себя в руки, чуть прищуриваешься и выпрямляешься резко, отступая от двери.
- Надо же, – изгибаешь как всегда идеально накрашенные губы в злобной усмешке. - Наш Кай наконец-то прекратил собирать слово «вечность» из льдинок?
Отпихиваешь его плечом, проходя мимо, вырываясь из той клетки, что он попытался поставить вокруг тебя.
- Нам нужно готовиться ко второй части выступления.
Он ничего тебе не сделает, потому что не сможет. Чувствуешь какую-то злую радость от осознания этого факта, потому что Дэниел, как и все остальные, такой до скучного предсказуемый, что челюсти зевотой сводит, и ты чувствуешь лёгкий привкус разочарования. Надо же, вспылил всё-таки, как просто, любого человека можно довести, если сильно захотеть и постараться. И, что бы там о себе не думал Атлас, такой удар стал для контрол-фрика решающим, и твоя армия громко ликует и празднует победу.
Покажешь, что тебе было больно проиграть?

Бесконечное противостояние, война каждый день – вот на чём держатся ваши отношения. Наверное, нет в мире больше людей, так зацикленных на этом, потому что это вообще-то очень сложно. Говорят, что ко всему можно привыкнуть, но к этим сражениям – невозможно, они кожу опаляют яростью, заставляют дышать быстрее, мысленно кулаки сжимать. Чистый экспромт, так отличающийся от ваших выступлений, выверенных посекундно, отрепетированных и зазубренных так, что и через сотни лет помнить будешь. Ты ломала чёткую планировку намеренно, с воодушевлением и чувством мрачного удовлетворения, просто потому что ты можешь, тебе это под силу, единственной из всех. Сожалеет ли Атлас, что из многих выбрал именно тебя, даже не подозревая, что подписался на нескончаемую войну? А умеет ли Атлас вообще сожалеть? Он иногда кажется роботом, его голос – тихий, движения – скупы и почти незаметны, поэтому-то и доставляет тебе такое удовольствие вывести его, наконец, из себя. Это то, ради чего всё и затевалось, найти слабое, а потом безжалостно пробить его до кровавых капель. Твои руки испачканы, но ты, брезгливая сверх всякой меры обычно, не делаешь ничего, чтобы это исправить, ведь это – символ твоей победы. Жаль, что оступившись раз, Дэниел вряд ли когда-нибудь ещё позволит это себе снова, закроется в своей скорлупе накрепко, и никакими силами его оттуда не вытащить. Он показал, что живой, что чувствовать умеет, но лишь однажды. Тебе почти жаль. Ключевое слово - «почти».
Но ты будешь продолжать пытаться, выводить его из себя каждый день, потому что сражение выиграно, но не война. Осознание этого не приносит тебе горечи, скорее, лишь поджигает азарт, то чувство, когда ставишь всё, что у тебя есть, и проиграть просто не имеешь права. Но это не игра, не фокус очередной, и ты не позволяешь себе ставить это выше всего остального. Это просто есть, и этого не избежать.
Атлас не любит, когда его игнорируют так открыто, как сейчас делаешь ты. После того, как оттолкнула его плечом, уделяешь время не фокуснику, а пузырькам, что стоят на твоём столике. Помнится, он как-то шутил, что если поискать получше, то там можно найти и яд змеиный, и слёзы младенцев – непременные атрибуты любой ведьмы. Конечно. А ещё у тебя где-то припрятана остроконечная чёрная шляпа и длинная мантия, полностью скрывающая фигуру, которая позволяет растворяться в ночи, быть неузнанной. Тебе хочется оторвать ему голову за такие шутки. Не все рыжие – ведьмы, и осталось в тебе ещё что-то такое, что ещё душой называют, пусть ты и делаешь вид, что совсем наоборот. Тебе бы в Хогвартсе учиться, варить зелья, затыкая пробкой саму Смерть, говорит Дэниел, насмешливо и хлёстко, а ты в ответ лишь советуешь ему в таком случае отправляться куда-нибудь в Средневековье. Бесконечно.
Он говорит-говорит-говорит, нарочно выбирает слова позлее, побольнее, но ты всеми силами продолжаешь его игнорировать и молчать. Ты не поддашься на такую явную провокацию, потому что Атлас сейчас банально злится на себя самого за проигрыш, считает, что ещё может отыграться, старается, прямо как в своих фокусах. Чёртов перфекционист. Ты надеешься, что он, не получив реакции, замолчит и успокоится, но тишина в ответ подстёгивает его ещё больше, он распаляется, глотает окончания слов, говорит слишком быстро, как будто надеется лавиной слов сбить с ног. Какой же он упрямый.
Из двадцати минут до второй части три ты тратишь на то, чтобы уговорить себя ни в коем случае не вспылить. Он же только этого и добивается, ведёт себя, как колючий подросток, даже и не скажешь, что ему двадцать шесть. Откладываешь в сторону расчёску, раскручиваешь тюбик с тушью, чтобы немного подновить макияж, подогнать под новый образ. Где-то за твоей спиной – резкие, дёрганые движения, ты видишь их в зеркале, и тебе хочется придушить его этим очередным пижонским галстуком, купленным наверняка за бешеные деньги. Он молчит почему-то, наверное, готовит вторую часть монолога, а ты смотришь пристально, но так, чтобы он не заметил, не почувствовал чужой взгляд на себе, ждёшь, когда же он, наконец, продолжит. Тебе немного интересно, что он может сказать ещё.
Новые слова подобраны более удачно, они попадают точно в цель, ощущаются, как пощёчины. Ты вздрагиваешь, разглаживая почти незаметную складку на брюках, глаза опускаешь вниз, губы кусаешь. Руки в кулаки сжимаются сами по себе, а изнутри поднимается некрасивой волной что-то тёмное, агрессивное и злое, такое, что ты не сможешь уже контролировать.
- Замолчи. Замолчи и не делай вид, будто знаешь меня, – чуть повышаешь голос, добавляешь в него немного чистой, концентрированной ненависти.
Кто вообще дал ему право говорить вот такие вещи? Он ничем не лучше тебя самой, но ты слишком зла, что не можешь сдержаться, тебе хочется просто раздавить это всё, растоптать, так, чтобы у него и мысли даже не было.
- Никто не давал тебе права говорить так.  Знаешь, это просто-напросто уродливо, я, конечно, знала, что ты мнишь себя выше остальных, но не настолько же. Брось, Дэниел, из тебя хреновый психолог, а человек – и того хуже.
Слова толкаются, давятся где-то у тебя в горле, хочется сказать слишком много всего сразу, ударить его также больно в ответ, и ты чувствуешь, что недавняя победа постепенно выскальзывает у тебя из пальцев. Ты могла бы сохранить спокойствие в любой ситуации, кроме этой. Пренебрежительный тон, чуть насмешливый взгляд – изображает из себя знатока человеческих душ, ищет что-то наугад, вслепую, и этим злит, неимоверно злит, раздражает и выводит из себя. Тебе хочется кинуть в него одним из множества пузырьков, стоявших перед тобой, но ты даже со стула не поднимаешься, просто поворачиваешься, наконец, к нему лицом, глядя в упор.
Ты можешь назвать его хоть ублюдком, хоть кем, но это будет слишком блекло, в полной мере не отразит всю палитру эмоций. Ты абсолютно некрасиво срываешься, тебя трясёт от сдерживаемого гнева, а мир вокруг становится в десять раз острее, осколками впиваясь в глаза.
- Иди к чёрту, – выдыхаешь устало, хочешь уйти, как десяток безликих девиц, что были перед тобой. Смейся, радуйся, Дэниел, ты всё-таки смог отыграться, использовав совершенно подлый и некрасивый приём, наверняка отколовший кусок от души.