Джек точно знает, что у него получится, иначе и быть не может. Да, руки чуть-чуть дрожат, совсем немного, но он упорно не обращает на это никакого внимания, в нём  слишком много самоуверенности и самонадеянности. А ещё – веры. Веры в то, что всё пройдёт наилучшим образом, идеально, как по нотам, что он сможет доказать, что его не зря выбрали одним из Всадников, что он действительно великий фокусник. Опомнись, Джек, ещё совсем недавно ты показывал на улице трюки с картами и сгибающимися силой мысли ложками, а теперь вдруг решил импровизировать на пафосной площадке для выступлений, когда на тебя устремлены десятки пытливых и насмешливых взглядов. Кто угодно назвал бы это безумием, но Джек думал, что это классно. Ох уж эта детская наивность, всё никак от неё не избавиться, она как яд, расползающийся по его внутренностям, она ему всё испортит. Рано или поздно.
Джек не хочет думать об этом, Джек вообще не склонен копаться в себя и мотивах своих действий, раз захотелось, значит, так и будет, исполнено наилучшим образом, а все остальные, наконец, признают его – он до сих помнит ироничную усмешку Мерритта, увидевшего его карту. Было обидно и неприятно, но трудности ведь для того и созданы, чтобы их преодолевать, разве не так? И Уайлдер сжимает челюсти так, что зубы хрустят, и обещает себе, что исправит такое отношение к себе.
Работать в группе – это сложно. Каждый старается выделиться, показать себя лучше остальных, и команда у них ещё не до конца сформировалась. Команда. Какое забавное слово для того, кто двадцать один год был одиночкой. Впрочем, глядя на то, как Дэниел хмурил брови, как Хэнли поджимала губы, а Мерритт закатывал глаза, можно было сделать вывод о том, что никто из них особенно не рад такому объединению. Да, чтобы исполнить план идеально, они должны стать одним целым, единым сознанием, но на практике всё оказалось гораздо сложнее, чем в теории. К тому же у них есть ещё полгода, чтобы исправить это.
А здесь и сейчас Джек стоит на сцене, лучи софитов бьют ему прямо в глаза, серьёзно, этим ребятам надо уволить их световика, потому что это ни в какие ворота не лезет. Здесь и сейчас Джек действительно пугается. Потому что не получается, не выходит у него, и это просто счастливая случайность, что никто из зрителей не заметил, как сильно он накосячил, выронив из руки пулю. Руки-то трясутся, помните? Простейшик трюк, фокус на уровне детского сада, а он так облажался. И только благодаря не растерявшимся Атласу и Хэнли удалось избежать полного провала и закидывания помидорами. Публика, кажется, не заметила вообще ничего, посчитав, что так и было задумано, а Джек смотрит только куда-то вперёд, на спину Дэниела, и думает, что он попал.
Всем известно, как Атлас ненавидит, когда что-то идёт не по плану, а сейчас у него случился Джек. Джек, который уже дважды пренебрёг подготовленным сценарием, Джек, который чуть было не подвёл всех, Джек, который… Джек, который просто растерялся и испугался. Больше всего хотелось спрыгнуть со сцены, убежать далеко-далеко и забиться в какой-нибудь угол, но приходилось стоять тут и растягивать губы в улыбке настолько искусственной, что просто челюсти сводило.
Момент окончания выступления нахлынул необратимо, как цунами, и он прекрасно знал, что это значит. Буквально через пару минут Атлас уже будет ругаться на чём свет стоит, наверняка обзовёт недоумком и идиотом, посмотрит разочарованно, а потом развернётся и уйдёт. Нет на свете ничего страшнее, чем выставить себя неудачником в глазах того, на кого ты так сильно хочешь быть похож. Секунды шли, и с каждой что-то внутри дрожало всё больше, как натянутая тетива лука, грозя вот-вот лопнуть, пребольно хлестнув по всему сознанию.
Финальный поклон воспринимается Уайлдером как добровольное восхождение на плаху. Того и гляди раздастся свист топора, и голова покатится вниз по ступенькам, в зрительный зал, на радость всем этим разжиревшим банкирам в слишком сдавливающих костюмах. Казнить, нельзя помиловать. Зато мучения были бы недолги, поэтому Джек вполне согласен выбрать для себя такую участь.
Он цепляется за руку Хэнли, извиняется сдавленно, а злосчастный пистолет тяжелит его карман. Девушка улыбается мягко, проводя рукой по его волосам, говорит что-то о том, что каждый имеет право на ошибку, что она когда-то тоже ошибалась на сцене, что это бывает. Джеку не становится легче, наоборот, как будто кто-то выкачивает весь воздух из комнаты огромным насосом, хотя даже Мерритт смотрит сочувствующе. Стоп. Мерритт и сочувствие? У него, наверное, уже галлюцинации.
Больше всего Джек не хочет оставаться с Атласом один на один, но понимает, что этого не избежать. Это такое же необратимое явление, как таяние ледников в Антарктиде, например, грозящее миру глобальным потоплением. Из-за глобального потепления. Отличный каламбур, надо бы записать, кстати. Джек громко сглатывает, ослабляя узел галстука, смотря куда-то себе под ноги. И позорно сбегает.
К себе в гримёрку, где можно хоть немного привести мысли в порядок, обдумать дальнейшие действия, поведение, но проходит примерно три секунды, как дверь открывается снова. На пороге вырисовывается – ну кто бы мог подумать – силуэт Дэниела Атласа, и Уайлдер поджимает губы, смиряясь с неизбежным. Сейчас Атлас определённо покажет ему, где раки зимуют, думает Джек, стараясь мужественно игнорировать накатывающие приступы паники, считая этот момент одним из самых ужасных в своей жизни. Да ему кошмары после такого сниться будут месяцами!
Он хочет что-то сказать, но даже отдалённо не представляет, что. Слова толкаются, давятся, не хотят складываться в предложения, Уайлдер никогда не был особенно красноречив, а уж сейчас и подавно. К тому же, ему почему-то кажется, что если он откроет рот, то его стошнит от волнения. Интересная теория, конечно, но вот пробовать её нет никакого желания. Поэтому он просто замирает посреди гримёрки, внутренне, да и внешне тоже, что уж там, съёжившись, как ребёнок, ожидающий выговора от сурового родителя.

Пора было бы уже признать тот факт, что он достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. Да, конечно, случались в его жизни вещи и похуже – взросление в детском доме, например, но сейчас всё было по-другому. По-другому, потому что одна его оплошность могла целиком перечеркнуть всё будущее Всадников, будущее, без сомнений, великое, и Джек сам себе просто этого не простил бы. Лучше бы пуля из пистолета прострелила ему голову, как и многим неудачливым фокусникам до него, а не выскользнула из дрожащей руки, катясь по полу и издевательски бликуя на ярком свете софитов. Мол, смотри-ка, Уайлдер, ты такой неудачник, кем ты себя только возомнил, Гарри Гудини двадцать первого века?
Любой трюк должен отрабатываться сотни раз перед тем, как показать его публике, Джек же, задёрганный и нервничающий, отрепетировал его, наверное, раз пятьдесят, чертовски мало и чертовски непростительно, так далеко от идеала, насколько это вообще возможно. Как вообще после такого смотреть в глаза остальным Всадникам, не заливаясь предательской краской румянца, от которого горели не только уши и щёки, но даже шея? Всё-таки он такой ребёнок, сейчас явно получит сполна за все свои прегрешения, ведь это было уже далеко не впервые, когда Уайлдер пытался инициативничать. Прошлые разы все как-то закрывали на это глаза, но то, что произошло сегодня, было настолько вопиюще, что промолчать у кого-то вряд ли получится. Жаль, что этим кем-то оказался именно Дэниел. Уж лучше выдержать шквал насмешек Мерритта, чем один недолгий разговор с Атласом, который постоянно вёл себя так, что Джек не мог отделаться от впечатления, что коллега с радостью бы от него избавился, сократив количество Всадников до троих человек. Джека спасал План. Великий План, в котором ему придётся в полной мере оправдать название своей карты.
Но до этого момента было ещё полгода, а сейчас Уайлдер дёргается в своей гримёрке так, как будто сквозь его тело пропустили заряд тока. Ужасно, что уже ничего не исправить. Это будет помниться месяцами, до самого конца, оставалось только смириться с грядущими фразами «а вот помнишь, как ты тогда чуть всё не испортил?». Фокусники и иллюзионисты никогда не забывают промахи своих коллег и соперников. Ну почему у него нет суперспособности возвращаться назад в прошлое? Один вздох – и не было бы ничего этого, и глаз бы не дёргался, и сердце бы не колотилось так суматошно, гулко стукая о рёбра изнутри, огромное, казалось, занимающее всю грудную клетку.
Уайлдер смотрит на Атласа, который похож на кобру перед смертельным броском. Напускное спокойствие, обманчивое, но одно неверное слово или движение… Что за дурацкие сравнения лезут в голову, право слово, это всё стресс виноват. Хоть Джек и не пьёт, но после такого обязательно уединится где-нибудь с бутылкой чего-нибудь покрепче, виски, например, а с утра проснётся с тяжёлой головой, мрачный и помятый, распространяя вокруг запах перегара и абсолютного несчастья.
Всё начинается довольно мирно. Всё всегда начинается мирно. Вежливый вопрос, но напряжение, повисшее между ними, можно ножом разрезать и оставить кусок себе на память. Джеку некуда деть руки, они кажутся слишком длинными, того и гляди заскребут по полу, и он то поправляет лацкан надоевшего жаркого пиджака, то приглаживает непослушный вихор волос, то дёргает за галстук, свисающий с его шеи, как удавка. Как будто его снова вызвали к директору за какой-то проступок, и он чувствует себя очень глупо, всеми силами стараясь вернуть хоть какое-то подобие спокойствия и уверенности. Необходим конструктивный диалог, а не жалкое мямленье и заикание, и Джек огромным усилием воли собирает себя по частям, потому что вспоминает, ради чего он всё это затевает. Чтобы показать, что он уже взрослый. Значит, надо сейчас вести себя соответственно.
- Что я тоже кое-что умею. Но такого больше не повторится, обещаю.
Голос всё равно звучит хрипло и надломленно, но, по крайней мере, не дрожит. Вполне можно поставить себе первую галочку.
Уайлдер хочет поделиться с кем-то своими переживаниями, но Дэниел для этого персона не самая подходящая. Лучше потом подойти к Хенли, чудесной понимающей Хенли, и попросить у неё совета.
Но…
- Это такой простой фокус, я думал, что всё получится идеально и эффектно. Хотел выехать на импровизации и эффекте неожиданности, чтобы придать драматизма концовке, ты же понимаешь.
Более жалких оправданий свет ещё не видывал, наверное. Но это же Дэниел, одним взглядом способный опустить температуру в комнате градусов на двадцать, и Джек ёжится, тратя последние крупицы силы воли на то, чтобы не опускать взгляд. Смотреть прямо в глаза, открыто и серьёзно, показать, что ему действительно не по себе от случившегося.