Внешний вид.

    Марья, потянувшись, открыла глаза. Она лежала на твердой лежанке, на которой устроилась лишь на пару минут, чтобы отдохнуть, и на которой в итоге проспала... сколько она проспала? Вытянув шею, чтобы взглянуть в окно, Марья пришла к выводу, что не меньше двух часов.

    Она вздохнула, поднимаясь. Время было потрачено впустую - за эти часы Марья успела бы добраться до деревни, что располагалась за лесом, да купить чего для Васьки; теперь, когда день подходил к концу, отправляться на тамошний рынок было поздно - все лавки будут закрыты к тому моменту, как Марья окажется в деревушке.

    "Ну ничего, - сказала она себе, - кажется, в кладовке оставалось немного меда".

    Марья пригладила растрепавшиеся волосы и потерла поясницу. Спина ныла после неудобного ложа; сознание еще не совсем прояснилось после сна. Зевнув, Марья подумала о том, как хорошо было бы отправиться в постель, забраться под пуховое одеяло и вновь заснуть, и, хотя Марья хотела бы провести так остаток дня, она отмела эту мысль - дела ведь сами себя не сделают.

    Протирая глаза, она направилась на кухню. В тереме было необычно тихо, отметила Маша; похоже, ни кота, ни Кощея не было. Первый то и дело где-то пропадал и мог не появляться по несколько дней, а вот Кощей как правило без предупреждения не уходил. Должно быть, во дворе, решила Маша, подхватывая миску с остатками завтрака и выходя из дома на улицу, чтобы покормить собаку.

    Псина, похоже, была ничейная; в последнее время она ошивалась возле, и Марья принялась ее подкармиливать, уж больно жалко выглядела животина. Будь ее воля, она забрала бы собаку насовсем, да Вася, стоило ей поднять эту тему, высказывался категорически против - у него, мол, аллергия, уши с хвостом облазят, да и вообще ему ничего не стоит кишки собаке выпустить. За последнее заявление он схлопотал от Марьи затрещину, но, тем не менее, от своей идеи она отказалась.

    Вывалив еду на траву, Марья подозвала псинку. Затем она выпрямилась и огляделась - Кощея во дворе было не видать. Лошадь его стояла на обычном месте стреноженная, значит, сделала вывод Маша, он либо находился дома, да она его не заметила, либо ушел куда-то на своих двоих и наверняка скоро вернется.

    Она вернулась на кухню. Отставив пустую миску, Марья направилась к кладовой.

    Пересекая коридор, она не сразу заметила тонкую полоску света, пробивавшегося из-под крышки люка, ведущего в подвал, но, заметив, остановилась в растерянности. Обычно подвалом не пользовались - по крайней мере, Маша ни разу не спускалась туда сама и не видела, чтобы когда-либо спускался Кощей, - однако сейчас там определенно кто-то был, Марья поняла это и по низкому, едва слышимому звуку шагов, идущему из-под крышки.

    Что делать, она не знала. С одной стороны Кощей когда-то советовал ей не заглядывать лишний раз в подвал, говоря, что ничего интересного она там не найдет - только грязь да старье, ей ненужное, с другой - Марья всерьез забеспокоилась. Она успокаивала себя мыслями о том, что это, должно быть, Кощей - кто еще это может быть? - однако волнение не утихало. Что, если это вор, что, если это очередной горе-богатырь, пришедший по кощееву душу? Там, внизу, мог прятаться кто угодно, думала она.

    Наконец, она наклонилась и, взявшись за кольцо, потянула крышку. Осторожно откинув ее, Марья ступила на лестницу, нерешительно замерев на верхней ступени.

    - Кощей? - позвала она, вглядываясь в полутемное помещение, освещенное лишь подрагивающим пламенем нескольких почти догоревших свечей.

Отредактировано Marya Morevna (02-05-2013 00:34:21)

    Он быстро откликнулся и, судя по шагам, тут же направился к ней. Марья шагнула на следующую ступеньку - и в этот же момент Кощей вынырнул из полумрака, утягивая ее за собой наверх. Поворачиваясь, она взглянула на полутемное помещение через плечо, не понимая кощеевой спешки, - и заметила что-то, что приняла сперва за ворох тряпок. Однако тряпки шевельнулись, и Марья, уводимая Кощеем, вдруг поняла, что это был человек.

    Но как он мог там оказаться? У Кощея не было причин держать кого бы то ни было в подвале... Вернее, Марье казалось, что причин у него нет. Она раскрыла было рот, чтобы спросить у него об увиденном, однако Кощей был так спокоен, что Марья, и без того сомневавшаяся, растеряла остатки уверенности. Возможно, ей показалось, сказала она себе.

    - Я не боюсь крыс, - откликнулась она, сжимая его ладонь. - Я искала тебя, а потом увидела свет, услышала шаги... - заметив, что начала оправдываться, Марья замолкла, давая себе возможность собраться с мыслями.

    Оказавшись в коридоре, она обеспокоенно посмотрела вниз. Она надеялась, что движение ей почудилось в неверном свете свечей, и на самом деле подвал пуст, однако была слишком далеко, чтобы суметь что-то разглядеть. Марья перевела взгляд на Кощея.

    - Что там у тебя? - спросила она, стараясь выглядеть спокойной. Ее подмывало спросить об увиденном, но она молчала, боясь услышать правду.

    - Точно... - протянула Марья с некоторым облегчением. Ее такой ответ полностью удовлетворил бы, не подай голос та малая часть ее разума, что до сих пор отказывалась верить Кощею на слово.

    "А что еще ты рассчитывала услышать?" - спросила она насмешливым голосом, похожим на голос Яги, с которой однажды Марье довелось встретиться. Та обращалась к Маше с точно такими же издевкой и снисходительностью, словно говорила не то с ребенком, не то с умственноотсталой. - "Тебе не нужно было спрашивать, ты могла сделать вид, будто уже спросила..."

    - Я этим и собиралась заняться, - проговорила она, когда Кощей, быстро поцеловав ее, буквально вытолкал Марью из коридора. Она, впрочем, не сопротивлялась - ей требовалось заняться чем-нибудь, чтобы отвлечь себя от тревожных мыслей.

    Впрочем, собраться не удавалось; Марья была крайне рассеяна. Из головы не уходило увиденное, нарезая хлеб, Марья гадала, была ли это куча тряпья, как ей сперва показалось, или и в самом деле человек. Человеку там делать нечего, говорила она себе, Кощей не стал бы держать в их доме пленника. Он ведь завязал, да и вообще умно ли держать кого-то в месте, куда она, Марья, имеет доступ?..

    - Ай! - вскрикнула она, отдернув руку. На пальце выступила кровь - задумавшись, Маша перестала следить за ножом. Результатом стал глубокий порез, который она, хныкая от боли, облизывала.

    Не выпуская палец изо рта, она поставила перед Кощеем тарелку, затем котелок с готовым, затем - шлепнула миску с хлебом так, словно она была виновницей всех бед, и только тогда уселась напротив.

    - Спасибо, - проговорила она, не без благоговения наблюдавшая, как Кощей заговаривал ее ранку.

    Ее лечение заняло не более минуты - он, стянув края пореза, пробормотал что-то, чего она не смогла разобрать, и тут же ранка затянулась свежей кожей. Еще мгновение, и о повреждении напоминал только привкус крови во рту - на пальце не осталось и следа, даже боль прошла.

    Заговор ранки - это мелочь по сравнению с тем, что еще мог сделать Кощей, однако даже такое небольшое колдовство завораживало Марью. Она, казалось бы, должна была привыкнуть к магии за то время, что она прожила с Кощеем, однако волшебство не приедалось ей, оно, как и прежде, продолжало притягивать и одновременно пугать. Пугать - потому что использовать его можно было и во зло, а Марья выросла на страшилках о злых ведьмах и колдунах, пользовавшихся своим даром для того, чтобы вредить окружающим.

    В историях, что рассказывали ей в детстве, чародеи использовали магию, чтобы - нередко в свое удовольствие - причинять неприятности простым людям, истязать или убивать их. Сейчас, перебирая в голове сюжеты сказок, Марья невольно вздрогнула, - беспокойство до сих пор не оставило ее. А теперь - разгорелось с новой силой, когда Маша некстати вспомнила россказни старух и дурную кощееву славу.

    "Надо поговорить об этом", - решительно сказала себе она, мягко высвобождая ладонь из кощеевой руки, однако смелость ее сошла на нет, стоило Марье поднять на него глаза. Так часто с ней случалось - лишь взглянув на Кощея, она могла растерять самый твердый настрой, подчиняясь ему. Может быть, и это тоже магия?

    - Немного, - буркнула она, лениво ковыряясь ложкой в супе, вышедшим слегка водянистым. Ей даже не пришлось врать - Марья в самом деле чувствовала себя нехорошо.

    На этом их разговор закончился. Маше было неуютно в образовавшемся молчании, однако она не спешила завести беседу - ее мысли продолжали крутиться вокруг подвала, тему которого поднимать не хотелось. Кощей также молчал, и трапезу они закончили в тишине.

    Марья собрала тарелки в корыто, которое отставила в дальний угол комнаты, - заняться мытьем посуды она намеревалась утром. Время еще оставалось - на улице не совсем стемнело, - но Маша не хотела браться за что-либо; она, мысленно отложив на завтра и все прочие дела, собиралась спать, о чем она, вытирая руки слегка влажным полотенцем, сообщила Кощею. Тот пообещал вскоре присоединиться, и, кивнув, Марья направилась в спальню.

    Уже разуваясь, она вспомнила о том, что хотела посмотреть, есть ли у них мед; стаскивая платье, она пообещала себе, что завтра сходит на базар, - уж больно не хотелось направляться в кладовую и вновь проходить мимо подвала, тот и так не выходил из марьиной головы. Складывая одежду, она раздраженно думала, что любая другая женщина на ее месте просто спросила бы напрямую, - и тут же сама себя оправдывала, говоря, что не любой другой мужчина - Кощей.

    Ступая босыми ногами по холодному полу и ежась, Марья спешно скользнула под одеяло, натягивая его до подбородка. Устроившись в постели, она обхватила себя руками, потирая голые плечи и жалея, что не растопила на ночь печку, - в спальне было холодно. Маша, сев, уже свесила ноги с кровати, намереваясь развести огонь, когда в комнату вошел Кощей.

    - Растопи печь, - хрипловатым голосом попросила она, прижимая к себе одеяло.

    Марья долго возилась бы с печью, спустись она, чтобы заняться огнем самостоятельно; Кощею же требовалось несколько минут для того, чтобы развести огонь. Он лишь щелкнул пальцами да проговорил нужные слова - и в небольшой печи затрещало пламя. Поблагодарив Кощея, Марья, подавшись назад, упала на подушку, вновь накрываясь одеялом и ежась - комната еще не успела прогреться.

    Тем временем Кощей, уже раздевшийся, лег на свою половину. Марья повернулась к нему, когда тот заговорил.

    - Да, - проговорила она, пожимая плечами. - Хотя, похоже, я простыла, - зевнув, добавила Маша, и впрямь ощущавшая некоторую слабость.

    Голова ее все еще болела после пробуждения, а мысли ее были путанными и разрозненными. Ей было тяжело сосредотачиваться на чем бы то ни было, к тому же, из машиной головы все еще не выходил подвал - мысли то и дело возвращались к нему. Маше требовалось то и дело напоминать себе об обманчивом полумраке, в котором все выглядит неверно - и в котором она без труда могла принять кучу старого тряпья за скорчившегося человека.

    - Спокойной ночи, - мягко сказала она, накрывая ладонь Кощея своей и закрывая глаза.

    Марья заснула почти сразу. Она спала неспокойно и некрепко; ей вскоре стало жарко, и она сбила одеяло куда-то в ноги. Ей снился кощеев подвал, который приобрел поразительно ужасающий вид в ее сновидении; ей снилось, будто это она устало привалилась к стене, будто она прикована. Вокруг нее были мертвецы, на запястьях которых она видела такие же кандалы, как на ее собственных. От них шел отвратительный удушающий смрад, машины запястья болели от тяжелых железных колец, и когда боль и запах стали невыносимо сильны - почти реальны, - она проснулась.

    Открыв глаза, она первым делом взглянула на свои запястья, ободранные до крови во сне; Маше казалось, что она все еще чувствует пульсирующую боль в них, однако ее руки оказались целыми. Тошнотворный запах гнили также исчез; Марья была в их спальне, не в подвале, и рядом с ней был спящий Кощей, не гниющие трупы.

    Она села на кровати, вытирая покрый от пота лоб. Прежде Марья никогда не демонстрировала такой впечатлительности, что же изменилось? Впрочем, гадать Марье не пришлось - ответ лежал на поверхности: так волноваться ее заставляла мысль о том, что Кощей действительно был таков, как рассказывали в историях, как говорила ей Яга. Эта мысль причиняла Марье чуть ли не физическую боль, и больше всего она хотела, чтобы ее предположение оказалось неверно, однако для того, чтобы узнать правду, ей требовалось спуститься в подвал, где она либо не нашла бы ничего и успокоилась - либо убедилась в правдивости как того, что заметила в первый раз, так и своей догадки.

    Это не твое дело, шепнул внутренний голос, когда Марья поднялась с постели. Что бы ты ни нашла там, быстро, словно торопясь ее, натягивавшую тонкое нижнее платье, остановить, говорил он, это тебя не касается - это только его дело, в которое тебе лезть не стоит.

    Она, уже зажигавшая от лучины свечу, была готова подчиниться и уступить, однако понимала, что не сможет выкинуть мысли о натуре Кощея из головы - да каждый раз, как она будет проходить мимо злосчастного подвала, будет возвращать ее к этим размышлениям. Правда могла перечеркнуть последние несколько лет ее жизни, но пребывать в неведении Маша не хотела. А потому она с решимостью, которой не испытывала днем, направилась к подвалу.

    Она оставила тяжелую крышку открытой, побоявшись оказаться запертой внизу, и начала спускаться, осторожно шагая по холодным ступеням и освещая себе путь вниз. По мере того, как она продвигалась, она начинала чувствовать царящий в подвале запах. Это был не смрад трупов, как в ее сне, но вонь от человеческих экскрементов, ставшая почти невыносимой. Марья, зажимая нос, едва дышала, удивляясь тому, как она сразу не почувствовала этот запах.

    Оказавшись внизу, она огляделась - и почти сразу заметила двух людей, полусидящих у стены. У Марьи перехватило дыхание, направившись к ним, она судорожно пыталась найти объяснение происходящему. Не мог же он заточить их просто из какого-то извращенного удовольствия? Здесь должно крыться что-то больше, что-то, что могло бы оправдать Кощея, однако, падая на колени возле них, Марья понимала, что ничего такого не находит.

    Это были мужчина средних лет и женщина, бывшая едва ли старше Марьи. Они не то спали, не то были без сознания, однако в том, что они были живы, Марья убедилась, проверив дыхание. Их руки были сведены за спиной и скованы, от наручников шли цепи, приковывашие узников к стене.

    Марья, оставив подсвечник, похлопала женщину по щеке, пытаясь привести ее в чувство.

    Девушка не реагировала; мужчина, которого Марья с силой ткнула под ребра, - тоже. Маша совершенно растерялась, она не знала, как ей стоит поступить. Ей не хотелось бросать незнакомцев в подвале, но ждать, пока Кощей обнаружит ее отстутствие, - еще меньше. Ей нужно было поговорить с ним и прояснить ситуацию, ведь он наверняка сможет ей все объяснить!.. Впрочем, уверенности, которую прежде вызывал у нее Кощей, не было.

    Она подергала цепи, пощупала наручники и, не обнаружив на них никакого замка, со вздохом села на пятки, окидывая темное помещение взглядом. В подвале не было ничего, что могло бы помочь Марье освободить пленников. В подвале вообще ничего не было. Кроме... Маша прищурилась, пытаясь разглядеть что-то, смутно белевшее в углу. Поднявшись, она подошла ближе. Сперва ей почудилось, что это, возможно, палка, однако, опустившись на колени, Марья поняла, что это кость.

    Уже дотронувшаяся до кости, Марья брезгливо ее отбросила, с опозданием понимая, что это, должно быть, кость человека. Голень, предположила она, разглядывая кость в неверном свете свечи, и, только подумав об этом, Маша догадалась, что та пара - не первые люди, которых он держал здесь.

    Что Кощей с ними делает? Использует в каких-то ритуалах, истязает ради собственного удовольствия или попросту держит их в подвале впроголодь, пока они не погибнут? Маша терялась в предположениях, кинувшись обратно к мужчине и женщине, так и не пришедшим в себя. Она вновь ударила пленницу по щеке, вложив в пощечину немалую силу; голова незнакомки мотнулась в сторону, однако женщина никак не отреагировала. Маша же была почти в панике.

    Когда Марья уходила с ним, она вроде бы адекватно оценивала свой поступок; она знала, на что подписывалась, и понимала, что истории, которые она слышала о Кощее, могут оказаться правдой - на чем-то же они основаны... Однако все сложилось так хорошо! Его поведение было безукоризненным, Маше даже в голову не приходило подозревать его в чем-то плохом. Он обещал, что не обманет ее доверия, и...

    Марья почувствовала, что слезы подступают к глазам, причем, она не знала, собирается ли плакать от жалости к убитым и пленникам или от жалости к себе самой. Когда, подумала она, Кощей собирался избавиться от нее? Тяжело дыша, она потрясла узницу за плечо, впрочем, уже не надеясь на ответ, - и вздрогнула, когда услышала голос Кощея.

    Он был прямо за ее спиной, но Маша, отвлеченная попытками привести женщину в чувство и жалостью к себе, не услышала, как он спустился и подошел к ней. Она осторожно, почти боязливо повернулась. Впервые Кощей пугал ее, впервые Марья всерьез забеспокоилась за свою сохранность, потому как совершенно не знала, чего от него ожидать.

    - Кто они такие? - спросила она, стараясь говорить твердо, однако из горла вырвалось жалкое хныканье.

    Он поднял ее на ноги, и Марья опустила глаза, не желая встречаться с ним взглядом. Ей было стыдно за слезы и за неспособность наступать; она и хотела бы взять ситуацию под свой контроль, но это был Кощей - а с ним Марье удавалось только подчиняться. Она ненавидела себя за слабость.

    Кощей заговорил неожиданно ласково, хотя, Маша могла поспорить, только что в его голосе чувствовались злость на нее и угроза. Но сейчас он говорил с такой добротой, что Марья едва подавила желание броситься ему на грудь и позволить себя успокоить. Ей хотелось верить тому, что у него есть объяснение, но здравый смысл напоминал, что она верила Кощею последние несколько лет - и вот к чему все привело.

    Он предлагал подняться на верх, и изо рта Марьи, практически зачарованной его словами, уже почти было вырвалось согласие... Она, однако, сказала другое.

    - Почему бы им не подняться с нами? - проговорила она, и голос ее стал более уверенным. Марья вытерла глаза, приказывая себе не отступать, что бы он ни сказал и что бы ни сделал. Она несмело взглянула на Кощея, готовая не то бежать, не то биться изо всех сил. - Им, должно быть, тоже есть, что сказать.

    Он потащил ее к лестнице, вцепившись в марьин локоть так сильно, что она невольно поморщилась от боли. Вырваться не представлялось возможным - мало того, что Кощей держал ее слишком крепко, так и положение было крайне невыгодным для побега: Кощей поймал бы ее раньше, чем она успела бы подняться наверх.

    Тем более, Марья не знала, хочет ли она бежать. Быстро поднимаясь следом за Кощеем, Маша думала, что не хочет его бросать; она думала - пусть и без особенной уверенности, - что, в зависимости от объяснения, которое собирается представить Кощей, она могла бы простить его... От этой мысли Марье стало противно от себя самой. Там, внизу, двое умирающих людей, которым она должна была помочь, а она думает не об их спасении, а о том, сумеет ли остаться с Кощеем, стребовав с него обещание больше так не делать.

    Должно быть, она ничем не отличается от него.

    - Что все это значит? - спросила она, стоило им подняться. Скрестив руки на груди, Марья, пытаясь скрыть страх, смотрела на Кощея, дожидаясь объяснений.

    Она едва ли представляла, что Кощей собирается ей сказать, однако уже чувствовало растущую готовность верить ему и простить его, выработавшуюся за те несколько лет, что они провели вместе. Марье с трудом удалось подавить ее; она приказала себе не отступать до последнего, пока не выведает у него всю правду и пока не заставит его отпустить тех людей. Она должна была как-то повлиять на него, она должна была помочь пленникам - прежде всего для того, чтобы успокоить свою совесть.

    Продолжая с силой сжимать ее локоть, Кощей тащил ее за собой, пока они не оказались в спальне. Он толкнул Марью к кровати, и она села, вдруг обнаружив в своем теле усталость, которой еще пару минут назад не чувствовала. Вместе с усталостью пришло нежелание разбираться; больше всего ей хотелось, чтобы произошедшее оказалось сном, чтобы Марья проснулась - и все встало на круги своя.

    Она хотела бы отступить от увиденного и предоставить Кощею возможность разобраться во всем за нее - ведь он наверняка знает, что делать... О да, он знает, - едкий голосок внутри нее вновь проснулся. И Маша, практически позволившая себе пойти на поводу у своего малодушного желания, вскинула голову.

    Когда она успела стать настолько несамостоятельной, настолько зависимой от него? Когда Марья успела размякнуть настолько, что лишилась всяких сил противостоять подобной жестокости? Как вышло, что происходящее вызывает у нее столь слабый отклик?.. Тем временем, Кощей говорил. Он говорил, что подобные вопросы не должны волновать Марью, говорил, что она должна была понимать, кто он. И Марья не могла не согласиться.

    - Но ты обещал, - выдала она свой единственный аргумент, прозвучавший крайне жалко. - Ты не ручной, но ты обещал мне!

    Она поднялась.

    - Кто они такие? Зачем они тебе? - спросила Марья, приближаясь к Кощею. Она не могла отступить, она лишила себя возможности отступления в тот момент, когда вообще решила спуститься в подвал, а потому теперь она должна была действовать решительно. Она должна была взять ситуацию в свои руки, чтобы не дать Кощею заговорить или обмануть ее. - Может быть, там и для меня готовилось местечко?

    - Вынужденные жертвы, - повторила она сквозь зубы. Вот как он это называет. Вынужденные, чтоб его, жертвы! Что же такое заставляет его убивать? В марьину голову не приходило ни одного варианта, который мог показаться ей достойным того, чтобы отнимать чьи-то жизни. Вне сомнения, у Кощея таковой был, вот только Маша не была уверена, хочет ли она узнать причину.

    "В конце концов, взялись же откуда-то истории про Кощея", - неожиданно отстраненно подумала она и тут же согласилась сама с собой. Ей следовало быть умнее, но, похоже, она была слишком очарована им, чтобы думать собственной головой, а не принимать из его рук готовую правду. Она до сих пор не была уверена, до конца ли спала пелена, застилавшая ей глаза и мешавшая оценить колдуна трезвым взглядом.

    - Как мы можем решить это миром? - буквально прошипела она, и каждое слово давалось ей с трудом. Марья не хотела обсуждать это. Марья хотела свернуться в постели клубочком, хотела, чтобы он лежал рядом с ней и обнимал - ласково, как всегда. Но она заставляла себя говорить. Она не должна была отступать, не должна была показывать свою слабость; она должна была бороться. - Не думаешь же ты, что я могу просто выбросить этих людей из головы?

    "Но кто", - вопрос возник в голове сам собой. - "сказал, что ты должна бороться за них?"

    Маша сжала зубы, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. Она едва не плакала - от страха, от обиды, от злости на себя и на него.

    - Сдохнуть? - не могла не переспросить она, когда Кощей продолжил говорить. Она думала, что смерть ему не страшна; даром, что ли, рассказывают байки о Кощее Бессмертном? О чем он говорит?

    Тем временем, Кощей шагнул к ней вплотную, и Маша, не выдержав, опустила глаза, не желая встречаться с ним взглядом. Впрочем, он тут же схватил ее за подбородок, вынуждая ее поднять голову. Их глаза встретились, и Марья похолодела, понимая, что его слова - чистая правда: он бросит ее туда, вниз, к тем людям, если она не угомонится.

    Она не нашлась, что сказать; из глаз полились слезы, которые ей до сих пор удавалось сдерживать.